Домби и сын - Чарльз Диккенс

Эдиѳь, стоявшая съ Флоренсой y окна, задомъ къ матери, вдругъ обернулась, какъ будто передъ ней сверкнула молнія.

— Милая Эдиѳь, y тебя нервы не разстроены? — спросила Клеопатра. — Ты такъ завидно умѣешь владѣть собою, но я знаю, и ты будешь мученицей, какъ несчастная мать твоя. Витерсъ, кто-то y дверей.

— Визитная карточка, — сказалъ Витерсъ, подавая ее м-съ Домби.

— Скажите, что я ѣду со двора, — отвѣчала оиа, не глядя на карточку.

— Милая Эдиѳь, — медленно проговорила м-съ Скьютонъ, — какъ можно дать такой отвѣтъ, не взглянувши даже, кто пріѣхалъ. Подайте сюда, Витерсъ. М-ръ Каркеръ!

— Я ѣду со двора, — повторила Эдиѳь такъ повелительно, что Витерсъ поспѣшилъ передать лакею этоть отвѣтъ тѣмъ же тономъ и выпроводить его вонъ.

Но слуга скоро воротился и шепнулъ что-то Витерсу. Витерсъ, хотя очень неохотно, опять подощелъ къ Эдиѳи.

— М-ръ Каркеръ приказалъ кланяться и просить удѣлить ему только минуту; ему надо поговорить съ вами о дѣлѣ.

— Право, душа моя, — сказала Клеопатра самымъ сладкимъ голосомь, потому что лицо дочери было грозно, — если я смѣю подать совѣтъ, такъ…

— Приведите его сюда, — прервала ее Эдиѳь, и какъ только Витерсъ вышелъ исполнять приказаніе, она сказала, нахмуривши брови и обращаясь къ матери:

— Вамъ угодно, чтобы я его приняла, такъ я приму его въ вашей комнатѣ.

— Не уйти ли мнѣ? — поспѣшно спросила Флоренса.

Эдиѳь кивнула сй въ знакъ согласія головою, но въ дверяхъ Флоренса все-таки встрѣтилась съ Каркеромъ. Онъ привѣтствовалъ ее съ тою же непріятною смѣсью фамильярности и почтенія, какъ и прежде, сказалъ, что надѣется, что она здорова, — что вчера онъ съ трудомъ могъ узнать ее, такъ оиа перемѣнилась, и растворилъ ей для выхода дверь; учтивыя, почтительныя манеры его не могли, впрочемъ, скрыть его сознанія, что онъ внушаетъ ей страхъ.

Потомъ онъ прикоснулся къ благосклонной ручкѣ Клеопатры и, наконецъ, поклонился Эдиѳи. Она холодно, не глядя, отвѣтила на его поклонъ, не садилась сама и не приглашала его сѣсть, и ждала, что онъ скажетъ.

Гордость, могущество, упорство характера были оплотомъ Эдиѳи; но убѣжденіе, что этотъ человѣкъ видѣлъ ее и мать ея при самомъ началѣ знакомства въ самомъ невыгодномъ свѣтѣ, что униженіе ея было для него такъ же ясно, какъ для нея самой, что онъ читаетъ въ ея жизни, какъ въ раскрытой книгѣ, и понимаетъ малѣйшіе оттѣнки во взглядѣ и голосѣ, — все это лишало ее внутренней силы. Какъ гордо ни встрѣчала она его, съ лицомъ, требующимъ покорности, съ надменнымъ выраженіемъ губъ, отдаляющимъ его на почтительиое разстояніе, съ негодованіемъ въ груди на его навязчивость, съ мрачнымъ взоромъ, не дающимъ упасть на него ни одному свѣтлому лучу изъ ея глазъ, и какъ почтительно ни стоялъ онъ передъ ней, съ молящимъ и оскорбленнымъ видомъ и съ совершеииою покорностью ея волѣ, — она все-таки сознавала въ глубинѣ души, что въ сущности роли ихъ не таковы, что могущество и побѣда на его сторонѣ, и что онъ самъ знаетъ это, какъ нельзя лучше.

— Я осмѣлился просить y васъ свиданія, — сказалъ Каркеръ, — и рѣшился сказать, что пришелъ по дѣлу, потому что…

— Можетъ быть, м-ръ Домби поручилъ вамъ сдѣлать мнѣ какое-нибудь замѣчаніе? — сказала Эдиѳь. — Вы пользуетесь его довѣріемъ въ такой непонятной степени, что это меня вовсе не удивитъ.

— Я не имѣю отъ него никакого порученія къ леди, проливающей славу на его имя, — отвѣчалъ Каркеръ, — прошу ее только быть справедливой ко мнѣ, униженно просящему ее объ этой справедливости, ко мнѣ, простому подчиненному м-ра Домби; прошу ее обдумать, что я находился вчера вечеромъ въ совершенно страдательномъ положеніи, и что рѣшительно не отъ меня зависѣло быть или не быть свидѣтелемъ непріятнаго случая. Я называю этотъ случай непріятнымъ, — прибавилъ онъ, обращаясь наполовину къ м-съ Скьютонъ, — единственно въ отношеніи ко мнѣ, имѣвшему несчастіе быть при томъ. Такая ничтожная размолвка между людьми, искренно друтъ друга любящими и готовыми другъ для друга на всякую жертву, не можетъ имѣть никакого значенія, какъ очень вѣрно замѣтила еще вчера сама м-съ Скьютонъ.

Эдиѳь не въ силахъ была взглянуть на него и послѣ минутнаго молчанія сказала:

— Но дѣло, за которымъ вы пришли…

— Эдиѳь, душа моя! — прервала ее Клеопатра, — что же это м-ръ Каркеръ все стоитъ. Садитесь, м-ръ Каркеръ.

