От Лубянки до Кремля - Валерий Величко

Тем не менее к апрелю 1948 года восстание распространилось к западному побережью острова, где партизаны разгромили двадцать четыре полицейских участка.

Американским военным губернатором Кореи — генералом армии США Джоном Ридом Ходжем для руководства этим спецмероприятием и контроля за действиями корейцев были назначены три американских военных чиновника (среди них — названный главным советником KMAG по подавлению — полковник Харли Э. Фаллер).

Кроме полковника Фаллера туда входили капитан Джон П. Рид из KMAG G-2 (Армейской разведки — Аrmy intelligence) и капитан Джеймс Хосмен из KMAG G-3, которые координировали кампанию по «истреблению коммунистов» на «опаляемой земле».

Капитан Хосмен до сих пор гордится содеянным. В феврале 1987 года в одном из телевизионных интервью (Interview with Thames Television, February 1987) он назвал себя отцом новой корейской армии, что недалеко от правды. Он рассказывал, что зверства южнокорейской армии и спецлужб на острове не были секретом ни для американских советников, ни для высокопоставленных южнокорейских чиновников, но просто ни те, ни другие не хотели говорить об этом публично.

В комментариях «вне камеры», даже не прося о конфиденциальности, бывший капитан Хосмен также сказал, что корейцы были «зверскими ублюдками», «хуже, чем японцы»; а его роль состояла в том, чтобы сделать их жестокость более эффективной и скрытной. Он, например, показывая на деле, учил как правильнее обливать трупы казненных людей бензином и сжигать их, скрывая, таким образом, свои преступления и по возможности перенося ответственность за это на коммунистов.

Самое зверское крыло аппарата безопасности и полицейских сил президента Ли Сын Мана составляли корейцы, которые раньше сотрудничали с ненавистными японскими оккупантами, а потом прошли обучение в США.

Американские советники KMAG сопровождали все корейские спецслужбы, полицию, полицейские силы. Американские пилоты управляли C-47, не только использовавшимися для переправки на остров войск, оружия, военной материальной части, но иногда производившими самостоятельные бомбежки. Американские офицеры разведки в интересах правительственных войск и спецслужб обеспечивали ежедневную разведку территории. Военные корабли флота США, например крейсер «Крэйг», не только блокировали, но и обстреливали остров.

Понятны и мотивы такого «энтузиазма» американских военных.

Как всегда, американцы находили оправдание своей жестокости. Один из когорты «миротворцев», уже упоминавшийся нами полковник Ротвелл Браун с присущим этой нации самомнением, утверждал, что «островитяне были просто неосведомленными, необразованными фермерами и рыбаками», которые по своей глупости отказались признавать «превосходство американского пути».

Как потом, повторюсь, не признавали превосходства американского или западного пути во Вьетнаме, Югославии, Гренаде, Ираке, Ливии, Египте, Сирии и др., скоро не будет места на карте мира, где этот путь признают вообще.

Но ничто не забыто. Уже в начале 2000 года в Нью-Йорке прошло заседание Международного трибунала, где был рассмотрен рапорт об участии американцев в преступлениях на Чеджудо. В нем собраны данные на чиновников американской военной администрации, советников KMAG и др. (Korea International War Crimes Tribunal, June 23, 2001, New York.Report on US Crimes in Korea 1945–2001.3. The Question of American Responsibility for the Suppression of the Chejudo Uprising).

И вот, наконец, все позади.

Высокие советские гости чинно прошли мимо почетного караула по широкому яркокрасному ковру, раскланялись с хозяевами у трапа президентского ИЛ-86М. В соответствии с табелем о рангах расположились в салоне.

Пробежка по ВПП, взлет, и в иллюминаторах самолета становится все меньше и меньше, быстро удаляется благодатный и многострадальный остров Чеджудо.

Перевернута еще одна страница служебной биографии, и если бы не откровенное хамство некоторых приближенных МС, об этом удачно завершившемся эпизоде можно было бы вспомнить с улыбкой, добрым словом.

Но не обошлось и без ложки дегтя.

Вернемся к дню прилета.

Представьте. В гостиницу одномоментно прибывают около сотни амбициозных высокопоставленных т. н. VIP персон.

Как вы понимаете, буквально за полчаса одному человеку нелегко не только разместить, не обидев никого из прибывших, но даже просто своевременно раздать им ключи от номеров.

С каждой минутой рождаются десятки разных проблем, полуистерических невыполнимых требований и, естественно, обид. Атмосфера в моем небольшом штабном номере моментально накаляется, телефоны становятся буквально горячими.

