Обсидиановая бабочка - Лорел Гамильтон

- Уберите ее от меня на хрен!

- Скажи нам, где этот монстр, и я ее вышлю из палаты.

Ники глядел на меня, на него, и теперь я видела у него на лице страх. Тут даже вампирское зрение не нужно было.

- Вы этого не сделаете. Вы ведь копы.

- Мы ничего и не делаем, - сказал Рамирес.

Ники снова таращился на меня.

- Вы копы. Вы меня можете казнить, но не пытать. Это закон.

- Ты прав, Ники. Полиции запрещено пытать арестованных. - Я наклонилась поближе и шепнула: - Но я же не из полиции?

Он снова начал дергать цепь, греметь ею по пруту во все стороны.

- Немедленно уберите ее от меня! Я требую адвоката. Немедленно адвоката!

Рамирес обернулся к двум патрульным у двери:

- Пойдите вызовите адвоката для мистера Бако.

Копы переглянулись.

- Оба? - спросил один.

- Оба, - кивнул Рамирес.

Они снова переглянулись и направились к двери. Тот, что повыше, спросил:

- И сколько времени должен занять телефонный разговор?

- Сколько-то. И когда вернетесь, постучите.

Патрульные вышли, остались только Эдуард, Рамирес, Ники и я. Ники уставился на Рамиреса:

- Рамирес, вы же отличный коп. Я про вас никакой грязи не слыхивал. Вы ей не дадите меня пытать. Вы же нормальный мужик, Рамирес! Не давайте ей меня пытать!

Он говорил быстро и высоко, но с каждым повторением он был все больше уверен в себе, уверен, что добропорядочность Рамиреса будет ему щитом.

В одном он, наверное, был прав. Рамирес не даст мне его тронуть, но я хотела, чтобы Рамирес дал мне его напугать.

Я потянулась, будто погладить его по щеке. Он отдернулся.

- Рамирес, мать твою, забери ее от меня, будь человеком!

- Я буду поблизости, Анита, нужен буду - позовешь.

Он отошел от кровати и сел в дальнем углу палаты рядом с Эдуардом.

- Рамирес!! - отчаянно крикнул ему вслед Ники.

Я тронула его губы пальцами, и он под этим ласковым прикосновением застыл. Медленно двинулись его глаза, очень медленно заглянули в мои.

- Ш-ш-ш, - прошептала я, наклоняясь к нему губами, будто поцеловать в лоб.

Он открыл рот, резко набрал воздуху и завопил. Я взяла его лицо в ладони, как делал Пинотль, но я знала, что руки мне не нужны. Я могла высосать его поцелуем.

- Молчи, Ники, молчи.

Он заплакал.

- Пожалуйста, пожалуйста, не надо!

- И вервольфы тоже так тебя умоляли? А, Ники?

Я свела ладони, сделав ему губки бантиком.

- Да, - произнес он сдавленными губами. Мне пришлось заставить себя отпустить его, иначе остались бы следы. Нет, отметин оставлять нельзя. Нельзя давать Марксу повода прицепиться к Рамиресу.

Я оперлась руками на прут кровати, к которому Ники был пристегнут. Он отодвинул руку на длину всей цепи, но не дергался. Только смотрел на меня, как мышь на кошку, когда знает, что бежать некуда. Я наклонилась к нему. Это было небрежное, очень естественное движение, но мое лицо приблизилось к нему настолько, что он теперь видел лишь его.

- Сам видишь, Ники, бывают вещи и похуже.

- Я тебе нужен, чтобы вернуть тех. Мы с тобой можем вернуть их к жизни.

- Сам видишь, ты мне больше не нужен. Я теперь знаю, как все это проделать. - Я перегнулась, приподнявшись на цыпочки, руки на перилах кровати, подалась к нему, будто хотела шепнуть в ухо: - В ваших услугах более не нуждаются.

- Умоляю, - шепнул он.

Я заговорила, так близко придвинув к нему лицо, что ощущала теплую волну собственного дыхания.

- Врачи удостоверят твою смерть, Ники. Тебя где-нибудь закопают в ящике, и ты будешь слышать каждую лопату земли, упавшую на крышку гроба. Ты будешь лежать в темноте и вопить безмолвно, и никто тебя не услышит. Может, придется нефритовую бусинку зашить тебе в рот, чтобы ты лежал тихо.

Слезы текли у него по щекам, но лицо его было пусто, будто он не знал, что плачет.

- Говори, где твой хозяин, Ники, или, клянусь, тебе придется хуже смерти.

Я очень нежно поцеловала его в лоб.

Он заскулил.

Я поцеловала его в кончик носа, как ребенка. Нависла над его ртом.

- Рассказывай, Ники.

Я опустила губы ниже, они соприкоснулись с его губами, и Ники резко отвернулся.

- Я расскажу. Я все расскажу!

Я отодвинулась от кровати, пропуская Рамиреса.

Зазвонил телефон. Эдуард вытащил из заднего кармана оживший сотовый и вышел разговаривать в холл.

Голос у Рамиреса был не очень довольный:

- Что значит - не можете рассказать, как туда добраться?

Блокнот у него был раскрыт, перо наставлено, но ничего не записано.

Ники выставил руки, будто отгораживаясь от меня.

- Я вам клянусь, что могу вас туда отвести, но объяснить, как проехать, да еще как найти, - не могу. Я же не хочу вас посылать наобум, чтобы вы его не нашли. Вы тогда все свалите на меня, а я не виноват.

Рамирес посмотрел на меня. Я кивнула. Он был слишком перепуган, чтобы врать, и слишком глупая была бы причина, чтобы ее сочинить.

- Я вас могу к нему отвести. Если мы туда попадем, я вас к нему отведу.

- Конечно. Если ты там будешь, сможешь предупредить своего хозяина.

- Я и не думал!

Но цвет кожи у него изменился, чаще стало дыхание, глаза чуть забегали.

- Врешь.

- Ладно, вру. Но дурак я был бы, если бы не попробовал сбежать. Меня же хотят убить, Анита. Чего же мне не попытаться?

Да, здесь он был прав.

- Вызовите Леонору Эванс. Она колдунья. Пусть она его отгородит, чтобы он со своим хозяином мог связаться только воплем.

- А вопль куда девать? - спросил Рамирес.

- Заткните ему рот кляпом, когда надо будет.

- Ты доверяешь эту работу Леоноре Эванс?

- Она мне жизнь спасла. Так что да.

Рамирес кивнул:

- О'кей, я ей позвоню. - Он посмотрел на шнуры вытяжения. - Врачи не захотят его сегодня никуда отпускать.

- А ты с ними поговори, Эрнандо. Объясни, что поставлено на карту. И вообще что толку его лечить, если его тут же казнят?

Рамирес посмотрел на меня:

- Очень бездушные слова.

- Но все равно правдивые.

Эдуард постучал и просунулся в дверь, только чтобы сказать:

- Ты мне нужна.

Я посмотрела на Рамиреса.

- Наверное, теперь мы можем взять эту работу на себя, - сказал он.

- С удовольствием.

Я надвинула темные очки и вышла в холл к Эдуарду. По его лицу я сразу же поняла: случилось что-то серьезное. У него это было видно не так, как обычно бывает, но видно - натянулась кожа возле глаз, он держался как-то осторожно, будто опасался резких движений, чтобы не разбиться. Даже я бы, наверное, не заметила этого, не будь у меня зрения вампира.

- В чем дело? - спросила я, подходя поближе, потому что вряд ли его слова предназначались для ушей полиции. У него это редко бывало.