Свобода и евреи. Часть 1. - Алексей Шмаков

Как еврей он, однако, не предупредил своего «защитника, чем и поставил его наивных секундантов впросак. От имени барона С.А. Штакельбергера, «бывшего пажа», штабс-капитан Лопатин и поручик Глинский обратились к секундантам поручика Смирнского с вопросом, признаются ли первые заявления названного еврея достаточными?

Будучи военным, Кузьмин-Короваев не только оставил Якубсона без наказания, но и не возражал ему в Думе. Его лавры, очевидно, не дают покоя Глинскому и Лопатину. Но, как ни пассивно наше общество, Кузьмину-Короваеву уже дано предостережение: в Бежецке его забаллотировали и в уездные гласные... Подвиг Штакельберга, Глинского и Лопатина ещё остаётся без награды...

Но ведь они, явно, не ведают, что творят.

Очевидно, что и само «Око» сомневается в «сознательности» пажа «выпуска 1906 года», а потому выдвигает нового «шаббесгоя». Это уже — «отставной подполковник, присяжный поверенный», который, хотя и не сторонник дуэли, но готов «смалодушествовать» и посчитаться с г. Покровским.

«Полагаю, однако, — говорит он, — что поединок этот докажет лишь нашу с г. Покровским готовность драться на дуэли и ничего ничьей чести не принесёт».

Совершенно верно, а потому позволительно спросить, для чего анонимному подполковнику и выступать с таким юмористическим предложением? Разве только для того, чтобы Якубсон ещё раз посмеялся: вот сколько умных людей за меня драться желают!

(«Новое Время»).

Не вполне ли нелепо называть делом Смирнского с Якубзоном вопрос, касающийся всей русской армии, и не безумно ли ставить эти два имени рядом?..

Полтора года провёл поручик A.A. Смирнский на ужасной войне, в Манчжурии. Он пошёл туда с родным братом и тремя двоюродными. Из двоюродных братьев один был ранен пулей в ногу, другой —шимозой в бок, а третий — десятью пулями. Родной же брат был убит. Если в кровавых боях даже под Ляояном и Мукденом утолённая на время судьба пощадила самого A.A. Смирнского, то он не щадит себя сам, когда снисходит до поединка с Якубсоном и даже без всякого основания соглашается на дуэль с «бывшим пажом».

Народный же представитель Якубсон как раньше, так и во время войны содержал лишь питейное заведение в Вильне, а в Слониме занимался иудейской адвокатурой. За ведение дел тех несчастных, кто изувечен на железных дорогах, он брал 50%, а вообще поступал с гоями так, что ещё до «избрания» в Государственную Думу был исключён из присяжных поверенных...

Тем не менее, потешаясь и глумясь, злой рок привёл Смирнского именно к встрече с Якубсоном.

И это несчастье тем ужаснее, чем заносчивее и ядовитее жидовская клевета, которой не мог позволить Смирнский — очевидец бесчисленных жертв, принесённых русскими войсками за родину.

Наравне с осмеянием чужого патриотизма, с требованиями амнистии и отмены смертной казни, равно как с аграрными «иллюминациями», клевета Якубсона принадлежит к области тех усилий иудаизированного масонства, которые имеют в виду, с одной стороны, затруднить и обезоружить власть в её борьбе с мятежом, а с другой стороны, довершить унижение русского имени через отказ в признании за нами не только способности быть победителями, но и без трусости умирать!..

Якубсон лгал без стыда, потому что это было необходимо кагалу. Действуя злонамеренно, этот еврей извращал белостокские события с целью повредить правительству и умалить сами средства, которыми оно располагает против иудейской революции в России. Таков именно замысел еврейства, раскрытый в оскорблении войск, как и по всем другим направлениям, теперь для всякого очевидным. Посему нынешний отказ Якубсона от своих слов — лишь новое издевательство. Нет, ему нельзя позволить отречения, клевета должна остаться при нём и запятнать его навсегда. Якубсон не смеет умолять ни о чём, кроме презрения. Но и для того, чтобы поручик Смирнский ограничился этим, Якубсон обязан прямо сознаться в своей тяжкой вине и покаяться всенародно, через ряд газет, наиболее распространённых. В противном случае он, без сомнения, должен испытать все последствия своего злодеяния.

Как замечено в «Новом Времени», один из офицеров пишет: «Со свойственным молодости задором, пылкостью и самоотвержением, принимают на себя удар провинциальные поручики, одинаково далеко стоявшие как от Государственной Думы, в которой произнесены были инкриминируемые слова Якубсона, так и от закономерного представительства армии, а её действительный представитель безмолвствует столь упорно, что, право, можно усомниться в его существовании...

