Рассказ предка. Путешествие к заре жизни. - Ричард Докинз

Доверие в морской парикмахерской. Рыба-чистильщик (Labroides dimidiatus) работает над розовой зубатой барабулей (Parupeneus rubescens), Красное море.

В различных частях мира местные чистильщики развились независимо и выделились из различных групп рыб. На карибских рифах профессия чистильщика главным образом занята членами семейства бычковых, которые обычно формируют маленькие группы чстильщиков. В Tихом океане, с другой стороны, самый известный чистильщик – губан, Labroides.

L. dimidiatus работает в своей «парикмахерской» днем, в то время как I. bicolor, как сказал мне мой коллега со времен Беркли, Джордж Барлоу, обслуживает ночную гильдию рыб, которые укрываются в пещерах в течение дня. Такая профессия чистильщика среди видов типична для зрелого экологического сообщества. Книга профессора Барлоу «Рыбы цихлиды» приводит примеры пресноводных видов в больших озерах Африки, которые сделали конвергентные шаги к особенностям чистильщика.

На тропических коралловых рифах почти фантастические уровни сотрудничества, достигнутого между рыбой-чистильщиком и «клиентом», являются символом отношений, в которых экологическое сообщество может иногда моделировать сложную гармонию единого организма. Действительно, подобие соблазнительно – слишком соблазнительно. Травоядные животные зависят от растений; плотоядные животные зависят от травоядных животных; без хищников размеры популяций росли бы неконтролируемо с пагубными результатами для всех; без мусорщиков, таких как жуки-могильщики и бактерии, мир пресытился бы трупами, и удобрение никогда не возвращалось бы в растения. Без специфических «ключевых» видов, идентичность которых иногда весьма удивительна, потерпело бы крах целое сообщество. Заманчиво представить себе каждый вид как орган в суперорганизме, которым является сообщество.

Описание лесов мира как его «легких» не причиняет вреда, и могло бы принести некоторую пользу, если оно поощряет людей их оберегать. Но риторика целостной гармонии может выродиться в своего рода придурь, мистицизм в стиле принца Чарльза. Действительно, идея мистического «природного равновесия» часто ссылается на такого же рода болванов, которые ходят к врачам-шарлатанам, чтобы «сбалансировать свои энергетические поля». Но существует глубокое различие между способами, которыми органы тела и виды сообщества взаимодействуют друг с другом в своих соответствующих областях, чтобы обеспечить появление гармоничного целого.

Параллели нужно рассматривать с большой осторожностью. Все же они не совсем безосновательны. Есть экология в пределах отдельного организма, сообщество генов в генофонде вида. Силы, которые обеспечивают гармонию среди частей тела организма, не совсем не похожи на силы, которые порождают иллюзию гармонии видов кораллового рифа. Существует баланс в тропическом лесу, структура в сообществе рифа, изящная координация частей, которая напоминает коадаптацию в пределах тела животного. Ни в том, ни в другом случае не существует сбалансированного целого, одобренного как целое дарвиновским отбором. В обоих случаях баланс возникает благодаря отбору на более низком уровне. Отбор не одобряет гармоничное целое. Вместо этого гармоничные части подпитываются присутствием друг друга, и возникает иллюзия гармоничного целого.

Хищники процветают в присутствии травоядных животных, и травоядные животные процветают в присутствии растений. Но что, если наоборот? Растения процветают в присутствии травоядных животных? Травоядные животные процветают в присутствии хищников? Животные и растения нуждаются в поедающих их врагах, чтобы процветать? Не прямым путем, предложенным риторикой некоторых экологических активистов. Никакое существо обычно не извлекает выгоду из того, чтобы быть съеденным. Но травы, которые могут противостоять ощипыванию лучше, чем конкурирующие растения, действительно процветают в присутствии травоядных – по принципу «враг моего врага». И что-то похожее на такую же историю можно было бы рассказать о жертвах паразитов – и хищниках, хотя здесь история более сложная. Однако обманчиво было бы сказать, что сообществу «нужны» его паразиты и хищники, так же как белому медведю нужны его печень или его зубы. Но принцип «враг моего врага» действительно приводит к чему-то похожему на такой результат. Может быть, правильно было бы представить сообщество видов, такое как коралловый риф, как своего рода сбалансированную сущность, которой потенциально угрожает уничтожение ее частей.

