Нескучная классика. Еще не всё - Сати Зарэевна Спивакова

А.Н. Скрябин. Соната № 2. Фортепиано Владимир Крайнев.

И.С. Бах. Концерт для скрипки с оркестром ля минор. Государственный камерный оркестр “Виртуозы Москвы”. Дирижер Владимир Спиваков.

Ю.Ю. Шевчук. Песня “Что такое осень”.

П.И. Чайковский. Симфония № 5. Академический симфонический оркестр Санкт-Петербургской филармонии. Дирижер Евгений Мравинский.

Соломон Волков

Связь времен

“Известный американский музыковед, журналист, писатель, блогер”. Так о нем пишут официальные источники. Для меня Соломон Волков – человек-легенда, автор любимейшей книги “Диалоги с Бродским”, а еще… Мончик, с которым часами беседует по телефону мой муж. Но тот факт, что “легенда” красовалась на старой фотографии в облике маленького еврейского юноши-очкарика, стоящего рядом с другим еврейским юношей Володей, стыд-ливо прячущим папироску, не имел до поры до времени ничего общего с реальной жизнью.

“Ты говоришь с Соломоном Волковым?” – “Да, мы вместе учились в Ленинграде, у одного профессора, и очень дружили!” – “Вы уже наговорили на пару книжек, почему бы тебе не предложить ему сделать с тобой книгу по типу «Диалогов с Бродским?»” – “Да ну что ты! У Мончика нет на это времени, да и не согласится он никогда!” Этот многократный диалог с мужем ставил крест на моей мечте. Но мечта не сдавалась и только набирала сил с каждой графоманской попыткой очередного музыковеда наваять “жизнеописание скрипача и дирижера Владимира Спивакова”. Во мне говорил не цинизм, не снобизм, не вредность, а просто нежелание, чтобы о моем муже, творящем здесь и сейчас, вышел скучный опус, который читают “по диагонали”. Другое дело – их с Соломоном долгие ночные разговоры после концертов, способные вырвать меня из объ-ятий сна! И я продолжала мечтать о книге, которую захочется читать и перечитывать, загибая странички и оставляя пометки на полях.

В один из очередных приездов в США я наконец познакомилась с Волковым лично. И по моему ощущению мы очень друг другу не понравились. Точнее, мне показалось, что ни он, ни его жена Марианна меня толком и не заметили. Подобное повторилось и при следующей встрече, и много лет я жила со стойким убеждением, что просто не интересна Соломону Волкову.

Но в 2012 году произошло следующее. После концерта Спивакова в Карнеги-холл Волков, как обычно, зашел за кулисы, я, как обычно, отстраненно кивнула. Они с Володей поговорили, потом продолжили беседу уже из гостиницы в формате телефонного марафона часов до трех ночи, а на следующий день мы улетели в Бостон. И вдруг мне звонит наш концертный директор: “Сати, Соломон Волков просит ваш номер телефона!” – “Вы уверены, что мой, а не Володин?” – “Нет, именно ваш”.

В тот же вечер раздался звонок: “Сати, добрый вечер! Это Соломон Волков. Я давно хочу спросить: почему вы не обращаете на меня внимания? За что вы меня недолюбливаете?” Помню, как, стоя с сигаретой на крыльце дома моей подруги, я от неожиданности поскользнулась на мокрых осенних листьях и чуть не выронила трубку из рук! “Я?! Соломон, я вас не просто долюбливаю, я обожаю ваши «Диалоги с Бродским», они живут на тумбочке у кровати! Но я много лет мечтаю задать вам тот же вопрос: почему вы меня не замечаете?” – “Я? Не замечаю вас? Вы думаете, я слепой? Просто, все эти годы я стесняюсь к вам подойти! Вы же богиня!” От этого признания у меня совсем закружилась голова. Как часто мы воспринимаем окружающую нас действительность через призму своих комплексов! “Давайте дружить!” – “Давайте, Сати!” – “Соломон, через два года Володе исполняется семьдесят лет. Вы бы не взялись написать книгу «Диалоги со Спиваковым»”? – “Сати, я мечтал бы это сделать, но разве Володя согласится?” Мечта моя взмахнула крыльями и полетела…

Разговор 2018 года

САТИ СПИВАКОВА У меня в гостях культуролог, музыковед, писатель Соломон Волков. Хочется, конечно, добавить, что вы – летописец. Но это, мне кажется, слишком банально, так вас не назвал только ленивый.

СОЛОМОН ВОЛКОВ Почему банально? Мне очень нравится.

С. С. Для себя я бы вас определила скорее: гид. Великий попутчик.

С. В. Ого! Какие слова!

С. С. Да. Гид, который умудряется подчас соединить распавшуюся связь времен.

С. В. Это чрезмерно лестные слова. Но они точно определяют то, чего мне хотелось бы достичь.

С. С. Думаю, что вы этого в жизни достигаете почти всегда. Давайте начнем с краткого биографического экскурса. Ваши родители до войны жили в Риге, но родились вы не там. Верно?

С. В. Да, я родился в далеком Таджикистане. В местечке под названием Ура-Тюбе близ города, тогда называвшегося Ленинабадом, сейчас – Худжандом. Мама уехала туда в эвакуацию, а отец был на фронте. У меня есть снимок, который я иногда вывешиваю в фейсбуке: мама сидит на ослике в этом самом Ура-Тюбе, а я у нее на руках, мне меньше года. Когда мне исполнился год, мы вернулись в Ригу.

С. С. В Риге началось обучение в музыкальной школе. Потом был переезд в Ленинград, где вы учились по классу скрипки.

С. В. Да, вместе с Владимиром Спиваковым. У профессора Шера.

С. С. В Ленинграде вы и остались. Как-то в разговоре с Володей вы объяснили, что остались, потому что там было много красивых девушек. Больше, чем в Москве.

С. В. Да. Я сравнивал, и мне тогда больше нравились ленинградские девушки.

С. С. И улица Росси[107].

С. В. Да. Улица Росси.

С. С. Итак, вы поступили в Ленинградскую консерваторию, потом закончили аспирантуру при ней – все это по классу скрипки. А в какой же момент вы поняли, что ваше оружие – это все-таки пишущая машинка, авторучка и бумага, а не скрипка и смычок?

С. В. Пишущая машинка точно исключается. Я никогда не учился печатать. Все пишу от руки. А конкретный момент помню очень хорошо. Я уже делал интервью с разными выдающимися личностями нашего времени. И вот напечатал в рижской газете интервью с Андреем Андреевичем Вознесенским. Вскоре после этого вышел сборничек Вознесенского, где он это интервью воспроизвел как свой авторский текст, слово в слово. И я понял, что у меня получается – записывать за человеком так, что ему не нужно ничего ни вычеркивать, ни вставлять; он воспринимает то, что я сделал, как собственный текст. Он доволен моей работой. От такого человека, как Вознесенский, это высший комплимент. И я прекрасно помню, как подумал, что играть на скрипке я буду всегда номером два вслед