Четыре танкиста и собака - Януш Пшимановский

– Прекратить огонь! – крикнул командир отряда.

– Прекратить огонь! – повторил вслед за ним унтер-офицер и подал команду двигаться вперед.

Короткими, осторожными перебежками немцы стали приближаться к вилле, внутри которой опять застрочили автоматы.

Через выломанную дверь вслед за первыми солдатами в дом ворвалась вторая группа. Просовывая стволы автоматов в иссеченный осколками и пулями зал, немцы, поднимая голову над полом, осторожно осматривались. Вот за разбитой мебелью что-то шевельнулось. Грохнуло сразу несколько автоматов, и на пол посыпались остатки огромного зеркала.

– Это было зеркало, идиот! – выругался унтер-офицер и, вскочив на ноги, бросился в зал. Увидев веревку, привязанную к спусковым крючкам автоматов, развешанных на колоннах, он разразился самыми грязными ругательствами.

Прежде чем разорвались первые гранаты, Густлик сидел уже за рулем генеральского автомобиля, одетый в светло-коричневую куртку высокопоставленного деятеля нацистской партии, с поясом и широким ремнем через левое плечо, с черно-красной повязкой на левом рукаве. Заглянув в зеркальце, он, поправил на голове фуражку и улыбнулся Гонорате, чтобы придать ей бодрости.

Услышав взрывы, он в последний раз дернул веревку, придержал ее, а потом, отбросив через опущенное стекло, нажал педаль газа. Машина стронулась с места и уперлась бампером в ворота гаража. Они дрогнули, закачались и сначала медленно, а потом все быстрее стали падать.

Елень выждал, пока они грохнутся на землю, потом включил газ, выехал из гаража и тут же свернул за дом, к задним воротам, выходившим в лес. Возле распахнутых ворот навстречу попалось еще одно отделение немцев, но унтер-офицер, увидев треугольный флажок и мундир за стеклом, торопливо отдал честь.

– Панна Гонората, вы вполне могли бы быть плютоновым, – одобрительно произнес Густлик, переключая скорость.

– А у вас какое звание?

– Вот, судя по форме, бефельляйтер.

– Нет, а на самом деле?

– А на самом деле – плютоновый.

Они смотрели друг другу в глаза, радостно улыбаясь, пока машина не налетела на лесной дороге на высокий пень.

Их изрядно тряхнуло, швырнуло вперед. Хорошо еще, что скорость была небольшая. Гонората поправила корзинку с фарфором на заднем сиденье. Густлик подал машину назад, выскочил и стал ее осматривать.

– Можно будет ехать?

– Если вот выправить…

Густлик ухватился за конец согнутого бампера, защемившего колесо, уперся ногой в сверкающий никелем металл и стал изо всех сил тянуть на себя.

Бампер не поддавался. Пришлось прибегнуть к помощи ломика. А время шло. Когда наконец удалось отогнуть железо настолько, что колесо могло свободно вращаться, вдали на дороге показался грузовик с немцами. Из-за него выскочили три мотоцикла. Расстояние до них стало быстро сокращаться.

Елень вскочил в машину, дал газ, включил сразу вторую скорость. «Если не смотреть, куда едешь, – подумал он, – то заедешь туда, откуда уже не возвращаются».

В смотровом зеркале отразилась взлетевшая сзади ракета. Елень прибавил газ, петляя то вправо, то влево, выбирая дорогу поровнее. Над самой машиной пронесся клубок света, рассыпался вишневыми звездами в нескольких метрах перед смотровым стеклом.

– В нас стреляют? – испуганно спросила Гонората.

Она спрятала голову за спинку сиденья, прижала руками косы к ушам, вытянув нечаянно ленту.

– Пока нет, – ответил Густлик, – просто предлагают остановиться, а потом схватят и расстреляют.

– И мы остановимся?

– Черта с два! Берите-ка эти шарики и вытаскивайте кольца. – Елень протянул руку, вырвал зубами предохранитель и добавил: – А потом швыряйте их назад, за машину.

Девушка послушно поставила гранату на боевой взвод.

– Назад, за машину? – переспросила она, не совсем ясно представляя, как это делать.

В зеркало Густлик уже видел лица мотоциклистов, которые, резко увеличив скорость, все больше сокращали дистанцию.

– Вот так, – высунув руку за окно, он перебросил гранату назад через крышу машины.

Гонората повторила его движение. В тот же миг затрещала автоматная очередь и сверху просвистел рой пуль. Несколько попало в цель, продырявив кузов. Три маленькие дырочки, окруженные сеткой трещинок, появились на смотровом стекле.

– Стреляют? – спросила Гонората, продолжая срывать предохранители и швырять гранаты на дорогу.

