История Петербурга в преданиях и легендах - Наум Синдаловский

В 1920 году госпитальному судну «Рига» присвоили новое имя «Народоволец». Случилось это незадолго до катастрофы, которую матросы как бы тайно предчувствовали и с суеверным страхом ожидали. По старой морской традиции, корабль не должен менять имя, данное ему с самого начала. Переименование всегда ведет к несчастью. Однажды причаленный у набережной Васильевского острова корабль вдруг дал крен, лёг на борт и затонул. Говорили, что он был построен с изъяном: страдал постоянным креном на правый борт. Для придания судну равновесия на противоположном левом борту имелась специальная цистерна, постоянно заполненная водой. Согласно расхожей легенде, один матрос привел на борт девушку.

«Они спустились в трюм. Случайно девица открыла кингстон, который матрос не сумел закрыть». Судно потеряло остойчивость и перевернулось.

В Петрограде распевали частушку на мотив «Яблочка»:

Эх, клёшики,Да что наделали —«Народовольца» потопили,С бабам бегали!

Ещё говорили, что за сутки до аварии с корабля ушли крысы, о чем вахтенный матрос будто бы своевременно доложил капитану, но тот не придал этому никакого значения. А крысы тем временем организованно покидали корабль: шли они по трапу, как рассказывали «очевидцы», «гроссами, то есть подразделениями по сто четыре штуки в каждом, и сразу устремлялись к церкви Киевского подворья, что на углу набережной и Пятнадцатой линии». Здесь эти твари ринулись в подвал, «сожрали все восковые свечи и муку для просфорок, а потом распространились по всему Васильевскому острову».

Иногда переименования сопровождались откровенными курьёзами, которые, так или иначе, находили отражение в городской мифологии. В начале 1920-х годов Екатерининский канал был переименован в канал Грибоедова, в память об Александре Сергеевиче Грибоедове, авторе бессмертной комедии «Горе от ума». В справочниках так и указывали: канал им. пис. Грибоедова. Однако некоторые до сих пор считают этот факт не более чем легендой, и утверждают, что каналу присвоено имя известного хозяйственника, некоего инженера К.К. Грибоедова, скончавшегося в 1922 году.

Был переименован и старейший Калинкинский пивоваренный завод. Согласно фольклору, это произошло совершенно неожиданно, в перерыве заседаний Третьего всероссийского съезда советов рабочих и солдатских депутатов, который проходил в 1918 году в Таврическом дворце. Рабочие Калинкинского завода выставили для делегатов съезда бесплатное угощение. Дорвавшись до любимого напитка пролетариата, делегаты затянули перерыв допоздна. Пьяно стучали кружками о мраморные подоконники, смачно сдували пену на яркие дубовые паркеты и прокуренными голосами горланили песню любимого героя революционной толпы Стеньки Разина «Из-за острова на стрежень…». После этого нехотя вернулись в зал заседаний и первым пунктом приняли постановление: присвоить Калинкинскому пивоваренному заводу имя Степана Разина.

Возможно, среди делегатов того съезда были и те, кто 19 января 1918 года с толпой революционных матросов ворвался в палаты Мариинской больницы, расстреляв без суда и следствия находившихся там бывших трёх министров Временного правительства. Сгоряча матросов посадили в Петропавловскую крепость, но уже тогда, принимая новых постояльцев, комендант крепости Павлов будто бы громогласно заявил: «Место им во дворце, а не в тюрьме». Узнав об этом, Зинаида Гиппиус записала в своих «черных тетрадях»: «Ну, вот и увидим их в Таврическом».

Наконец в 1924 году эпидемия переименований настигла и названия самого города. В траурные январские дни в числе мероприятий по увековечению памяти В.И. Ленина II съезд Советов «поддержал предложение петроградских рабочих» и своим постановлением переименовал Петроград в Ленинград. По удивительно неправдоподобному преданию, восемнадцатилетний Шостакович будто бы сказал одному из своих друзей: «Неужели, если когда-нибудь я стану великим, как Ленин, город после моей смерти назовут Шостаковичградом?».

Советский ленинград 1924–1991

Утраты

В ГЛУБИНЕ ПАМЯТИ ОХВАЧЕННОГО бедой послереволюционного Петрограда хранилось предание, всплывшее на поверхность уже после смерти величайшего инквизитора всех времен и народов. Будто бы в первые недели революции Сталин появлялся на заседаниях и приемах в Смольном как-то неожиданно, из боковых и задних дверей. «Зачем вы это делаете?» – спросил его один из партийных товарищей. «Больше бояться будут», – будто бы ответил начинающий великий вождь и учитель всего человечества.

