Слёзы Шороша - Братья Бри

Все попытались представить, как будет выглядеть его странная мечта, воплощённая в жизнь. Это было не так-то просто… Его голос прервал это непростое занятие:

– Добрые всё же в Дорлифе ночи: захочешь потеряться – не потеряешься!

Все согласились с ним насчёт «добрые», хотя и не очень поняли насчёт «потеряться». И промолчали.

– В Дорлифе рурики ни к чему, разве что для забавы, – прохрипел Гройорг что-то совсем непонятное.

– Гройорг! – услышал он голос, вернувший его из мира грибных полян, злых ночей и бесполезных в Дорлифе руриков.

Морковный человечек сидел на диване, приютившись в его дальнем от камина углу, сидел и радовался, глядя на Семимеса и его друзей. И печалился, потому как знал, что скоро наступит мгновение, когда он скажет: «Друзья мои, поспите чуток. Подниму вас до свету. Слово нести надо. И пусть темень будет слепой в этот час».

Книга третья

Вне истории. Возвращение к себе

Глава первая

Какие-то люди

Мартин вдруг прервал свой устремлённый, решительный бег и, коротко оглядевшись, присел подле того, кого минутой ранее скрыли заросли папоротника и кто ещё мгновением ранее заставил его не на шутку всполошиться. (Вместе со своим родным дядей он совершал плановый обход леса. Они как обычно держались на некотором удалении друг от друга, изредка проверяя окликами количество ярдов между ними, а значит, и надёжность взаимной поддержки).

На земле навзничь, неподвижно, казалось, не пробуя чувствами жизнь, лежал человек… юноша, на первый взгляд, чуть старше самого Мартина, лет восемнадцати-девятнадцати.

– Дядя Сэмюель! Дядя Сэмюель! Сюда! Быстрее! – кричал Мартин.

– Где ты? – откликнулся тот. – Потерял тебя!

Мартин, словно ошпаренный колючей щетиной ежа (коему по рождению претит роль зайца), вынырнул из высокой травы и яростно замахал руками:

– Сюда, сюда! Быстрее! Он здесь!

Он пытался дозваться напарника, не только напряжением глотки добавляя звуку пронзительности, но помогая словам усердной жестикуляцией и гримасничаньем, которому безраздельно предавалась лишь одна половина его лица, не желавшая покориться другой, казалось, безжизненной, но обладавшей какой-то скрытой властью над всеми жилками, что связаны невидимыми нитями с душой. И облик, и телодвижения Мартина выдавали нетерпение в нём, как будто он наткнулся на нечто такое, чему назначено было изменить его жизненный путь и что теперь заставляло его подгонять время.

Сэмюель, подстёгнутый волнением племянника (сначала слышимым, а затем и зримым) и промелькнувшим в голове: «Кто этот „он“?.. человек?.. раненый человек?», убыстрил шаг, и едва лицо Мартина, раскрасневшееся и покривлённое, успело ещё раз… и ещё раз стереться и вновь нарисоваться над синевато-зелёной рябью, как они поравнялись.

– Жив?

В ответ Мартин пожал плечами: ему не хотелось признаваться в своём подозрении, что незнакомец, распластанный на земле, вовсе не жив. Оба опустились на колени. Рука Сэмюеля прильнула к шее юноши.

– Как семенит, ударов двести, не меньше… Всё вроде бы цело… ран нет… крови нет. Та-ак… Шея не свёрнута – и это главное. Кто же тебя, бедолага, так опрокинул?

– Дядя Сэмюель, их двое было. Второй рванул в чащу.

– Второй, говоришь? – сосредоточенность на лице лесника ещё больше нахмурилась. (Он, а вслед за ним и его добровольный помощник поднялись, чтобы лучше осмотреть место). – Рванул в чащу?.. Что ж его так подогрело? Понятно что. Но почему?.. Какие мысли на ум приходят, сынок?

Мартин опустил голову, чтобы спрятать глаза, точнее, один глаз, тот, что его выдавал, правый: он не любил, когда кто-то (даже дядя Сэмюель) видел, как он ищет мысль. Через полминуты он ответил:

– Эти двое сказали много слов.

Вопросительный взгляд Сэмюеля не отпускал его, и Мартин пояснил:

– Они заблудились, стали психовать и сказали слишком много слов, и тот, – Мартин кивнул в сторону, – ударил нашего парня.

– Разве что одним ударом свалил, следов драки не видно. А вот если бы спорили безоглядно, мы бы их за милю услышали. Нет, здесь что-то похитрее свалки задиристых слов… что-то похитрее…

И тут Мартин заметил, что глаза дяди Сэмюеля словно отделились от смысла слов, которые продолжал произносить его рот, и прониклись смыслом чего-то другого, того, что находилось где-то за спиной Мартина и что было в эти мгновения важнее всякой болтовни. Он сообразил: «Второй!», обернулся и оглядел лес: ничего… ничего того, что притянуло бы глаз своей новизной или зацепило настораживающим движением.

