Удача – это женщина - Элизабет Адлер

Запечатав письмо и отправив слугу на почту, Фрэнси поставила подарок Бака на изящный столик рядом с изголовьем своей кровати. С тех пор портрет стал последней вещью, на которую она обращала свой взор, перед тем как заснуть.

Праздник Рождества в загородном имении Вингейтов — Бродлензе являлся событием вполне традиционным, но обставлялся не менее элегантно, чем знаменитые приемы Марианны. Холл украшала огромная елка, увешенная игрушками и настоящими шишками, завернутыми в золоченую бумагу. В ветвях укрывались многочисленные крохотные свечки из красного воска, а под елкой и в комнатах для гостей громоздились кучи всевозможных рождественских подарков. В каждой комнате также были затоплены небольшие индивидуальные камины. Марианна пригласила на праздник своего брата с женой и детьми, а также нескольких важных деятелей республиканской партии с женами. «Не могу тебе выразить то удовольствие, с которым они все приняли приглашение, — с радостной улыбкой говорила она мужу. — Тебе в голову пришла по-настоящему дельная мысль, дорогой».

Тем не менее, встреча Рождества в компании политиканов не совсем соответствовала представлению Бака о тихом семейном торжестве в окружении самых близких друзей. В рождественское утро он с мрачным видом принял подарок жены — дорогие, со вкусом выполненные запонки и прочие подобные безделушки. Дети весело хлопотали у коробок с игрушками. Бак опустил руку в карман и потрогал конверт с письмом от Фрэнси Хэррисон, которое он уже выучил наизусть. Бак подумал о детишках, которые получили подарки, отосланные Фрэнси, но от его имени, и улыбнулся. А потом представил себе Фрэнси Хэррисон, сидящую за праздничным столом в окружении друзей, и мысленно пожелал ей счастливого Рождества — то есть сделал то, что обещал Фрэнси в своем послании.

Глава 35

Штаб-квартира в Гонконге «Корпорации Лаи Цина» горделиво вознеслась в небо на высоту пятнадцати этажей. В начале строительства лучшие предсказатели будущего тщательно изучили место застройки и представили свои рекомендации. В результате белокаменное гранитное здание со множеством колонн расположилось несколько под углом по отношению к проезжей части улицы, точно так же как главный вход был несколько смещен по отношению к центру здания. Все это было сделано для того, чтобы добрые духи не покинули дом. Восемь широких мраморных ступеней — восемь, как известно, счастливое число — вели к массивным дверям, окрашенным красным лаком, которые охраняли два свирепых бронзовых льва. Великолепный холл был выложен разноцветными мраморными плитами и украшен малахитовыми колоннами, изысканными мозаиками, статуями и тонкой резьбой. Офис Лаи Цина располагался не на последнем этаже, а, наоборот, на первом, в стороне от великолепного холла. Таким образом, всякий желающий повидать владельца корпорации получал к нему легкий доступ. Да и сам офис был прост и аскетичен, как и старый, сгоревший в порту Сан-Франциско.

Увы, деревянные панели не покрывали стен, отштукатуренных и окрашенных в любимый Лаи Цином темно-сливовый цвет. Стол из тика заменили на стол из черного дерева, и в углу больше не стоял старомодный железный несгораемый шкаф. Вместо него в стену был вмурован сейф новейшей конструкции — просторный и надежный. Но зато, как и прежде, на столе в идеальном порядке располагались принадлежности для письма — европейской и китайской работы. В центре же стола, по обыкновению, лежала толстая папка с деловыми бумагами.

Прошло уже более десяти лет с тех пор, как Фрэнси была в последний раз в Гонконге. На этот раз она остановилась не в отеле, а на белой вилле Мандарина, из окон которой был виден залив Рипалс. Внутри дома, построенного в неоклассическом стиле, сохранилось традиционное китайское убранство: вышитые драконами ширмы, старинная мебель из черного дерева и целая коллекция предметов старины — образчики каллиграфии, фарфор и картины. Стараниями Фрэнси был воздвигнут дом на Ноб-Хилле в Сан-Франциско, здесь же находились владения Лаи Цина.

Мандарин сосредоточенно изучал за обедом лицо Фрэнси. Она уже пробыла в Гонконге неделю, и ему удалось ей все показать — великолепное здание штаб-квартиры корпорации и целую флотилию кораблей, не древних ржавых пароходов, купленных по дешевке, но новых скоростных судов, недавно сошедших со стапелей в Японии. Он также показал ей свою виллу и все собранные в ней сокровища, а потом несколько застенчиво произнес:

— Все, что ты здесь видишь, Фрэнси, по справедливости принадлежит тебе. Без тебя я остался бы навсегда ничтожеством, ничем.

Она в изумлении посмотрела на Мандарина.

— Мне кажется, что уж кому-кому, а тебе не следует говорить об этом.

Лаи Цин хранил молчание, пока слуги убирали со стола и вносили в гостиную чай в чудесных фарфоровых кувшинчиках.

— Завтра мы отправляемся в Шанхай, — наконец произнес он, — а затем поплывем дальше вверх по реке, пока не доберемся до моей родной деревни.

Фрэнси пришлось удивляться снова — за все время их знакомства Мандарин ни разу не предлагал ей совершить подобное путешествие. Лаи Цин продолжал:

— Я хочу показать тебе место, где я родился и где прошло мое детство, а также храм предков, посвященный моей матери Лилин. Я езжу туда дважды в год, чтобы напомнить себе о своем прошлом — мне не следует забывать, что роскошь, которая меня окружает нынче, явление временное. Я езжу туда, чтобы очистить сердце от суеты и освежить душу. — Он сделал паузу и добавил: — Мне чрезвычайно важно, чтобы ты поехала со мной.

Сказав это, Лаи Цин опустил глаза, словно изо всех сил старался что-то рассмотреть в кувшинчике с ароматным чаем. Озадаченная Фрэнси не могла скрыть своего удивления — видно, сегодня был какой-то особенный день. Ей еще не приходилось видеть Лаи Цина в таком состоянии. Казалось, он не мог избавиться от несвойственной ему неуверенности в себе.

— Разумеется, я поеду с тобой, — сказала Фрэнси. — Для меня большая честь, что ты решил мне показать родные места.

На следующее утро они отплыли в Шанхай, а прибыв туда, пересели на сверкающий белый пароходик, принадлежавший Лаи Цину, — назывался он «Мандарин». Пока они плыли по реке, Фрэнси почти не покидала палубу, громко восхищаясь открывающимися каждую минуту все новыми и новыми великолепными видами, но мандарин в течение всего путешествия хранил странное молчание.

В Нанкине Лаи Цин и Фрэнси сошли на берег, и Мандарин провел молодую женщину по улицам и переулкам, по которым они с сестрой когда-то вместе бежали, скрываясь от работорговца. Фрэнси явственно слышала скорбные нотки в его голосе, когда он говорил о Мей-Линг, и догадалась, что всякий раз, совершая паломничество к родным местам, Мандарин высаживался в Нанкине и бродил по улицам в надежде разыскать сестру, хотя в глубине души был уверен, что это бесполезно.