Эта идея сообщества как составленного из единиц низшего уровня, которые процветают в присутствии дуг друга, претворяется в жизнь. Даже в пределах единственной клетки применяется этот принцип. Большинство клеток животных вмещают сообщества бактерий, настолько всесторонне интегрированных в бесперебойную работу клетки, что их бактериальное происхождение только недавно стало понятно. Митохондрии, когда-то свободно живущие бактерии, являются столь же необходимыми для работы наших клеток, как наши клетки для них. Их гены процветают в присутствии наших, так же как наши процветают в присутствии их. Клетки растений неспособны к фотосинтезу. Это химическое колдовство совершается чужими рабочими, первоначально бактериями, теперь перемаркированными в хлоропласты. Травоядные, такие как жвачные и термиты, в значительной степени неспособны к самостоятельному перевариванию целлюлозы. Но они способны находить и жевать растения (см. «Рассказ Миксотрихи»). Ниша, предложенная их заполненными растительностью кишечниками, эксплуатируется симбиотическими микроорганизмами, которые обладают биохимической квалификацией, необходимой, чтобы эффективно переварить растительный материал. Существа со взаимодополняющими специальностями процветают в присутствии друг друга.

Я хочу добавить к этому знакомому вопросу, что процесс зеркально отображается на уровне «собственных» генов каждого вида. Весь геном белого медведя или пингвина, каймана или гуанко, является экологическим сообществом генов, которые процветают в присутствии друг друга. Непосредственное место действия этого процветания – внутренний мир клеток. Но долгосрочное место действия – генофонд видов. Учитывая половое размножение, генофонд является средой обитания каждого гена, поскольку они перекопировались и перекомпоновывались на протяжении поколений.

СВИДАНИЕ 29. ГРЕБНЕВИКИ

Ветвь гребневиков. Двусторонне-симметричных животных, вместе с книдариями и гребневиками, иногда относят к «эуметазоям». В результате некоторых молекулярных исследований 80 известных видов гребневиков размещены здесь как самые отдаленные родственники остальных, но это положение не окончательно.

Гребневики, присоединившиеся к нам на Свидании 29 – одни из самых красивых среди всех странствующих животных. Поверхностная схожесть заставила неправильно отнести их к категории медуз. Их обычно размещали в том же типе, который был известен как кишечнополостные, превознося их общую особенность – факт, что главная полость тела является также пищеварительной камерой. У них также имеется простая нервная сеть, как у книдарий, и их тела построены аналогично, всего из двух (оспариваемо) слоев ткани. Однако соотношение современных доказательств предполагает, что книдарии – более близкие кузены нам, чем гребневикам: иначе говоря, книдарии присоединяются к путешествию «перед тем», как присоединяются гребневики. Все же я не чувствую достаточной уверенности в этом, чтобы указать дату события.

Гребневик (Ctenophore) по-гречески означает «несущий гребенку». «Гребенки» – торчащие ряды похожих на волосы ресничек, взмахи которых толкают это изящное существо, вместо пульсирующих мышц, которые делают то же самое у поверхностно схожей медузы. Это не быстрая система поступательных движений, но она, по-видимому, работает довольно неплохо, не для активного преследования добычи, а для своего рода самостоятельного улучшения величины захвата, чего достигли медузы. Из-за их схожести с медузами и их нежной желеобразной консистенции гребневики известны в английском языке как гребенчатое желе (comb jellies). Их не много видов – всего лишь приблизительно 100 – но общее число особей не маленькое, и они служат украшением, по любым стандартам, всех океанов мира. Волны синхронных движений отзываются в рядах гребенок сверхъестественными переливами.

Слишком хороша для пояса богини Венеры (Cestum veneris).

Гребневики являются хищниками, но, как медуза, они рассчитывают на добычу, пассивно врезающуюся в их щупальца. Хотя их щупальца похожи на щупальца медузы, у них нет стрекательных клеток. Вместо них у них есть свои собственные клетки, коллобласты, которые выпускают своего рода клей вместо острых, ядовитых гарпунов. Возможно, мы могли бы представить гребневика как своего рода альтернативу медузе. Некоторые из них, однако, совсем не колоколообразны. Восхитительно красивый Cestum veneris является одним из тех редких животных, английское и латинское названия которых означают абсолютно одно и то же, пояс Венеры, и неудивительно: тело длинное, мерцающее, невесомая красивая лента, слишком хорошая для богини. Заметьте, что, хотя пояс Венеры является длинным и тонким, как червь, «червь» не имеет ни головы, ни задней части, а зеркально отражается в середине, где находится рот – «застежка» пояса. Он все еще радиально (или, точнее, двусторонне) симметричен.