– Юркнул за дерево и притаился, – тихо сказал Сэмюель и затем прокричал, громко, но нарочито дружелюбно: – Эй, незнакомец! Хватит в прятки играть! Давай к нам! Ты поможешь нам, мы поможем тебе! Твой спутник жив!..

– Боится.

– Однако же не уходит.

– Не уходит, – согласился Мартин. – Ещё попытаться?

– Если боишься подойти, – продолжил уговоры Сэмюель, – хотя бы отзовись, и поговорим на расстоянии… не доверяя друг другу… как Клинт Иствуд и Ли Ван Клиф в «На несколько долларов больше». Согласен?

– Дядя Сэмюель, человек без имени и полковник Мортимер, – подсказал Мартин (он любил Клинта Иствуда и вместе с дядей пересмотрел все фильмы с его участием, даже, как он выражался, «древнюю классику»).

– Человек без имени и полковник Дуглас Мортимер! – прокричал Сэмюель. – Примерь на себя любого!.. Не любишь вестерны? Это твоё право! В любом случае не упусти своей выгоды! Мы лесники! И если вы с приятелем заплутали, выведем вас к шоссе! Слышишь меня? Решайся!

Из-за дерева раздался короткий глухой звук, походивший на рык зверя, и в следующее мгновение фигура, не отчётливо, но всё же различимая как человеческая, метнулась в глубь леса.

– Чёрт! – выругался от досады Сэмюель. – Ещё огрызается, лучше бы слово человеческое сказал. Ничего он толкового не смотрел.

– Я догоню его, – предложил Мартин (в глазах его была решимость, но ему нужно было одобрение лесника: в пределах их просторного, на многие мили простирающегося обиталища последнее слово всегда оставалось за ним, и всегда оно было справедливым).

– Не стоит, Мартин. Думаю, не стоит. Он вернётся. Подле этого парня он оставил немного себя, и эта приманка заставит его кружить где-то поблизости.

Слушая дядю и внутренне соглашаясь с ним, Мартин одновременно искал лазейку: азарт охотника за головами разгорался в нём и брал верх над здравым смыслом. И в каком-то закоулке души, там, где прячутся всякие мысли и мыслишки, он нашёл резон, который помог ему настаивать на своём.

– Но он… он же заблудится. Можно я догоню его?

Сэмюель всё понял и теперь ответил всего одним словом:

– Давай.

Не мешкая больше ни секунды (ведь теперь всё зависело только от его прыти), Мартин бросился в погоню… И вдруг услышал:

– Постой, Мартин! Постой! (Он резко прервал бег и огрызнулся взглядом: в нём не было злости – лишь раздражение.) Камень оставь!

Мартин привычным движением отстегнул небольшую, но увесистую сумку от поясного ремня и быстро снял её, перекинув через голову другой, узенький, ремешок, на котором она свисала с плеча. Затем бросил её к ногам Сэмюеля и снова забыл обо всём, кроме странного рыка, который так неожиданно дёрнул за нерв, связанный с его потаёнными мечтами.

– Удачи, сынок! – нагнал его голос дяди.

Впервые за три года Сэмюель попросил Мартина расстаться (конечно, только на время) со своим камнем. Впервые за три года он вообще заговорил с ним об этом камне.

Три года назад этот камень стал причиной нешуточной ссоры между ними.

Однажды во время обхода леса Сэмюель наткнулся на поваленную молодую берёзу, крона которой ещё не успела завянуть. Ствол её был сломан каким-то странным, непривычным глазу бывалого лесника, способом на высоте приблизительно пяти футов от земли. На некотором расстоянии от неё он обнаружил ещё одно деревце, загубленное точь-в-точь как первое и, казалось, безо всякой цели, без разумения. («Задачка», – сказал он себе). На следующий день ещё три и подле двух из них – следы ботинок Мартина. «Он видел, – подумалось Сэмюелю, – но молчит, не хочет расстраивать меня».

За обедом, когда ярды, разделяющие и сближающие дядю и племянника, по обыкновению уменьшились до футов, он сказал:

– Мартин, надо будет нам с тобой задачку одну решить. Ты, должно быть, приметил: в полумиле от дома по направлению к Верхнему озеру кто-то или что-то, не пойму, губит молодые деревца. Не спиливает, не срубает – просто переламывает «хребет». (Мартин вернул на тарелку кусок рыбы, который уже подносил ко рту, и потупил голову.) Никак не возьму в толк, какой в этом смысл и кто может такое вытворять. Точно, не ураган, да и не вчера он навещал наши края. На зверя не похож: остались бы особые метки. На человека вроде бы тоже: какая тут цель?.. не пойму…