Всего один год (или: "Президент"). - Анри Бертьен

– Тебе хорошо?- Спросил я. Она кивнула.

– Знаешь…- Вдруг озорные чёртики блеснули в её глазах.- Говорят, что… "Все, что ты делаешь, надо делать хорошо… даже – если совершаешь безумство"…

– Сама придумала?- Она, как-то блудливо улыбаясь, покачала головой:

– Нет. Но мне… мне нравится это безумство, Анри…

– Претендуешь на роль отпетой распутницы?- Ласково улыбнулся я. Она лишь покачала головой:

– Я просто тебя люблю. Вот и всё.- "Хорошенькое дело… Ох, уж эти женщины – простую… – и ту к любви сведут…". – Вдруг неожиданно – но, слава Богу, про себя – спошлил я. Лидочка как будто услышала мою мысль – но не обиделась, а лишь улыбнулась в ответ:

– Глупый ты, глупый…- Неожиданно сказала она.- Я ведь серьёзно…- И она замолкла, продолжая меня разглядывать.

– Что смотришь?- поинтересовался я.

– Запомнить хочу…- Продолжая ощупывать меня изучающим взглядом, просто ответила она.- Знаешь…- взгляд её неожиданно стал серьёзным.- Ты… тоже смотри на меня. Смотри…- Она встретилась со мной взглядом и не стала отводить глаз.- Смотри на меня сегодня – ведь завтра… меня уже может и не быть…

– Не говори глупостей…- Прошептал я.

– Это не глупости, Анри. Это реальность. Как она есть. Ты… боялся за меня?- Вдруг неожиданно приподнялась на локте она. Я кивнул.- Перед прилётом?- Я кивнул снова – сглотнув комок, почему-то вдруг подступивший к горлу.- Ты был прав, Анри. Эта метель… Если бы Кайана нас не приняла – мы не дотянули бы до другого порта.

– То есть?

– Встречный ветер. Сильный. Почти всю дорогу. Как будто,- она с каким-то, чисто женским, страхом потерять, смотрела на меня,- всё было против нас, всё хотело, чтобы мы не встретились. Экипаж опасался, что горючего не хватит, чтобы завершить посадку… Нам не просто сказали пристегнуться – нас каждого проверяли персонально, Анри…

– Так, значит, меня не напрасно мутило…- Вырвалось у меня.

– А что? Что было? Расскажи?- Неожиданно тепло улыбнувшись, Лидочка обняла меня руками, положив голову на плечо.- Расскажи…- И я вкратце передал ей свои страхи.- Что ж… Видимо, ты тоже влюбился, Анри. Просто… Почему-то всё ещё боишься себе в этом признаться…- Откинувшись назад и оглядывая меня, произнесла Лидочка.- Ну, и не признавайся – мне это не нужно. Я и так всё вижу… И меня всё устраивает. И я… Я хочу от тебя ребёнка, Анри…

– Так в чём же проблемы?- Не удержался я.

– Не пошли…- Улыбнулась она.- Лучше действуй… Мне твои руки сейчас нравятся почему-то больше, чем твои слова…- И я начал действовать. Знаете – как медленно и осторожно подкрадываешься к бабочке, боясь её спугнуть? Примерно так… Уже через несколько минут "бабочка", трепыхаясь в моих руках, совсем не собиралась вырываться. И, судя по срокам рождения нашего первенца, желание Лидочки иметь ребёнка было незамедлительно удовлетворено. Возблагодарим же за то Аллаха – высокого, великого…

…И прошла ночь, как один час, и настало утро, засеребрившись инеем на промёрзших ветвях, заискрившись морозными узорами на стёклах окон… И разбудил нас солнечный лучик, пробившийся сквозь полупрозрачные кроны дерев и, казалось, ничего не пропускающий лёд на стекле – он упал на подушку рядом с нами и стало вдруг как-то неожиданно светло… И мы проснулись. Это было какое-то чистое, радостное пробуждение – так пробуждается планета ото сна, будучи умыта дождём и овеяна ветром…

…Мы гуляли по "нашему" скверу. Долго. Он теперь напоминал совсем другую сказку: при дневном свете всё выглядит как-то по-иному – совсем не так, как ночью, при мерцающем свете фонарей. Лидочка шла чуть впереди, в распахнутой шубке, и, меланхолично размахивая сумочкой в такт шагам, казалось, пела: "тра-лля-ля-лля-ля-лля-ля…". Я молчал – то ли отдыхая душой, то ли – любуясь. Признаться, за всё время моего общения с женщинами мне ещё никогда не было так хорошо – как-то тихо, спокойно, уютно… "По-домашнему…". – неожиданно подумалось мне. Я усмехнулся. Неожиданно Лидочка остановилась, и, подойдя вплотную, нерешительно заглянула мне в глаза.

