Обсидиановая бабочка - Лорел Гамильтон

Рамирес тронул меня за плечо. Я подняла голову и мотнула ею:

- Ничего, все в порядке.

Поглядев на сцену, я увидела, как Сета кладут в гроб. Я и не пыталась ощутить - и так ясно, что он еще здесь. Еще в сознании. Он не мог понимать, что позволяет с собой сделать. Не мог. Или мог?

Пинотль повернулся к зрителям, и глаза его горели черным огнем, как у вампира, который выдает свою полную силу наружу. Помощники-ягуары закрыли гроб, закрепили тяжелую крышку. Общий вздох вырвался у зрителей, будто им стало легче, что эту крышку наконец закрыли. Не мне одной было трудно на все это смотреть.

На сцену выплыла Итцпапалотль, одетая в тот же алый плащ. Пинотль встал перед ней на колени, вытянул руки. Она положила хрупкие кисти на его мощные ладони, и я ощутила порыв силы, как трепетание птичьих крыльев.

Пинотль встал, держа ее руку, и они повернулись к публике, оба сияя черным пламенем глаз, разливавшимся по лицу, как маска.

Прожектора залили пространство между столами неярким светом, будто это были огромные светляки. Каждый прожектор остановился на своем вампире - бледном, изможденном, голодном, возможно, изнуренном постом, потому что не я одна знала, что они не кормленные. В публике послышались восклицания, какие они бледные, какие страшные, о Боже мой. Нет, она хотела показать их всем такими, какие они есть.

И Итцпапалотль с Пинотлем шагнули в эту слабо освещенную тьму, и снова пахнуло силой, бьющей как птичьи крылья, щекочущей лицо, кожу, будто я стала голой и тело мое ласкало колышущееся оперение. Я почти физически ощутила серию ударов, когда сила коснулась каждого вампира, зажигая их глаза черным огнем. Они засияли алебастром, бронзой, медью, сверкающие, красивые, с глазами, излучающими свет черных звезд.

Они выстроились в ряд и запели. Запели хвалебный гимн в честь своей темной богини. Мимо нашего стола прошел Диего, выпоротый вампир, ведя на поводке высокого бледного мужчину с волнистыми желтыми волосами. Кристобаль, тот, кого морили голодом? Среди вампиров оголодавших не было. Все они сияли, хорошо накормленные и наполненные темной, сладкой силой, как перезрелые ягоды, готовые упасть на землю. Сладчайшая спелость в них граничит с гнильцой - так бывает зачастую и в жизни, когда лучшее с худшим балансируют на лезвии ножа.

Все еще возглашая ей хвалу, вампиры сошли со сцены. Обсидиановая Бабочка и Пинотль спустились по ступеням, взявшись за руки, и я знала, куда они идут, и не хотела, чтобы они были рядом со мной. Я нее еще ощущала их силу, будто стояла в облаке бабочек и они колотились мягкими крылышками о мою кожу, об меня, пытаясь проникнуть внутрь.

Они подошли и встали перед нами. Она слегка улыбалась мне. Черное пламя притихло, но в глазах сквозила все та же пустая чернота, в глубине которой играли сполохи света. Словно их зеркальным отражением были глаза Пинотля, но не черное пламя, а чернота бесконечной ночи царила в его взгляде, и в нем были еще звезды - целый звездопад.

Эдуард взял меня за локоть и повернул к себе. Мы оба стояли, хотя я не помню, когда встали.

- Анита, что с тобой?

Мне пришлось дважды сглотнуть слюну, чтобы обрести голос.

- Ничего, все в порядке. Да, все в порядке.

Но сила все еще плескалась об меня бешеными крыльями, птицы кричали, что они заперты во тьме и хотят вернуться внутрь, в свет и тепло. Как я могу бросить их в темноте, когда мне достаточно открыться, чтобы их спасти?

- Прекрати!

Я повернулась к ней лицом - она все еще приветливо улыбалась. Одной рукой держа за руку Пинотля, она вторую протягивала мне. Я знала, что, стоит мне эту руку принять, все ее сила хлынет в меня. Я разделю с ней силу. Это было предложение разделить силу, но какова его цена - ведь цена бывает всегда?

- Чего ты хочешь? - спросила я, не зная даже, к кому обращаюсь.

- Я хочу знать, как ваша триада достигла своей мощи.

- Я скажу тебе, только не надо все это устраивать.

- Ты знаешь, что я не могу отличить правду от лжи. Такой способностью я не обладаю. Коснись меня, и я получу от тебя знание.

Крылья полоскали мою кожу, будто летуны нашли воздушный поток прямо над моим телом.

- А что получу я?

- Подумай над вопросом, и ты получишь ответ. Ты его вынешь из моего разума.

Рамирес встал, махнул рукой, и я, даже не глядя, знала, что патрульные идут к нам.

- Я не знаю, что тут происходит, но мы этого делать не будем, - заявил Рамирес.

- Сначала ответь на вопрос, - сказала я.

- Если смогу.

- Кто такой Супруг Красной Жены?

На лице ее ничего не отразилось, но голос прозвучал озадаченно:

- Красная Жена - так иногда называли кровь мексиканцы, ацтеки. Кто такой может быть Супруг Красной Жены - я действительно не знаю.

Я потянулась к ней, хотя и не собиралась. И совершенно одновременно Рамирес и Эдуард схватили меня, чтобы потянуть обратно, а Итцпапалотль вцепилась в мою руку.

Крылья взорвались вихрем птиц. Тело мое открылось, хотя я знала, что это не так, и крылатые создания, едва замечаемые глазом, рванулись и проникли в меня. Вихрь силы прошел через меня и снова очутился снаружи. Я оказалась элементом огромной цепи и ощутила связь с каждым вампиром, которого касалась Итцпапалотль. Будто я текла сквозь них, а они сквозь меня, как сливаются воды рек в одну большую реку. Потом я плыла сквозь ласковую тьму, и были звезды, далекие и мерцающие.

И донесся голос, ее голос:

- Задай один вопрос, это будет твоим.

И я спросила, не шевеля губами, но все же слыша свои слова:

- Как научился Ники Бако делать то, что сделал с Сетом Пинотль?

С этими словами возник образ сшитой Ники твари, послышался ее сухой запах и голос, шепчущий:

- Спаси.

И снова замельтешили образы, да с такой силой, будто били меня по телу. Я увидела Итцпапалотль на вершине пирамидального храма, окруженного деревьями джунглей. Доносился их густой зеленый запах, слышались ночные крики обезьян, вопль ягуара. На коленях перед богиней стоял Пинотль и пил кровь из раны на ее груди. Он стал ее слугой, и он получил силу. Много различных сил, и одна из них заключалась в том, что он сейчас делал. И я поняла, как он взял сущность Сета. Более того, я поняла, как это происходит и как вернуть все обратно. Я знала, как расцепить тварь Ники, хотя учитывая, что было сделано с вервольфами, возвращение в плоть означало для них смерть. Нам не нужен Ники, чтобы снять чары. Я сама могла. И Пинотль мог.

Она не стала спрашивать, поняла ли я, - она знала, что поняла.

- А теперь мой вопрос. - И не успела я произнести или подумать "погоди", как она уже очутилась у меня в голове. Тянула из меня воспоминания: образы, обрывки, и мне было ее не остановить. Она видела, как Жан-Клод поставил на меня метку, и видела Ричарда, видела, как мы впервые черпаем силу намеренно. Она видела ночь, когда я по собственной воле приняла вторую и третью метку, чтобы спасти нам жизнь. Нам всем.