Шрам - Чайна Мьевиль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чем дальше плыл аванк, тем больше появлялось плавучего мусора, усиливались странные морские течения, необычные события в Армаде становились все более частыми и отчетливыми. Когда на шестое утро после мятежа милях в двух от города в море заметили какой-то предмет, никто не удивился. Но когда на него навели подзорные трубы, раздался хор восторженных голосов. Впередсмотрящие на «Гранд-Осте» криками созывали народ, тут же по всем каютам пустились искать Любовников.
Это известие распространилось по городу, по всем кварталам, с пугающей скоростью, и в кормовой части Джхура собралась огромная толпа. К предмету, который раскачивался на воде и приближался с каждой минутой, направился — над предательскими потоками — небольшой аэростат. Собравшиеся глазели на предмет, передавали друг дружке подзорные трубы, и по мере того как очертания его становились все отчетливее, обменивались недоуменными замечаниями.
За остатки плотика из дерева и красноватой парусины, изможденно поглядывая в сторону своего дома, цеплялся какт-отступник Хедригалл.
«Вытащите его сюда!» — «Да что же эта за херня приключилась?» — «Где ты шлялся, Хед? Где пропадал?» — «Да вытащите его сюда поскорей!»
Как только стало ясно, что посланный за Хедригаллом дирижабль возвращается на «Гранд-Ост», раздались сердитые крики. Группы людей пытались поскорее пробраться по заваленным улицам с того корабля, на котором они стояли, туда, куда направлялся дирижабль. Беспорядочные людские потоки сталкивались между собой.
Беллис наблюдала за происходящим из окна своей комнаты, а сердце ее колотилось от дурного предчувствия. Потом она, сама не понимая, что ею движет, присоединилась к толпе, стремящейся на флагман. Беллис добралась до бака парохода еще до того, как дирижабль опустился на высоту, с которой пассажиры могли сойти на палубу. Толпа сторонников Утера Доула и Любовников стояла, окружив их, в нетерпеливом ожидании.
Беллис присоединилась к растущей толпе, которая толкалась и напирала на стражников, пытаясь увидеть вернувшегося Хедригала.
— Хедригалл! — кричали они. — Что за херня с тобой приключилась?
Когда он, высокий и изможденный, спустился, раздался громогласный рев, но вооруженные люди быстро окружили его. Эта маленькая группа с Доулом и Любовниками во главе направилась к дверям, ведущим на нижние палубы.
— Расскажи, что случилось! — Настойчивые крики становились угрожающими. — Он один из нас, оставьте его здесь.
Стражники нервничали, они взяли на изготовку свои ружья, направляя их на напирающих армадцев. В первых рядах толпы Беллис увидела Флорина Сака и Анжевину.
Ей была видна голова Хедригалла — склоненная, выбеленная солнцем, колючки подвяли, а многие были обломаны. Он обвел взглядом толпу граждан, тянущихся к нему, взволнованно его окликающих, потом закинул назад голову и завыл.
— Как вы можете быть здесь? — проревел он. — Вы мертвы. Я видел, как все вы умерли…
Сначала наступила ошарашенная тишина, а потом — заговорили, заверещали все сразу. Толпа снова стала напирать, стражники отталкивали людей, и тогда собравшиеся погрузились в зловещее молчание.
Беллис увидела, как Утер Доул отвел Любовников в сторону, что-то резко им прошептал и указал на дверь. Любовник кивнул, потом вышел вперед и распростер руки.
— Армадцы! — прокричал он. — Ради богов, проявите терпение. — В его голосе слышался неподдельный гнев.
За его спиной, словно впав в бред, снова закричал Хедригалл (Вы мертвы, вы все мертвы), но его стали подталкивать к двери. Стражники вскрикнули — его колючки все еще оставались остры.
— Никто из нас не знает, что здесь произошло, — сказал Любовник. — Но Крумом заклинаю, посмотрите на него. Он болен. Он едва жив. Мы отведем его вниз, в нашу собственную каюту, подальше от всего. Пусть отдохнет, придет в себя.
Кипя от негодования, он направился назад, туда, где Хедригалл нетвердо стоял на ногах, покачиваясь в руках стражников, а Утер Доул быстрым внимательным взглядом обшаривал толпу.
— Это неправильно! — вдруг выкрикнул кто-то. Это кричал Флорин Сак. — Хед! — позвал он. — Он мой приятель, а что вы собираетесь с ним делать, одному Джабберу известно.
Раздались одобрительные крики, но порыв толпы уже сходил на нет, и, хотя вслед Любовникам еще неслись проклятия, никто не попытался перехватить Хедригалла. Слишком уж все было неопределенно.
