Светила - Элеанор Каттон

– Боюсь, доказать это будет непросто, – возразил Гаскуан.

– Почему? – недоумевал Лодербек.

– Потому что, как я вам уже объяснил, образцов настоящей подписи Кросби Уэллса у нас нет, – пояснил Гаскуан. – В хижине не обнаружили никаких документов, а его свидетельство о рождении и лицензия на золотодобычу пропали бесследно.

Лодербек открыл было рот, чтобы возразить, – и снова отчего-то передумал.

– О! – внезапно воскликнул Гаскуан. – Мне тут в голову пришло…

– Что? – встрепенулся Лодербек.

– Его брачное свидетельство. Там должна быть его подпись, верно?

– А, – кивнул Лодербек. – Да.

– Но нет, – тут же передумал Гаскуан, – этого недостаточно. Чтобы доказать, будто подпись покойного подделана, одного образчика почерка мало.

– А сколько надо? – осведомился Лодербек.

– Я юридических подробностей не знаю, – пожал плечами Гаскуан. – Но предполагаю, что для подтверждения несоответствий поддельной подписи потребуется несколько образчиков настоящей.

– Несколько образчиков, – эхом откликнулся Лодербек.

– Ну что ж, – промолвил Гаскуан, вставая. – Ради вас надеюсь, мистер Лодербек, что вы чего-нибудь да отыщете, но между тем, боюсь, закон вменяет мне в обязанность выполнить поручение мистера Гаррити и отнести эти документы в банк.

Выйдя из «Удачи путника», капеллан не сразу проводил Анну Уэдерелл в суд. Вместо того он отвел девушку в гостиницу «Голова Гаррика», где заказал порцию рыбного пирога – тамошнее круглогодичное фирменное блюдо – и стакан подслащенного лимонного напитка. Затем усадил Анну за стол, поставил перед нею тарелку с едой и велел подкрепиться; она молча послушалась. Как только тарелка опустела, Девлин пододвинул ей через стол напиток и спросил:

– Где мистер Стейнз?

Анну вопрос, похоже, не удивил. Она взялась за стакан, пригубила, поморщилась – слишком сладко! – и помолчала немного, не сводя глаз с собеседника.

– Вдали от моря, – наконец выговорила она. – Где-то в глубине страны. Не знаю доподлинно где.

– К северу или к югу отсюда?

– Не знаю.

– Его удерживают насильственно?

– Не знаю.

– А по-моему, знаете, – возразил Девлин.

– Не знаю, – запротестовала Анна. – Я его не видела с января, и я понятия не имею, почему он вот так пропал бесследно. Я только знаю, что он жив и что он где-то на суше.

– Потому что вам бывают вести. В вашей голове.

– Вести – не совсем то слово, – промолвила Анна. – Я не так сказала. Это скорее… впечатление. Вроде как пытаешься вспомнить недавний сон, помнишь общие очертания и само от него ощущение, но никаких подробностей, ничего в точности. И чем сильнее напрягаешь память, тем больше расплывается картина.

– То есть у вас «ощущение» такое, – нахмурился Девлин.

– Да, – кивнула Анна.

– У вас такое ощущение, что мистер Стейнз жив и находится где-то вдали от моря.

– Да, – подтвердила Анна. – Но подробностей сообщить не могу. Я знаю, что это какое-то заболоченное, слякотное место. Или густо заросшее. Где-то у воды, только не на взморье. Вода текучая, быстрая. По камням журчит… Понимаете, как только я пытаюсь облечь впечатление в слова, оно ускользает.

– Все это звучит слишком туманно, милая.

– Не туманно, – возразила Анна. – Я вполне уверена. Так бываешь уверен, что видел сон… ты знаешь, что видел сон… но подробностей не помнишь.

– И как давно у вас эти «ощущения»? То есть сны?

– Только с тех пор, как я отказалась от прежнего ремесла, – отвечала Анна. – Со времен того провала в памяти.

– Иначе говоря, с тех пор, как пропал Стейнз.

– С четырнадцатого января, – кивнула Анна. – С этого самого числа.

– И образы всегда повторяются – вода, жидкая грязь? Сон всегда один и тот же?

– Нет.

Пояснять девушка не стала.

– Ну же, что еще? – не отступался Девлин.

– Ох, – смущенно промолвила она. – На самом деле просто обрывки впечатлений. Переживания. Образы.

– Образы чего?

Она смущенно отвернулась:

– Образы меня.

– Боюсь, я не вполне понимаю.

Она перевернула руку ладонью вверх:

– Его мысли обо мне. Мистера Стейнза то есть. О чем он грезит, когда меня представляет.

– То есть вы видите себя, но его глазами.

– Да, – обрадовалась Анна. – Именно.