Онъ ни слова не отвѣчалъ матери, но устремилъ взоръ на гордую дочь, какъ будто рѣшился сѣсть не иначе, какъ по ея приглашенію. Эдиѳь принуждена была сѣсть и слегка указала ему рукою на стулъ. Невозможно было сдѣлать жеста холодиѣе, надменнѣе, неуважительнѣе, но и на это она рѣшилась только по принужденію. Этого было довольно. Каркеръ сѣлъ.

— Позволено ли мнѣ будетъ, — сказалъ онъ, обращаясь къ м-съ Скьютонъ и выказывая ей рядъ бѣлыхъ зубовъ — (вы повѣрите мнѣ на слово, что я имѣю на это достаточныя причины), позволено ли мнѣ будетъ обратиться съ тѣмъ, что я имѣю сказать, къ м-съ Домби, и предоставить ей сообщить это потомъ вамъ, ея лучшему другу, разумѣется, послѣ м-ра Домби?

М-съ Скьютонъ хотѣла удалиться, но Эдиѳь остановила ее; Эдиѳь хотѣла было остановить и его и съ негодованіемъ приказала ему или говорить открыто, или молчать; но когда онъ проговорилъ вполголоса:

— Миссъ Флоренса, которая только что вышла отсюда…

Она позволила ему продолжать,

Эдиѳь обратила взоръ свой на нсго. И когда онъ, съ величайшею, впрочемъ, почтительностью, маклонился къ ней поближе и униженно оскалилъ зубы, она была, кажется, готова убить его на мѣстѣ.

— Обстоятельства поставили миссъ Флоренсу въ несчастное положеніе, — началъ онъ. — Мнѣ непріятно говорить объ этомъ вамъ, которая такъ привизана къ отцу ея, которая, естественно, принимаетъ къ сердцу каждое касающееся его слово.

Онъ говорилъ вообще тихо и внятно, но никакими словами не выразить, какъ тихо и, вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ внятно говорилъ онъ въ эту минуту, и всякій разъ, когда рѣчь касалась того же предмета.

— Но, какъ человѣкъ совершенно преданный м-ру Домби, какъ человѣкъ, жизнь котораго протекла въ благоговѣйномъ созерцаніи характера м-ра Домби, я могу сказать, не оскорбляя иѣжной привязаньюсти вашей къ супругу, что онъ, къ несчастью, почти не обращалъ вниманія на миссъ Флоренсу.

— Знаю, — отвѣчала Эдиѳь.

— Вы это знаете! — воскликиулъ Каркеръ, глубоко вздохнувши. — Ухъ! какъ гора съ плечъ свалилась! Надѣюсь, вамъ извѣстно тоже, что было причиною этой небрежности, изъ какого прекраснаго источника гордости, я хочу сказать, характера м-ра Домби…

— Оставимъ его и обратимся къ вашему дѣлу, — сказала Эдиѳь.

— Мнѣ очень жаль, — продолжалъ Каркеръ, — что я не могу оправдать м-ра Домби, ью судите обо мнѣ по себѣ, и вы простите мнѣ, что участіе къ нему завлекаетъ меня слишкомъ далеко.

Что за пытка для ея гордаго сердца — сидѣть лицомъ къ лицу съ этимъ человѣкомъ и выслушивать, какъ онъ навязываетъ ей ея ложную клятву передъ алтаремъ, какъ будто подчуетъ ее подонками густого яда, на которые она не можетъ смотрѣть безъ отвращенія, и которые не можетъ оттолкнуть прочь! какъ терзали ея душу стыдъ, гнѣвъ, угрызенія совѣсти! Она сіяла передъ нимъ во всемъ величіи гордой красоты, a въ душѣ чувствовала, что она пресмыкается y ногъ его!

— Миссъ Флоренса, — продолжалъ Каркеръ, — была предоставлена попеченію (если только это можно назвать попеченіемъ) наемныхъ слугъ, людей во всѣхъ отношеніяхъ ниже ея, она была лишена руководителя въ юныхъ лѣтахъ и, естественно, впала въ ошибки: забыла, въ нѣкоторой степени, свой санъ, привязалась къ человѣку безъ всякаго зыаченія, нѣкоемому Вальтеру, котораго теперь, къ счастью, уже нѣтъ на свѣтѣ, вступила въ сношенія съ моряками, людьми дурной репутаціи, и старымъ бѣглымъ банкротомъ.

— Всѣ эти обстоятельства мнѣ извѣстны, — сказала Эдиѳь, презрительно глядя на Каркера, — и извѣстно также, что вы ихъ извращаете. Впрочемъ, можетъ быть, онѣ вамъ не такъ извѣстны.

— Извините, — возразилъ Каркеръ, — я думаю, никто не знаетъ ихъ лучше меня! Ваше благородное, пламенное сердце, которое повелѣваетъ вамъ защищать вашего почтеннаго супруга, я уважаю это сердце, я благоговѣю передъ нимъ. Но что касается до этихъ обстоятельствъ (о нихъ-то собственно я и пришелъ поговорить съ вами), я знаю ихъ вѣрно, какъ человѣкъ, пользующійся довѣріемъ м-ра Домби; какъ другъ его, могу сказать, я совершенно убѣдился въ истинѣ того, что говорю. Принимая глубокое участіе во всемъ, что до него касается, и, если вамъ угодно, желая также доказать мое усердіе, я долго слѣдилъ за всѣмъ этимъ самъ и чрезъ другихъ, вѣрныхъ людей, и могу представить безчисленныя доказательства въ подтвержденіе моихъ словъ.

Она подняла свои глаза, не выше его рта, но даже и на зубахъ его могла, кажется, прочесть, что онъ имѣетъ средства надѣлать много зла.