Беллис почувствовала, что Утер Доул отыскал ее взглядом и теперь внимательно разглядывает.
— Это неправильно! — снова выкрикнул Флорин; от злости у него вздулись вены, когда Любовники и Хедригалл вошли в дверь, а стражники прикрыли их.
Утер Доул не отрывал от Беллис глаз, и она, чувствуя, как у нее бегут мурашки от его взгляда, ничего не могла с собой поделать и тоже смотрела на него.
— Он мой корешок, — сказал Флорин. — Я в своем праве. Я вправе услышать, что он собирается рассказать…
И когда были сказаны эти слова, произошло нечто чрезвычайное.
В тот момент, когда Флорин провозгласил свое право услышать Хедригалла, Беллис, которая по-прежнему не могла отвести свой взгляд от немигающего взгляда Доула, увидела, что его глаза судорожно раскрылись — чуть ли не с сексуальной чувственностью. Беллис ошеломленно смотрела, как его голова слегка наклонилась, словно зовя ее или соглашаясь с ней.
Доул все еще смотрел на нее, даже когда Любовники со стражниками исчезли в коридоре, а он, пятясь, пошел за ними; он приковал к себе ее внимание, двусмысленно глядя на нее и чуть приподняв брови. Потом он исчез.
О, боги.
Беллис показалось, будто ее изо всех сил ударили в солнечное сплетение.
Ее вдруг осенило — волна понимания нахлынула на нее, ее оглушило внезапное прозрение, она разглядела все эти многочисленные наслоения манипуляций, игрушкой которых стала, она теперь видела, что ее заманили, поймали, обманули, что ею управляли, ее эксплуатировали, использовали, поддерживали, а потом предали.
На самом деле она еще не поняла, что происходит вокруг нее, что делается, что было запланировано и что из этого может получиться.
Но кое-что она поняла — внезапно и со смирением.
Ее собственное место. Столько всего, столько планов, столько усилий было затрачено, чтобы она в этот миг оказалась в этом месте и услышала те слова, что она услышала. Все теперь сошлось здесь и сейчас, все срослось и стало ясным.
И в своем удивлении и страхе, в своем унижении, невзирая на свой гнев, на чувство, что ее самым недостойным образом обвели вокруг пальца, заставили плясать под чужую дудку, Беллис наклонила голову и подготовилась, понимая, что ей предстоит еще одно дело, если она хочет добиться нужных для нее перемен, понимая, что она не будет корить себя за месть и что непременно сделает это.
— Флорин, — сказала Беллис. Он бесился, сыпал проклятиями и возражал большинству которое пыталось убедить его, что он хватил через край, а Любовники, мол, знают, что делают. Он замолчал, уставившись на нее в сердитом недоумении. Она поманила его, чтобы он подошел поближе.
— Флорин, — сказала она так, чтобы, кроме него, никто ее не услышал. — Я согласна с вами, Флорин, — прошептала она. — Я думаю, вы имеете право услышать то, что будет рассказывать Хедригалл там, в каюте Любовников… Идемте со мной.
Она без труда нашла путь по пустым коридорам «Гранд-Оста». Преданные властям охранники расположились в точках, через которые можно было пройти к покоям Любовников в нижних частях судна. Но они никого не пускали только туда, а Беллис и Флорин направлялись совсем в другое место.
Она повела его по другим проходам, которые очень неплохо изучила за те недели, когда ею владело то, что она теперь определенно считала извращением.
Они проходили мимо кладовок, машинных отделений, складов оружия. Беллис шла быстро, но не таясь, ведя Флорина все ниже и ниже — в тускло освещенную зону.
Беллис не знала, что они шли мимо горномолочных двигателей, которые урчали и искрили, погоняя аванка.
И наконец, в темном и узком коридоре, где старые обои давно опали со стен, где не было ни гелиотипов, ни гравюр — одни трубопроводы, напоминавшие узловатые вены, Беллис повернулась к Флорину и жестом подозвала его. Она стояла в своем любимом тесном помещении, повернув к Флорину голову и поднятым пальцем призывая его к молчанию.
Некоторое время они стояли без движения, Флорин оглядывался, смотрел то на потолок, на который уставилась Беллис, то на саму Беллис.
Когда наконец до них донесся звук открывшейся и закрывшейся двери, он прозвучал так громко и четко, что Флорин напрягся, как пружина. Беллис никогда не бывала в комнате наверху, но прекрасно разбиралась в ее звуках. Она знала, где над ней располагаются стулья, столы, кровать. Она проследила взглядом за шагами четырех пар ног — легкие, потяжелее, еще тяжелее и наконец массивные и медленные, — словно видела их сквозь потолок: Любовница, Любовник, Доул, Хедригалл.