– Должен ли я предположить, что мистер Стейнз относится к вам с большим уважением?

– Он любит меня, – произнесла Анна и, помолчав мгновение, повторила: – Он меня любит.

Девлин критически оглядел ее.

– Понятно, – проговорил он. – А мистер Стейнз признавался вам в любви?

– Нет, – покачала головой Анна. – В том нет нужды. Я ж все равно об этом знаю.

– И часто у вас бывают такие ощущения?

– Очень часто, – подтвердила она. – Он обо мне все время думает.

Девлин кивнул. Вот теперь ситуация наконец-то прояснилась, и по мере того, как приходило понимание, у священника сжималось сердце.

– Вы влюблены в мистера Стейнза, мисс Уэдерелл?

– Мы об этом говорили, – призналась она. – В ту ночь, когда он исчез. Мы болтали всякую ерунду, и я ляпнула какую-то глупость про безответную любовь, и тут он посерьезнел, заставил меня умолкнуть и сказал, что безответной любви не бывает, тогда это и не любовь вовсе. Сказал, что любовь – свободный дар, а любящие, соединившись, становятся равными половинками единого целого.

– В этих словах много страсти, – отметил Девлин.

Это ей, по-видимому, понравилось.

– Да, – подтвердила Анна.

– Но даже после всего этого он не объяснился вам в любви?

– Он не давал никаких клятв. Я же сказала.

– И вы тоже не давали.

– Мне случая не представилось, – посетовала девушка. – В ту же ночь он исчез.

Коуэлл Девлин вздохнул. Да, он наконец-то понял Анну Уэдерелл, но понимание это его не обрадовало. Девлин знавал немало несчастных женщин с ограниченными средствами: только полет на крыльях фантазии позволял им вырваться из убогой клетки жалкого существования. Такого рода фантазии неизбежно приправлялись волшебством: покровительство ангелов, приглашение в рай, – и история Анны, при всей ее трогательности, казалась столь же невероятной. Да это же мучительно ясно как день! Единственный перспективный холостяк в кругу Анниных знакомых пылает любовью настолько глубокой и чистой, что все различия между ними уже не важны? Он не мертв – он просто пропал бесследно? Он посылает ей «вести», доказывающие силу его чувства, – и слышать их дано только ей? Все это – чистой воды фантазии, думал про себя Девлин. Бедная девочка сама себе все напридумывала. Юноша, конечно же, мертв.

– Вам хочется, чтобы мистер Стейнз любил вас всем сердцем, да, мисс Уэдерелл?

Анну намек явно обидел:

– Он вправду меня любит.

– Но я не об этом спрашивал.

Девушка сощурилась:

– Всем хочется, чтобы их любили.

– Это правда, – печально подтвердил Девлин. – Мы все хотим быть любимы и нуждаемся в любви, сдается мне. Без любви мы – никто.

– Здесь вы единодушны с мистером Стейнзом.

– В самом деле?

– Да, – подтвердила Анна. – Он сказал бы в точности то же самое.

– Ваш мистер Стейнз прирожденный философ, мисс Уэдерелл.

– Право, ваше преподобие, вы только что сказали комплимент самому себе, – внезапно улыбнулась Анна.

Какое-то время оба молчали. Анна потягивала свой подслащенный напиток, Девлин угрюмо озирал обеденную залу гостиницы. Но вот Аннина рука легла на грудь, где под тканью по-прежнему таилась подделанная дарственная.

Девлин вскинул глаза.

– У вас достаточно времени, чтобы пересмотреть свое намерение, – промолвил он.

– Я просто хочу посоветоваться с юристом.

– Вы уже посоветовались со священником.

– Ага, – кивнула Анна. – «Блаженны кроткие».

Девушка тут же пожалела о своей дерзости: ее лицо и шея вспыхнули жарким румянцем, и она отвернулась.

Внезапно Девлину расхотелось иметь с нею дело. Он отодвинулся от стола и сложил руки на коленях.

– Я провожу вас до здания суда, но не дальше, – объявил он. – Как вы распорядитесь документом, что у вас в руках, меня не касается. Знайте, что лгать, выгораживая вас, я не стану. И уж конечно, не стану лгать в суде. Если меня спросят, я без колебаний скажу правду: что вы подделали подпись своей собственной рукой.

– Хорошо, – отозвалась Анна, вставая. – Большое спасибо за пирог. И за напиток. И спасибо за все, что вы сказали миссис Уэллс.

Девлин тоже поднялся.

– Вам не следует меня благодарить, – промолвил он. – Боюсь, я вышел из себя. Я повел себя нелучшим образом.

– Вы были великолепны, – заверила Анна, шагнула вперед, положила ладони ему на плечи и деликатно поцеловала в щеку.