По одному телефону помощник президента А. Черняев настойчиво требует разместить в гостинице приехавшего (вне делегации) своего друга-корреспондента Б. Ему, мол, нужен отдельный европейский номер. Обещаю, «…если получится..?»

В это же время машинистки из горбачевского секретариата срочно требуют найти им переходники для розеток. Напряжение в сети не 220, а 110 вольт. «Иначе…Михал Сергеич..!» Объясняю, что в отеле на первом этаже имеется «ресепшн», где они могут получить все необходимое. Обида.

Усевшись на моей кровати нахальная корреспондентка-ТАССовка требует предоставить ей прямую спецсвязь с Москвой, куда она должна срочно передать пресс-релиз о встрече двух президентов. Ее, видите ли, не устраивает связь через оперативно развернутый корейцами в отеле международный пресс-центр. Подавай ей советскую зашифрованную спецсвязь. Объясняю, что секунда подобной связи стоит очень больших денег и очень деликатно предлагаю пожалеть неТАССовский бюджет и отправить несекретный документ из пресс-центра за счет корейцев… Естественно, масса негативных эмоций. «Иначе…Михал Сергеич..!» Опять обида.

В это время в мой номер заходит неразлучный со своей сигаретой «Кент» в зубах начальник Управления, вернее тогда уже Службы охраны КГБ СССР — генерал-лейтенант Юрий Сергеевич Плеханов.

Душевно благодарит за проделанную работу и проходит в туалет.

Неожиданно без стука распахивается дверь и влетает весьма возбужденный товарищ Черняев. «А, это ты…!». И, повторяя через слово «…а я вот Михал Сергеичу…», громко и в очень грубой форме (используя ненормативную лексику) вменяет мне в вину чуть ли не срыв важнейшего международного мероприятия.

Действительно. Пишущие машинки секретариата не работают без переходников, важнейший пресс-релиз в Москву не отправлен кагэбэшной спецсвязью, а его очень уважаемый и очень знаменитый друг-корреспондент получил номер, где он вынужден будет ютиться на полу на циновке вместе, вы представляете, с какими-то охранниками!..

Но при чем здесь охрана, и тем более я — ее начальник штаба, сделавший невозможное?

Окончательно задерганный своими проблемами, я тоже достаточно громко и эмоционально, но без мата, объясняю Анатолию Сергеевичу Черняеву, что зовут меня Валерий Николаевич, фамилия моя — Величко, и я не «ты»…, а полковник Комитета государственной безопасности Союза Советских Социалистических Республик, который с таким даже помощником Президента на одном поле…. не сел бы.

Противно скатываться до перебранки, но довел меня великий международник.

В это время из туалета выходит ЮС, который все это, естественно, слышал.

Я никогда не видел этого интеллигентного, выдержанного человека таким рассвирепевшим. «Величко! Почему в штабе посторонние? Убрать! А ты, Толя! Не пошел бы…!»

Таких слов я от него не слышал за все время нашей совместной работы.

Понимая, что его «…а я Михал Сергеичу…» на Плеханова не подействует, Черняев, сверкнув глазами и скрипнув зубами, удаляется. Надо отдать должное, ЮС никогда своих в беде не бросал.

И сегодня, прочитав множество дифирамбов, написанных Черняевым себе и своим друзьям-спичтайтерам, я очень жалею, что не выполнил приказ своего начальника и не «убрал из штаба» будущего «мученика Фороса», умело прятавшего в августовские дни пленку с интервью МС «в трусики одной из своих подчиненных». Это не попытка его обидеть — это дословная цитата из его воспоминаний.

Кстати, видимо на уровне интуиции этот спесивый помощничек никогда не вызывал у меня симпатии. Еще более мерзок он мне стал после этого его интервью о поведении в Форосе. А обнаружив, что свои архивы он передал на хранение не в российский архив, а в Национальный архив Университета Дж. Вашингтона, я понял, что патриотизмом у Горби и в его команде никогда даже не пахло.

Служили они не Родине.

Услышав о моем участии в подготовке визита Горбачева в Южную Корею, мне, как правило, всегда задают один и тот же вопрос. Предугадывая, отвечаю: «Момента передачи Горбачеву пакета или шкатулки со ста тысячами долларов, о котором рассказывает В. Болдин и другие, я, увы, не видел. Очень занят был. Да и не знаю. Там ли и тогда ли это было.