Обсидиановая бабочка - Лорел Гамильтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пинотль вытащил из-за спины обсидиановый клинок. Наверное, он носил его на пояснице, как мы с Эдуардом – пистолеты. Потом он простер руку над гробом, над разинутым ртом. И провел ножом по своей коже. Публике это было не очень видно. Для театрального эффекта Пинотлю следовало бы показать публике первый алый разрез. Скрывая это, он, возможно, совершал какое-то ритуальное действо, в котором первые красные капельки, упавшие в рот трупа, имели важное значение.
Пинотль покапал кровью на голову трупа, остановился над лбом, над горлом, грудью, животом, бедрами. Он шел по линии чакр, энергетических точек тела. Я до этого года в чакры не верила, но теперь узнала, что они на самом деле есть и вроде бы действуют. Терпеть не могу все эти нью-эйджевские штучки. А еще больше не переношу, когда они действуют. Конечно, все это совсем не «нью эйдж», а очень старые вещи.
С каждым прикосновением крови к высушенному трупу я ощущала наплыв магии. Каждая капля увеличивала ее силу, пока воздух не загудел от нее, а по коже у меня побежали волны мурашек.
Эдуард сидел неподвижно, но Рамирес стал потирать плечи, как от озноба.
– Что происходит?
Он был как минимум сенситивом. Да, наверное, вряд ли я могу привлекать нормального человека.
– Магия, – шепнула я.
Он посмотрел на меня. Белки глаз у него, казалось, увеличились.
– Какого сорта?
Я покачала головой. Этого я не знала. Были у меня некоторые догадки, но я в самом деле никогда еще такого не видела – точно такого.
Пинотль обходил вокруг гроба против часовой стрелки, отведя окровавленный нож от кровоточащей руки, повернутой ладонью вверх, и пел заклинания. Сила все нарастала в воздухе, пока не стало трудно дышать, будто она забивала горло. Пинотль встал перед гробом – там, откуда начал путь. Сделав какой-то знак руками, он опрыскал тело брызгами крови и пошел прочь. Свет медленно погас, и только один прожектор продолжал резко высвечивать мумию в гробу.
Сила выросла до визга. Кожа у меня пыталась сползти с тела и спрятаться. Воздух сгустился от магии, как туман.
С телом стало что-то происходить. Сила прорвалась, как дождь сквозь тучи, и этот невидимый дождь окатил тело, зал, всех нас, но в центре его была высохшая плоть трупа. Кожа начала шевелиться, подергиваться. Она заполнялась, будто в нее втекала вода. Что-то под высохшей кожей начало перетекать и растягивать ее – словно поток воздуха оживлял надувную куклу. Раздувалось, как чудовищный пончик. Тело – человек – стало трястись, стукаясь о стенки гроба. Наконец поднялась его грудь, сделав глубокий вдох, будто человек рвался встать из мертвых. С таким же, но обратным эффектом выглядит зрелище при последнем вздохе. Так оно на самом деле и было: возобновлялась жизнь, последний вздох возвращался в тело. И тут же, обретя дыхание, человек закричал. Разнеслись жуткие, длинные визги. И вовсю кричал он, дыша полной исцеленной грудью.
Высохшие волосы стали курчавыми, мягкими, каштановыми, кожа – смуглой и молодой, гладкой, без морщинок. Ему еще и тридцати не было, когда он лег в гроб. Кто знает, сколько он там пробыл? Даже снова обретя человеческий облик, он продолжал визжать, будто слишком долго ждал такой возможности.
Женщина в переднем ряду закричала и бросилась к двери. Быстро между столов пошли вампиры – я не ощутила их раньше за удушающим потоком магии и ужасом от спектакля. Неосторожность.
Один из вампиров поймал бегущую женщину, придержал, и она внезапно успокоилась. Он тихо отвел ее обратно к столу, к мужчине, который стоял в растерянности, не понимая, что делать. Вампиры шли среди зрителей, время от времени касаясь кого-нибудь, поглаживая кому-то руку, утешая, увещевая лживыми словами. Все хорошо, все мирно, все безопасно.
Рамирес, наблюдавший за вампирами, повернулся ко мне:
– Что они делают?
– Успокаивают толпу, чтобы все разом не бросились к выходу.
– Им не разрешено использовать индивидуальный гипноз.
– Не думаю, что он индивидуальный, скорее – массовый.
Я обернулась к сцене и увидела, что тот человек свалился на настил, выбравшись из гроба, как только у него появились силы. Он пытался уползти прочь.
В растущем круге света появился Пинотль. Человек вскрикнул и вскинул руки к лицу, будто загораживаясь от удара. Пинотль заговорил, и голоса он не напрягал, так что, наверное, у него был где-то микрофон.
– Ты научился смирению? – спросил он.
Человек заскулил и закрыл лицо.
– Ты научился послушанию?
Человек закивал, все еще пряча лицо. Он разрыдался, и плечи у него затряслись. Первые ряды, в том числе и мы, слышали его мощные всхлипы.
Пинотль махнул рукой, и двое вышибал вышли на сцену, подхватили рыдающего и понесли, потому что у него еще не двигались ноги. А был он немаленький, и это еще раз показывало, насколько они сильны. Они тоже не были оборотнями – просто люди.
На сцену в своей пятнистой одежде вышли два ягуара-оборотня, они несли с собой другого человека… нет, тоже оборотня. Это был Сет. Его раздели до плавок, которые оставляли очень мало места воображению. Длинные распущенные соломенные волосы тянулись за ним, играя искрами и радужными отблесками. Он не сопротивлялся, когда его внесли на сцену и поставили на колени перед Пинотлем.
– Признаешь ли ты нашу темную богиню своей единственной истинной госпожой?
– Признаю, – кивнул Сет.
Голос его не резонировал, как голос его собеседника, и не знаю, услышали ли его в задних рядах.
– Она дала тебе жизнь, Сет, и ее право попросить тебя вернуть эту жизнь ей.
– Это так, – ответил Сет.
– А посему да буду я ее рукой и да возьму то, что принадлежит ей.
Он взял лицо Сета в ладони – не грубо. Два человека-ягуара отступили от Сета. Но стояли рядом с ним, будто боялись, что он бросится бежать. Однако на его лице появилось почти умиротворенное выражение, будто происходило что-то чудесное. Он когда-то так испугался четырех сестер ужаса Итцпапалотль, а сейчас готов был смириться с тем, что должно случиться. Кажется, я знала, что будет дальше, и надеялась ошибиться. Хоть раз, когда я ожидаю какой-то мерзости, хотелось бы мне ошибиться. Для разнообразия.
Это не назовешь вспышкой – не было ни огня, ни света, ни даже дрожания зноя. На двадцатилетней коже Сета появились морщины. Мышцы под кожей стали съеживаться, будто от дистрофии, но то, на что уходят месяцы, случилось за секунды. Жертва может быть полна энтузиазма, но все равно испытывать боль. Сет заорал, успевая только набирать воздух. Легкие у него работали лучше, чем у многих, и он так быстро набирал воздух, что вопль не прекращался. Кожа у него потемнела, будто он высыхал на глазах. Так спускает воздушный шарик, только здесь были мышцы, и они таяли, остались кости и высохшая кожа, которая обтягивала их. Сет же все еще продолжал кричать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});