С этого времени городской фольклор как бы утрачивает способность отражать созидательное, творческое начало бытия. В нём всё более явственно звучит тема разрушения, гибели, смерти, утраты. Впервые мистические видения прошлого приобретали конкретное содержание, а самые невероятные предчувствия находили фантастические подтверждения.

Молва утверждала, что на вершине Нарвских триумфальных ворот поселился колдун. Временами он принимает образ Славы, управляющей шестёркой коней, которые «мчались со всем Петроградом в чёрную бездну». Говорили, что художнику Павлу Филонову однажды удалось его увидеть, и он изобразил колдуна на своем загадочном полотне «Нарвские ворота». Но понять сюжет этой необыкновенной картины люди до сих пор будто бы не могут.

Не сходили с уст обывателей многочисленные легенды о крысиных походах. Будто бы крысы в несметных количествах населяли амбары на берегу Невы, неподалеку от Александро-Невской лавры. Когда этим мерзким тварям хотелось пить, они текли к реке живым потоком и могли обглодать до костей лошадь, попадись она на дороге, «как муравьи очищают лягушку». Какая-то таинственная сила поднимала эти жуткие полчища. Они шли среди бела дня по мостовой. Останавливались трамваи, шарахались кони, цепенели прохожие, а крысы всё шли и шли. Они пересекали улицы, доходили до Невы и неожиданно исчезали. Как в землю проваливались. «Знак беды… знак беды…» – шептали горожане.

Собор Христа Спасителя (Спас-на-Водах)

Тем не менее какая-то надежда в людях ещё теплилась. Родилось поверье: благополучие Петербурга – Петрограда – Ленинграда, его честь и достоинство оберегаются тремя всадниками, рыцарями сказочного города: Петром I, Николаем I и Александром III. Пока они стоят на страже царственного града, никакой катастрофы не произойдет. В 1937 году, когда памятник Александру III сняли с пьедестала и отправили за решётку Русского музея, знак беды в сознании ленинградцев обозначился так явственно, что в него поверили окончательно.

Но началось всё гораздо раньше. Мы уже говорили о памятниках монументальной скульптуры, утраченных в результате реализации ленинского плана монументальной пропаганды. В архитектуре первыми жертвами нового режима стали культовые сооружения.

В 1911 году на набережной Ново-Адмиралтейского канала, на деньги, собранные по всей России, был возведён храм Христа Спасителя, ставший памятником морякам, погибшим во время русско-японской войны. Мы уже о нём однажды упоминали. Это был «символ братской могилы для погибших без погребения героев-моряков». Храм строился по проекту архитектора М.М. Перетятковича в ретроспективном стиле и напоминал древнерусский белокаменный храм Покрова Богородицы на Нерли. На внутренних стенах храма были укреплены бронзовые доски с именами двенадцати тысяч погибших моряков – от рядовых до адмиралов. Над досками висели копии судовых икон и были начертаны названия кораблей.

В 1932 году храм Христа Спасителя, или, как его называли в народе, Спас-на-водах, был взорван. По одной из городских легенд, доски с именами погибших сбросили в Неву. По другой легенде, местные жители собирали разбросанные взрывом осколки мемориальных бронзовых плит и прятали их по домам. Сохранить удалось не все. Одну из досок, говорят, ещё долго можно было увидеть в магазине вблизи Большого дома. На ней разделывали мясные туши. Согласно той же легенде, камни разрушенного храма пошли на строительство Большого дома. Одна из мозаик, изображавшая лик Иисуса Христа, упала в Ново-Адмиралтейский канал. По сохранившимся преданиям, глаза Спасителя ещё долго глядели в небо со дна канала.

По воспоминаниям очевидцев, уничтожение храма городские власти превратили в праздник. Если верить легендам, на противоположном берегу Невы, на Васильевском острове, был сооружён специальный помост, откуда руководители Ленинграда наблюдали за гибелью «символа старого режима».

Трагическая очередь дошла и до кронштадтского Морского собора, построенного в 1913 году гражданским инженером В.А. Косяковым по образцу православного собора Святой Софии в Стамбуле. Его решили взорвать. И раз навсегда покончить с религиозным дурманом на мятежном острове. Под фундамент собора заложили несколько тонн взрывчатки, подожгли фитиль. Громадная масса собора медленно приподнялась над землёй, на мгновение застыла в воздухе, и на глазах изумленной толпы, как рассказывает легенда, медленно опустилась на прежнее место. Может быть, это была ошибка взрывников, может быть, вмешательство небесных сил. Однако собор больше не трогали.