Дежавю - Татьяна Шмидко

Мои попутчики, которые пребывали в самом мрачном расположении духа, не готовы были вот так просто взять и повернуть назад, на север Франции. Люк, который был самым воинственным из нашей компании, заявил:

– У меня важное дело к Святому Марку! Мне нужно лично с ним потолковать! Так что я «за».

Пожилая Марта согласилась поехать, чтобы переночевать и завтра уехать обратно, а ее муж, Пьер, согласен был на что угодно, настолько устал. Так что мы дружно закивали головой и наша гондола поплыла к западному берегу Венеции, где располагался Каннареджо. Остальные участники паломничества отправились в обратный путь, и мы их больше не видели.

На берегу Каннареджо стояла толпа желающих уплыть с этого острова, что немного меня насторожило. Но я собиралась разузнать о Прайме, а значит, мне придется ступить на этот грязный берег.

– Вот вам пример того, что делают достопочтенные господа с евреями! – заявил гондольер, показывая на нищих в странных балахонах, которые стояли с протянутой рукой в конце пирса. – Дож запретил им селиться где-либо, кроме этого гетто, и грамоты на занятие ремеслами тоже не дает.

Я с ужасом посмотрела на бедных, худых и изможденных людей, единственной надеждой которых были подачки приезжих. Марта, Пьер, Люк и я по очереди расплатились за поездку на гондоле и мы дали несколько монет нищим, которые были готовы драться друг с другом за мелочь. Я не знала, куда податься в первую очередь – в Венеции впервые, да и знакомых – никого. Но с моим опытом выживания это было сущей ерундой. Труднее будет найти кого-то, кто сможет ответить на вопросы, касающиеся недавних боев бессмертных на улицах этой древней столицы.

Пока я рассматривала блеск и нищету улиц Каннареджо, Мария заявила безапелляционным тоном:

– Нам нужно найти ближайшую церковь и возблагодарить всех святых за то, что мы доплыли до Венеции целые и невредимые! – она подобрала юбку и, ловко перепрыгивая лужи, устремилась в центр ближайшего квартала, где стояли ветхие лавки менял и торговцев продуктами. Мы покорно пошли за ней, потому что пока она помолится «как следует», а это как минимум два часа, с ней будет бесполезно разговаривать, и мы не сдвинемся ни на шаг в сторону центра Венеции. Я посматривала по сторонам, размышляя, можно ли узнать все у трактирщика или придется бросить всех и переплыть ночью морской канал?

Марта отчаянно жестикулировала, пытаясь выяснить у менялы, где находится ближайшая церковь и после взаимного складывания ладоней наконец-то наступил момент взаимопонимания – старик грязным пальцем показал в конец улицы и произнес:

– Санте Христофоро, Санте Христофоро!

Марта поблагодарила его, и мы побрели туда, куда показал меняла. На небольшом куске земли, которая была в большом дефиците в Венеции, стояла внушительных размеров церковь с красивым фасадом, большим круглым окном и двенадцатью апостолами, которые грустно смотрели на нас. Марта и мои спутники решительно исчезли в глубине церкви, а я последовала в холодный сумрак собора. Внутри пахло свечами, ладаном и почему-то соленой водой.

Людей было немного, и мы могла спокойно все рассмотреть. Внутреннее убранство церкви было не настолько роскошным, как мы ожидали: восково-желтая фигура Христа в золотых лучах, такая же Мария, и все это напротив простых церковных лавочек. Солнце проникало вовнутрь через простенькие витражи и было очень спокойно здесь находиться, не смотря на то, что мой отец всегда повторял, что статуи и иконы в соборах – большое богохульство, чем неизменно приводил в ярость маму. Я впитала его взгляды на вопрос поклонения статуям и не падала ниц перед ними, как сейчас делала Марта. Я считала, что этот обряд успокаивает ее и поэтому не спорила с ней. Пока мои друзья изливали на амвон потоки отчаянного уважения и смиренной покорности, я решила выйти на улицу, чтобы осмотреться еще раз. Вид справа от входа на Венецию показался мне интересным. Я шла вперед, смотря под ноги, потому что в глаза светило яркое солнце и с грустью думала, что мое теперешнее скитание по Европе – лишь жалкое подобие моей мечты увидеть мир. Он оказался грязным и неприветливым местом, в котором главное для меня – раздобыть еду и вовремя смыться.

Когда я делала последний шаг навстречу Венеции, дорогу мне вдруг кто-то перегородил. Я подняла глаза и ослепленная светом, увидела перед собой высокий силуэт в плаще. Капюшон закрывал глаза, и я подслеповато пыталась его рассмотреть, пока сердце отплясывало тарантеллу – в моей голове мелькнула только одна мысль: «Прайм»! Я распахнула глаза и улыбнулась сама не знаю почему, почти что готовясь прыгнуть ему на шею, уж очень мне хотелось верить в чудо. Видимо, эта черта характера во мне неистребима, сколько жизнь не била меня.

Мужчина снял капюшон и воскликнул:

– Адель!

Сдерживая слезы, я смотрела на знакомые черты лица, а самой хотелось рыдать – передо мной стоял доктор Бакли собственной персоной и жадно меня разглядывал. Он неловко схватил меня и обнял, сжав в крепких объятьях.

– Вы живая! Живая! Я так устал вас разыскивать! Я и не думал найти вас среди живых!

Он отпустил меня, все еще держа за плечи, потом провел пальцем по моему поседевшему виску и ничего не сказав, снова обнял. Столько времени прошло с тех пор, когда меня кто-то вот так обнимал. Я уткнулась ему в плечо и слезы то ли отчаяния, то ли облегчения сами закапали из моих глаз. Он провел рукой по моей голове и когда рука дошла до спины, вдруг ее резко отдернул. Но мне было все равно – я обняла его в ответ и сказала:

– Я, между прочим, странствующих монах Дионисий. Вы сейчас на виду у всех обнимаетесь с мужчиной!

Он усмехнулся мне в плечо и отстранился.

– Узнаю вас, монах Дионисий. Нисколечко не изменились!

– О нет, брат мой! Я стал умудреннее на четыре страны, десятки выступлений в кабаках и полсотни ворованных кур!

Он громко рассмеялся, отчего эхо пронеслось по собору Святого Христофора. Я успела рассмотреть, что его одежда очень чистая и довольно дорогая: шитая серебром сюркотта, черные брюки и хорошая обувь, а блузон был вообще белоснежным. Я смотрелась оборвашкой на его фоне в моей линялой одежде, которая была велика для меня. Я замешкалась и постаралась пригладить спутанные волосы, которые в последний раз встречались с расческой неделю назад.

– А что вы здесь делаете, Кристофер? – спросила я вежливо.

– Пришел проведать моего святого. Я не даю ему скучать – регулярно прошу прощения за грехи и еще о помощи в поисках одной девушки, которая сбежала холодной зимой из дома своего попечителя. Видимо, я очень надоел святому Христофору, поэтому он привел вас сюда. Ко мне.