Аббатство кошмаров. Усадьба Грилла - Томас Лав Пикок

Покои домашней жизни, который Пикок столь ревниво оберегал, был нарушен неудачным браком Мэри Эллен. В 1844 г. она вышла замуж за сына коллеги Пикока по Ост-Индской компании, лейтенанта английского Королевского флота Николза, повесу и дуэлянта. Через три месяца Мэри Эллен овдовела: Николз утонул.

Мэри Эллен, слепленная отцом в значительной степени по его образу и подобию, литературно одаренная, для женщины той эпохи превосходно образованная, живо интересующаяся всем новым, в том числе и идеями женской эмансипации, мало походила на жеманных викторианских красоток. Она писала, была членом литературного салона, где в 1848 г. познакомилась с молодым журналистом Джорджем Мередитом, недавно вернувшимся из Германии.

Мередит без памяти влюбился в Мэри Эллен. Его не смущала ни разница в возрасте (Мэри Эллен была на девять лет старше), ни ее пятилетняя дочь. Он делал предложение девять раз. Его обаяние, талант, натиск наконец сломили сопротивление молодой вдовы, и в августе 1849 г. они поженились.

Начало брака было лучезарным. Неплохо складывались и отношения Мередита с тестем. Молодой литератор чувствовал себя польщенным, что его ближайший родственник — известный английский писатель. Первый поэтический сборник Мередита вышел с посвящением Пикоку, в котором, к немалому неудовольствию последнего, была обозначена степень их родства: «Томасу Лаву Пикоку, эсквайру, с искренним восхищением и глубоким почтением от зятя».

Хотя амбиций у молодого литератора было немало, в основном зарабатывала на жизнь Мэри Эллен, выступавшая в соавторстве с отцом со статьями и обзорами в журналах. Такое распределение ролей не могло не ущемлять самолюбия Мередита, тем более что Мэри Эллен иногда позволяла себе ироничные замечания по этому поводу.

Мередит хотел своего ребенка; у Мэри Эллен трижды рождались мертвые дети. Когда наконец она благополучно разрешилась Артуром Гриффитом, Пикок, понимая, что материальное положение супругов оставляет желать лучшего, разрешил им переехать к нему в дом. Однако скоро он понял, что его любовь к покою сильнее его любви к ребенку. Может быть, Пикок и смирился бы с присутствием младенца в доме, если бы не постоянные ссоры дочери с мужем. Он отселил супругов в коттедж по соседству, полагая, что уединение поможет им выяснить отношения. Но ссоры продолжались, причина их не всегда была понятна, создавалось впечатление, что главное — несовместимость характеров. В 1858 г. Мэри Эллен уехала из Англии, но, к ужасу отца и негодованию мужа, не одна, а с художником Генри Уоллисом. По ее возвращении произошел окончательный разрыв между супругами. Взбешенный Мередит забрал у Мэри Эллен сына, ее отношения с Уоллисом также не сложились. Пикок, хотя и понимал, что в немалой степени ответственность за судьбу дочери лежит на нем, что он повинен в ее «свободомыслии», не сумел простить ее. В 1861 г. Мэри Эллен скоропостижно умерла.

Взаимоотношения с Мередитом, как и дружба с Шелли, — одна из самых интересных страниц в жизни Пикока. Мередит не слишком ему нравился. Вызывало недоверие немецкое образование молодого человека: для Пикока «немецкое» — синоним столь ненавистного ему романтико-метафизического отношения к жизни, которое он наблюдал в окружении Шелли в Брэкнелле и которое, по его глубокому убеждению, ни к чему хорошему привести не могло.

Многое в этих отношениях объясняет разница в возрасте. Мередит был младше Пикока на сорок три года. Современники, они принадлежали к разным историческим и литературным эпохам: Пикок — к викторианской, хотя он, поклонник античности, многое не принимал в пуританской этике; Мередит же был настоящим сыном «рубежа веков» — с его надломом, рефлексией, нравственным релятивизмом.

В доме Пикока столкнулись две литературные эпохи. На примере личных судеб видно, что новое поколение взяло у предыдущего.

Пикок, к которому, особенно в первые годы брака, Мередит относился с глубоким почтением, оказал значительное воздействие на молодого писателя. Дело даже не в том, что в некоторых героях Мередита легко узнается Пикок, — например, в мистере Миддлтоне в «Эгоисте» (1879). Влияние ощутимо в способе построения произведений, в характеристике героев у Мередита. Когда Мередит впервые встретил Пикока, он был поэтом, эпигоном романтиков. Когда же они расстались, Мередит уже ощущал себя сформировавшимся писателем, создателем нового типа прозы, в которой романтическое повествование накрепко соединилось с интеллектуальной комедией. И не это ли отчетливая дань ученичеству у Пикока?

Смерть Мэри Эллен еще более отгородила Пикока от мира. Он подает в отставку, проработав в Ост-Индской компании более тридцати лет.

Пунктуальность, здравый смысл Пикока помогли ему добиться того, что письма из Индии, которые до того, как он возложил на себя обязанности в компании, приходили от силы раз или два в год, теперь с завидной регулярностью доставлялись в Англию каждые два месяца.

Уйдя в отставку, он окончательно замкнулся в стенах своей библиотеки. Потягивая мадеру, как какой-нибудь герой его романов, он читал и перечитывал своих любимых авторов.

Он превосходно знал греческую, римскую, английскую, французскую и итальянскую литературы. Говорил на пяти языках; а в старости принялся за изучение испанского и валлийского. Из европейских языков он упрямо не желал знать немецкий, возможно так, несколько по-мальчишески, выражая свое недовольство немецкой философией и немецкой романтической поэзией, столь модной в годы его молодости.

К числу его любимых авторов относились Гомер, Софокл, Аристофан, Нонн, чью «Дионисиаду» он считал самой совершенной поэмой в мире после «Илиады». Из итальянцев особенно почитал Ариосто, Боярдо; среди французов — Рабле и Вольтера. Из англичан трудно сказать, кого он особенно ценил. Может быть, если принять за точку отсчета количество ссылок в его произведениях, — Шекспира, Чосера и Батлера, автора «Гудибраса». Правда, к современной ему английской литературе он относился настороженно: не раз — и весьма резко — высмеивал романтиков, но прю этом был в состоянии понять и оценить поэтическое новаторство Вордсворта и Колриджа. Мир давно уже зачитывался Диккенсом; его превозносили по обе стороны океана. Пикок же открыл его для себя в последние годы жизни; правда, отозвался о нем, особенно о «Посмертных записках Пиквикского клуба» и «Нашем общем друге», с энтузиазмом.

Из-за того, что многие его современники ушли из жизни молодыми, он, переживший их на целые десятилетия, существовал как бы в двух мирах, соединяя собой начало и конец века в английской литературе. Он знал Шелли, Мэри Годвин, Байрона, Дизраэли, под его крышей получил литературное благословение Мередит. Из-за своего поразительно долгого века Пикок, как и Ли Хант, стал живой памятью времени, фигурой едва ли не мифологической. Вспоминая некоторые