– Угу, – буркнул Густлик.

Правда, голоса его почти не было слышно, потому что прошло уже три секунды после броска первой гранаты и теперь разрывы грохотали один за другим, а из травы, из дорожных рытвин внезапно вырастали черно-красные кусты. Мотоциклисты старались обойти их, проскочить между ними, но вот сначала один, следом за ним второй попали в воронки и полетели в сторону, прямо на деревья.

Солдаты из грузовика несколько секунд вели частый огонь, но, наскочив на гранату, машина застряла на дороге с оторванным передним колесом.

– Хватит! – крикнул Густлик и придержал Гонорату за руку.

Только теперь девушка оглянулась и увидела, что вспышки пламени и клубы пыли от разрывов гранат тянутся за машиной по опустевшей уже дороге.

Когда в воздухе рассеялось последнее облако пыли, Гонората опустилась на свое место. Впереди группы немецких солдат переходили с правой на левую сторону дороги. Завидя машину с флажком, они уступали ей дорогу.

– Вот здорово! – радовалась девушка.

Внезапно сверху машину накрыла тень, в воздухе засвистело, дымные строчки трассирующих пуль прошили кроны деревьев и над самыми их вершинами промчались польские штурмовики.

– Здорово, да не совсем! – отозвался Густлик. – Не хватало только угодить под свои бомбы.

Он неотрывно осматривал в зеркальце дорогу сзади, а сквозь окна – впереди и по сторонам: везде, куда ни глянь, во взводных колоннах немецкая пехота.

– Гонората, вы меня любите?

– Может, и люблю.

– А сделаете, что я попрошу?

– Сделаю, – решилась девушка.

– Как только доедем до канала – я скажу когда, – вы во весь дух помчитесь через мост и первому попавшемуся скажете: «Плютоновый Елень сдерживает превосходящие силы противника и просит помощи».

– Но…

– Гонораточка, дорогушечка, один этот раз не откажите мне. Хорошо?

– Хорошо.

Густлик прибавил газ, и черный генеральский лимузин, прыгая на рытвинах, рванулся вперед.

Канал, который ночью форсировали танки и мотоциклы передового отряда поручника Козуба, под прямым углом ответвлялся от канала Гогенцоллерн и, протянувшись с севера на юг, мог служить хорошим прикрытием фланга войск генерала Штейнера. Для этого надо было только разрушить на нем все мосты и воспрепятствовать огнем переправе противника.

Пехотный взвод немцев с группой минеров подошел к разводному мосту и остановился на опушке леса. Офицер внимательно осматривал в бинокль местность с вершины той самой высотки, на которой ночью сидели Лажевский и Козуб. Поле впереди казалось совершенно пустынным, и только на другой стороне канала по тропинке вдоль насыпи сновал мотоцикл. Он мчался на юг, потом тормозил, поворачивал и с той же скоростью несся на север. Лейтенант никак не мог взять в толк, что он там делает, какое выполняет задание.

Усталые солдаты улеглись в тени под кустами, отирая с лица пот и расстегнув мундиры. За спиной офицера стояли два связных, и он наконец обратился к ним, указав на мотоциклиста:

– Обстрелять!

Солдаты козырнули и, пригнувшись, бросились в сторону канала. Перебегая от куста к кусту, они вскоре исчезли из виду.

Офицер какое-то время еще всматривался им вслед – не покажутся ли снова, а потом, заслышав за спиной быстро нарастающий шум мотора, обернулся. Между деревьями мелькнул черный силуэт, пропал, и вот чуть в стороне появился генеральский лимузин.

Командир взвода вышел на дорогу и поднял руку, чтобы задержать подъезжающего.

Однако тот, видимо, не догадывался об опасности и близости противника и скорости не сбавлял. В самый последний момент офицер едва успел отскочить в сторону. Что-то его, однако, встревожило, он выхватил из кобуры пистолет и прицелился в покрышку. В тот же миг взорвались две гранаты, выброшенные из окна промчавшейся машины.

Солдаты вскочили с места, кто-то крикнул, не разобрав, что случилось, кто-то склонился над бездыханным офицером. Тем временем машина отъехала метров на сто и внезапно исчезла из виду, словно провалилась сквозь землю. Запоздалая автоматная очередь только скосила несколько ивовых веток. Пули просвистели высоко над противотанковым рвом, на дне которого, увязнув в глубокой грязи, застрял генеральский «мерседес» с простреленными стеклами, продырявленной крышей и багажником, простроченным автоматной очередью.

– Гоноратка, беги! – приказал Густлик.

– А ты останешься?

– Останусь. Не спорь со мной, беги, – показал он в сторону моста.