Голод Рехи - Мария Токарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все это воющее месиво лиц ничем не напоминало жителей благословенного пристанища всех страждущих. Они выглядели еще более дикими, чем эльфоеды из людских деревень. Там хотя бы всех вел простой инстинкт – голод. А здесь у каждого в голове возились какие-то темные твари, которые дергали паучьими лапами покорных марионеток. Нормальный человек или эльф не станет так кидаться к своему кумиру. В своей жажде великой милости они были готовы сожрать Стража. Не от голода, а от восторга.
– Исцели нас! Исцели! – кричали со всех сторон. И Рехи задыхался, пока его вели, казалось, целую вечность.
– Все, закончилось… – только выдохнул он, оказавшись в своем заточении. Он закрыл лицо руками, отбрасывая растрепанные волосы назад. Свободен. Свободен в заточении. Тишина. Наконец-то.
– Да, такова цена всенародной любви, – пожал плечами Саат, отдирая от запыленных одежд болтавшийся на одной нитке рукав. «А он неплохо сложен для жреца. Мышцы, как у воина. Специально тренируется? И зачем? Отбиваться от всенародной любви?» – отметил Рехи, скользнув взглядом по жилистой руке Саата. Раньше казалось, что под слоями одежды жрец изнежен и слаб.
– Что будет с Инде? Ее там не задавили? – забеспокоился внезапно Рехи.
– Нет, она теперь важный образец, – криво ухмыльнулся Саат.
– Образец… Образец… – поморщился Рехи, точно вспоминая значение слова. Оно как-то относилось к экспериментам, Сумеречному, Митрию и Двенадцатому. Да, к Двенадцатому. Как будто Двенадцатый… Впрочем, нет, что-то не то. Мысль всколыхнулась слепой пещерной рыбой и нырнула в глубину подсознания.
– Отдыхай пока, Страж. Ты еще понадобишься через несколько дней. Ты теперь тоже ценный образец, – продолжил Саат.
Его рука впервые опустилась Рехи на плечо, тяжело и неприятно. Страж поежился и вывернулся змеей. Вернее, Саат показался ему скользкой, неприятной рептилией. Не ящером, а именно тварью без лап, незаметно вьющейся живой отравой среди камней.
Они с Вкитором что-то скрывали. Но оба улыбались – фальшиво ласково, покровительственно. Нет, такое обращение Рехи терпел только в плену у Ларта. И то потому, что получал взамен нечто большее, чем снисхождение. Ведь Ларт… Ларт… Вновь отозвалась боль пополам с сожалением о минувших днях в деревне.
Похоже, именно там он научился мыслить, пользоваться головой не только для охоты. И теперь здесь, в Бастионе, он замечал всю неправильность того, что творилось. Но не мог четко осознать, что же не так. Все! И словно бы ничего. Не самые жестокие традиции установились для их беспощадного мира. Не самые мерзкие люди правили. И приветствия сумасшедшего народа не шли в сравнение с оргиями полукровок, где выковыривали глаза и отгрызали конечности бьющимся в агонии пленникам. И все же… что-то здесь было не так. Иначе… «Иначе Лойэ встретила бы меня. Нашла, прорвалась бы ко дворцу. Но ее не было в этой толпе, ведь я бы ее почувствовал, – понял Рехи. – Бастион стал ее мечтой с детства. Мечтой ее отца. Ее мечта разбилась, я уверен. Но обо что?»
Желание встретиться с Лойэ и узнать ответы впилось в сердце цепкой колючкой тревоги. Рехи немного отдышался, сидя на каменном жертвеннике, а потом спросил:
– Что же, Саат, могу я теперь посмотреть свои владения?
Он успел окликнуть верховного жреца у двери. Тот обернулся и небрежно повел рукой:
– Зачем вам это, Страж? Чего вам не хватает?
– Я должен знать, кем правлю, – соврал Рехи. Ответы получались неуклюжими. Но он привык говорить первое, что придет в голову. Иногда получалось попасть в точку, иногда звучало глупо.
Саат рассмеялся, запрокинув голову:
– Нет, вы немного не поняли. Вы не правите. Правлю я. Вы – духовное начало нашего культа.
– И что это значит?
Саат приблизился и впился Рехи в плечи крючковатыми пальцами, заставляя глядеть прямо на себя. Он прошипел едва слышно, с ледяным спокойствием:
– А значит, что теперь я назначаю тех, кого вы будете исцелять. За каждое исцеление они будут нести мне… то есть нашему культу подати.
Рехи вновь с трудом освободился и возмущенно воскликнул:
– Что?! Почему так?
Отвращение стегало хлыстами черных линий. Они сгущались и сновали по углам, превращаясь в незримые тени, высасывающие душу. И среди них самой гадкой и страшной предстал Саат, который безразлично пожал плечами:
– Потому что чудеса всегда имеют свою цену. Запомните это, Страж.
– Но руки-то жечь мне! – запротестовал Рехи, поднимая зудящие ладони.
– Придется потерпеть, – беспощадно ответил Саат, переходя с подчеркнуто уважительного тона на уничижительный: – Иначе стали бы мы искать тебя на пустоши?
– Вы не понимаете! Наш мир умирает, вы не знаете о разломах, о вулканах? Я видел то, что вам и не снилось.
– Я тоже видел достаточно, – оборвал Саат, гордо выпрямляясь. – А Вкитор еще больше. В этом Бастионе мы в безопасности до тех пор, пока с нами Страж.
– Да с чего вы взяли?
– С нами милость Двенадцатого, пока с нами Страж, – уверенно, даже упоенно твердил Саат. – Так написано в древних книгах.
– И вы верите в это? Верите, но заставляете совершать чудеса за плату?
– Надо как-то выживать. Что поделать. Это не плата, а добровольное подношение. Не более того.
– Что, если Двенадцатому все равно, с кем Страж? Что, если Двенадцатый ненавидит Стража? – Рехи подскочил к Саату и попытался заглянуть ему в лицо. Но как ни старался, образ жреца расплывался, будто отражение в мутной реке. Странно, что раньше Рехи не обращал на это внимания: жрец не обладал лицом, оно менялось, как рябь на воде. Или это в глазах плясала черная рябь усталости.
– Этого не может быть, – мягко прервал Саат. – Вы многое о себе еще не знаете, я уверен. И мы вас научим.
Рехи понял, что собеседник – непуганый дурак, увязший в своих догмах, а еще больше – в бесконечной жадности. Будто он не видел пепла, укрывавшего плотным ковром улицы Бастиона. А если и видел, то не связывал внезапное ухудшение и без того мерзкой погоды с влиянием ненавидящего род людской Двенадцатого. Или наоборот – знал что-то, о чем Рехи еще даже не подозревал. В первое верилось охотнее. Просто дурак с догмами, не более того.
– Но как вы меня научите, если даже не отпускаете из покоев? Я бы хотел побродить хотя бы по дворцу. Если уж мне отводится такая роль, если уж мне придется жечь руки для твоего обогащения, Саат, то я хочу чуть больше свободы. И да, черные линии мне подчиняются все лучше. Можно даже не учить.
– Ладно, я
