Кварталы Нелюдей - Кейт Ивен

И осталась неподвижна аки статуя Зевса. Ну разве не дура?

— Ты, моя малышка Браун, не думай, — тихонько промурлыкал четверть-оборотень, ласково отводя волосы мне за ухо, — будто уехав со своими новыми родителями, избавишься от долга. Еысли я не смогу забрать его сейчас, я заберу его через десять, двадцать, тридцать лет. Я найду способ, ты ведь знаешь меня. Из-под земли тебя достану и сниму с небес, а потом потребую своё. Помни, что ты в долгу у Принца Клана Белых Тигров.

Ага, помню! Как имя своих тапочек.

Каких-таких тапочек?

Не знаю. А у меня есть тапочки?

Ну наверное. Если ты про них заговорила, значит, есть!

Эдуард наклонился к моей шее и потянул носом воздух.

У тебя новый парфум что ли?

Нет, он просто почувствовал запах Ника. Наверняка даже узнал.

Интересно, а возмущаться и ревновать будет?

И не надейся.

Тёплое, почти горячее дыхание парня щекотало кожу и, как это ни странно, вэмпи. Она настороженно привстала, но я решила не мешать ей: похоже, в таких ситуациях помощи можно ждать только от неё.

Кхм, а каких это «таких» ситуациях?

Ситуациях, когда мне надо заарканить Эдуарда, глупая ты шизофрения!!!

Я знала, что в моих глазах видно её, видно вэмпи. Не знаю, правда, как именно, возможно, надо подойти к зеркалу, но это как-нибудь потом, в другой раз, в другом доме, в другой жизни…

В другом мире.

Вэмпи мягко повернула мою голову к Лэйду и устремила взгляд на его лоб, где был полуприкрытый чёлкой шрам — памятка о сегодняшней ночи. Но потом взгляд скользнул на шею четверть-оборотня и безошибочно нашёл сонную артерию.

Мой пульс изменился, стал двойным… Нет, у меня стало два пульса: один более быстрый, тот, что и был у меня с самого начала, а второй — спокойный, размерённый…

Пульс Эдуарда?

Внезапно, я услышала его очень чётко, как свой собственный… нет, он и был моим… мой пульс… мой, не его…

И в тот момент, когда удары обоих сердец громко совпали, я почувствовала циркуляцию крови в жилах четверть-оборотня, это тёплое движение алого… Я увидела все его кровеносные сосуды так, словно он вдруг стал полупрозрачным. Их карминовая паутинка висела в воздухе, такая густая-густая, а сквозь неё сочился яркий солнечный свет, как в пасмурную погоду сочится сквозь раны на телах туч.

Мир сузился до чудесного шума крови, до вот этих вот прекрасных вен, артерий, капилляров…

ТУК-ТУК. Два сердца.

ТУК-ТУК. Или одно?

ТУК-ТУК. Одно целое, моё.

Я околдовано смотрела на карминовые нити и не могла оторваться: они завораживали, как завораживает огонь или бегущая вода. Какая-то часть меня хотела спросить, что происходит, но во рту пересохло, будто я несколько дней провела в пустыне без капли воды.

И внезапно…

ТУК-ТУК.

Вода… Я хочу пить…

ТУК-ТУК.

Кожу пробрал острый холод, сразу же онемели пальцы, и мне отчаянно захотелось тепла, чего-то горячего. Почему так холодно в июне? Словно вдруг наступила зима, словно вдруг всё…

ТУК-ТУК.

И мир умер, обратился в лёд, остались только они — жилы, по которым бежала горячая королевская кровь. Я уже знала её жар, мои ладони помнили его, и теперь, видя красное, неравномерно пульсирующее сердце…

ТУК-ТУК.

… я как ребёнок тянула к нему руку, очарованная его движением…

ТУК-ТУК.

… и оно рвалось ко мне, выталкивая в артерии…

— Малышка Браун?

Яркая вспышка света сверкнула в моём мозгу, и холоднейшая, но в то же время живая, не мёртвая Сила встряхнула всё моё естество.

ТУК-ТУК… ТУК-ТУК… Два сердца.

Широко распахнув глаза, я смотрела в снежно-белый свет чьей-то Силы. А она позвала ещё раз:

— Моя малышка Браун!

ТУК-ТУК… ТУК-ТУК…

Исчез так же внезапно, как появился, второй пульс, сосуды, артерии, кровь…

ТУК-…

… Я словно проснулась. Вынырнула из вязкого оцепенения в реальность.

Моргнула. Уставилась на Эдуарда мутными глазами. Он — это первое, что появилось в моём поле зрения. И я смотрела на него. Странное дело, но в груди абсолютно не было чувства страха. Что-то говорило во мне: это естественно, этого не нужно бояться!

Я шевельнула губами, но вряд ли могла что сказать: во рту и горле было сухо.

Чёрные риски, обрамлённые изумрудами, внимательно смотрели на меня. Почти задумчиво. Изучающе.

А я смотрела в них и тряслась от холода, хотя тепло июньского дня обволокло моё тело чуть сонливой пеленой.

Странно. Такое ощущение, будто мне приснился… кошмар. Только страшно не было.

Было очень, очень холодно… Во всём теле — только холод. Кажется, у меня застыла кровь. Окоченела, замерла в жилах…

Эдуард осторожно коснулся пальцами моей щеки, и кожу как молния прорезал жар.

И я потянулась к нему. Бездумно, инстинктивно, невидяще, как новорождённые слепые щенки тянутся к материнскому теплу. Оплела его закоченевшими руками, уткнулась в него лицом и потянула в себя.

Это тепло горело белым светом у меня под веками, укутывало меня коконом, впитываясь сначала в мою кожу, а затем ниже — в ткани, органы, пропитывая всё собой, оживляя. И в то же время я держала его в своих объятьях, прижималась к нему щекой.

Белый слепящий свет. Почти солнечный.

Я смотрела на него широко распахнутыми глазами и не щурилась. Я дышала им полной грудью и не обжигалась. А он согревал мою кровь и заставлял её стремительно течь по жилам, он убивал холод, убивал зиму и целовал меня, наполняя рот сладким жаром.

… Свет…

Целовал?

Свет?!!

Я с силой оттолкнула от себя Эдуарда, но вместо этого сама налетела спиной на холодильник и, в довесок больно стукнувшись задылком о содрогнувшуюся массу металла, хлопнулась на пол рядом с кофейной лужей.

Полный привет. Что это было?

Растерянно хлопнув ресницами, я сделала осторожный вдох и посмотрела на белокурого парня.

Ага, кажется, я начинаю догадываться.

И я тоже.

Ему идёт этот тон, не находишь?

Четверть-оборотень немного удивлённо смотрел на меня сверху вниз, словно впервые видел. Его зрачки, казалось, ещё больше сузились, а изумруды — разгорелись, хотя на кухне было светло. А рот и подбородок

— в моей помаде.

Я тупо моргнула и прокрутила мысль в своей голове ещё раз.

Рот и подбородок — в моей помаде.

Ага, теперь дошло?

— Твою мать! — в моём голосе прозвучали и страх, и паника, и изумление, и всё это наверняка было в моих глазах, которые смотрели на Эдуарда.

Сделав шаг назад, он растерянно, как маленький ребёнок, сел. Прикрыл глаза, сделал мерный вдох, потом выдох. Помассировал виски и опять посмотрел на меня, только уже спокойней.