– Ты думаешь, мы… любим друг друга?- Вдруг ни с того, ни с сего спросила она.

– Не знаю…- Честно признался я.- Но, судя по тому, что я боюсь тебя потерять – может быть, и да.- Вспомнив ночной разговор, добавил я с улыбкой, привлекая её к себе.

– Тише… Люди смотрят…- Иронично "возразила" она.

– И не говори…- В том же тоне ответил я.- А ведь Любовь-то, поди… скрытности требует, уединения…

– Ты так думаешь?- Вдруг, неизвестно почему восприняв меня серьёзно, озадаченно удивилась Лидочка.

– Не знаю…- Я уже не был уверен ни в том, что сказал, ни в том, верным ли тоном я это произнёс. Чёрт возьми! Эта девчонка одним лишь удивлённо высказанным словом, простым своим сомнением уже может начисто лишить тебя уверенности, Анри! Интересно, что же это значит?

– А по-моему – Любовь не следует прятать от людских глаз.- Пожав плечами, как-то просто продолжала размышлять вслух Лидочка.- Любовь – это ведь… какое-то неземное чувство, правда? Это же – чудо, это – дар Божий… Её нужно показывать – всем, протягивая на ладонях… Позволять им рассматривать, любоваться ею… Те, кто любил – поймут. Кто не любил – задумаются… Её должно быть много – и она должна быть даром. Её нужно дарить – легко и непринуждённо, не думая о смысле, целесообразности, вознаграждении… И совсем неважно – примут этот дар или нет: дающий все равно станет богаче…- Тихо и скромно закончила Лидочка. Я молчал. Я едва мог до конца воспринять, осмыслить суть её слов – не говоря уже о том, чтобы произнести что-то подобное…

– Ты знаешь… Я теперь думаю, что раньше вообще не знала, не понимала, что такое Любовь… И только начала понимать… хоть что-то… только тогда, когда за тобой – в тот день – помнишь? – закрылась дверь… Ты уезжал сюда, всего на год – но я вдруг остро так – как никогда раньше – испугалась… Чего? Не знаю. Может – возможной утраты.- Снова тишина. Только снег под ногами скрипит. Лидочка идёт, сводя с ума и меня, и редких встречных мужчин, своими ногами. Ей так идёт короткое платьице… Под распахнутой шубкой… Я даже вздохнул…

– Любовь – это мука…- Задумчиво продолжала она.- Это – самая сладкая мука из всех, которые только можно выдумать… Она способна сделать с человеком всё, что угодно – но я не верю, что он искренне пожалеет потом об этом…- "Пожалуй",- невольно согласился я, вспомнив, как неожиданно для самого себя обнаружил, что власть этой сумасшедшей девчонки надо мной, и, кажется – уже и над моей душой – меня почему-то не только не пугает, но и не волнует… Кажется, даже, вроде, приятно как-то…

– Ты слышишь меня?- С какой-то нежной улыбкой заглянув мне в лицо, вдруг спросила она. Я, кивнув, молча взял её голову в руки. Она не сопротивлялась – даже как-то с видимым удовольствием, доверчиво подала мне своё лицо… Я коснулся губами её губ – осторожно, как будто целуя цветок с нежнейшими лепестками. Мне почему-то захотелось сделать это именно так… Она, задрожав всем телом, невольно смутилась и спряталась у меня ну груди. Я стоял и гладил её волосы. Мои волосы… – Неожиданно я вдруг понял, что это всё принадлежит мне – и эта головка, и это смущённое личико, и эти, сводящие с ума, волосы – и всё её тело, способное повергнуть ниц самого стойкого из нас… И – душа… Она готова быть рабыней, наложницей – кем угодно – только бы я не прогонял её… И, по возможности – не обижал… Я понял это всё как-то вдруг – и мне стало даже неловко от нахлынувшей на меня какой-то новой волны неведомых доселе чувств – что-то подобное я испытывал потом только раз, впервые взяв на руки ребёнка… Своего ребёнка… Которого родила мне она. Я… не могу перевести эти чувства на язык слов – слова слишком бедны и примитивны, чтобы показать это… Я просто понял вдруг, что ничего более ценного я в своей жизни никогда не имел, и, скорее всего, больше никогда иметь не буду… До меня вдруг начала доходить несравнимость этого необычного, неповторимого мирка, возникшего между нами – несравнимость со всем тем, что окружает нас, с тем, что волновало нас раньше…