Сохраняя олимпийское спокойствие, военный министр не сделал даже попытки через своего представителя сказать хотя бы одно слово в Государственной Думе в ответ на оскорбительные издевательства над русскими войсками.

Если бы паче чаяния заступничество его и вызвало со стороны некоторых представителей обидные замечания, то это новое оскорбление разделила бы с ним вся армия. Она почувствовала бы тогда, что между нею и её представителем действительно существует живая связь.

Но в том-то и беда, что между «закономерным представителем армии и самой армией вместо близкой, живой связи, глухой стеной стоит формализм и канцелярщина как на войне, так и дома. Войска и министр, увы, чужды друг другу.

(«Новое Время»).

Наше глубокое убеждение таково, что если за инцидентом 23-го июня не было принято надлежащих мер высшим военным начальством, необходимо разоблачить и покарать иудейский замысел теперь. Это тем более настоятельно, что наряду с защитой Якубсона идёт возвеличивание Герценштейна. Правда, «освободительная» пресса о лукавом «иллюминаторе» вдруг смолкла, как бы по команде, но один из её органов — «Русские Ведомости» — ещё долго не переставал кадить ему фимиам, истощая своей хамской бесцеремонностью всякое терпение.

и). Под фальшивый тон этих наглых дифирамбов франкист Пржевальский даже затеял апофеоз «поляковского секретаря» в московской городской думе.

Мученической смертью погибают от злодеев массы русских людей в том свирепом обмане, который терзает Россию ради целей всемирного кагала, но в Москве не помнят о них, а, к вящему нашему посрамлению, хотят «увековечить» память иудея Герценштейна...

Между тем, неизвестно даже того, кто его убил и за что собственно?.. Газета же «Маяк», оповестившая об этом убийстве заранее, никак не принадлежала к «черносотенным». Да и глупо было бы с их стороны готовить себе первый же блин комом!..

Независимо от столь бесподобного пророчества, в печать проникли сведения, что за убийство адмирала Чухнина «освободители» должны были через Герценштейна уплатить 30.000 рублей и... обманули.

Иная, ещё более талмудическая, версия заключается в том, что «иллюминатора» убили сами же евреи. Став, вопреки всякому вероятию, депутатом от Москвы и даже сделав вид, что идёт спасать Россию лишь по усиленным просьбам русских, Герценштейн провалился в Государственной Думе скандальнейшим образом. Уже это было для кагала невыносимо, — ведь на «будущего министра финансов» возлагалось столько надежд!.. Но беда не приходит одна, а с детками. Как ни алчен деспотизм «освободительной» прессы, одним лапсердаком нельзя покрыть всего печатного станка. То там, то здесь, а стали выныривать деяния Герценштейна из его прошлого. Незавидные слухи пошли о его отношениях к крестьянам как землевладельца... Запахло и разоблачениями о его гешефтах в поляковском банке. Еврейство начало понимать опасность. Столь блистательно проводимый колоссальный замысел начинал смердеть и там, где, казалось, было достаточно «бальзамирован»... Если и мы кое о чём догадываемся, то сыны Иуды отлично знают, куда они ведут Россию. Сокрушить последний оплот арийского мира в Европе — значит, наконец, достигнут многовековой цели. Оборваться, всё потерять. Никакой риск здесь немыслим. Раздувая славу Герценштейна перед гоями, всемирный кагал видел все его ничтожество. Такого финансиста и для княжества Монако не надо. Оставить же его на сцене — всё равно, что играть в рулетку... Inde ira!.. Между тем, Герценштейн мёртвый стал кагалу вдвое полезнее, чем живой, а за убиение «великого» нанесено «чёртовым сотенцам» сугубое посрамление.

Насколько вероятна та или иная версия, мы судить не берёмся, потому что в еврейских делах всё темно, коварно и безжалостно.

Такой авторитет, как Эдуард Дрюмон говорит:

«Pour aujourd’hui, contentons-nous de leuer Dieu, que les juifs se disputent quelque fois entre eux...

Ils sont nos maitres absolus; ils dirigent tout; ils savent tout et nous ne savons rien. S’ils ne daignaient pas, de temps en temps, nous faire part de leurs affaires, qui sont les notres, nous vivrons dans l’ignorans la plus complete. Clio, la Muse de l’historie, n’aurait qu’a bliser ses tablettes pour les remplacer par les tablettes de chocolat empoisonné, que von Rei-nach tenait, à toute force, à faire avaler à nos soldats».

XXVI. a). 13 мая, в заседании Государственной Думы Винавер сказал: «В данный момент речь идёт о равенстве гражданских прав. Отчего же в этом вопросе наши министры проявляют трусость? Мы имеем право пригвоздить их за это к позорному столбу!.. Доколе в стране есть неравенство (евреев, конечно), — не будет в стране мира!».