Дежавю - Татьяна Шмидко

Моя голова была полна радужных планов, и в следующие три месяца лета я познала вкус жареных ежиков, несравнимых с жареными крысами, но ворованные курицы все-таки были вкуснее. Я запекала их в глине на костре, и мясо получалось очень ароматным. Меня дважды пытались изнасиловать, но каждый раз мой кинжал оказывался в районе горла насильника и даже немного в нем. Я научилась без жалости и сожаления ломать носы желающим со мной развлечься, брать плату за выступление вперед и ни в каком случае не играть в кости на деньги.

Настоящей бедой были бродячие рыцари – они были повсюду и могли в любой момент решить, что мне пора за них замуж, причем срочно и в ближайшем сарае. При этом моего мнения никто не спрашивал, поэтому я научилась симулировать сумасшествие, отчего желание провести со мной часок-другой отпадало само собой.

К августу я добралась до долины Роны и первые холодные ветра принесли запах пожарищ: выжившие в чуме французы нещадно предавали огню зараженные селения и города. Целые города лежали в руинах. В них орудовали мародеры, а на дорогах – разбойники.

Я шла против толпы, которая убегала от вероятной смерти на север. Женщины, старики и дети брели по пыльным дорогам, надеясь найти спасение на севере Европы.

Зрелища, которые представали перед глазами, были ужасными – повсюду сироты, которые потеряли родителей. Они умирали от голодной смерти рядом с трупами своих родителей. Повсюду были тела погибших от чумы людей – никто даже не обращал на них внимания – настолько привычным делом этом стало. Преступники погибали порой рядом со своими жертвами от чумы. Я как-то видела мертвого мародера с целым мешком награбленного, который успел отойти от обворованной деревни всего на сотню шагов.

Повсеместно люди верили, что настал конец света и пускались либо во все тяжкие, либо в крайнюю степень религиозности. Шествия с крестами и хоругвями стали повсеместным явлением, и мне было очень удобно перемещаться вместе с ними из города в город.

Одевшись во вретище, я медленно брела с молящейся толпой, думая о своем: вспоминала прежнюю жизнь или думала о том, что же делать дальше. Каждый день я со страхом ждала появления симптомов чумы, но этого не происходило. Открыв глаза утром, искренне благодарила Бога за еще один день жизни и проживала его как последний. Что меня спасало от смерти – советы доктора Бакли или милость Божия – я не знала.

Чем дальше я продвигалась сквозь этот хаос, тем чаще вспоминала Прайма, его глаза, улыбку и полные мудрости слова. Ведь он прошел через сотни лет подобной боли, но остался прежним, даже стал лучше. Так и я постараюсь – буду стараться остаться человеком, несмотря на звериную жестокость моих сородичей, которая была повсеместно.

Я рассчитывала попасть в Арагон и как-то наладить жизнь, хотя понятия не имела, как это сделать без денег и связей. Для девушки в моем положении существует только два пути – в монастырь или замужество. И причем второй вариант тоже под вопросом, потому что кому нужна бедная сирота с не очень крепким здоровьем? Гнить заживо в монастыре я не собиралась, так что впереди меня ждала полная неизвестность.

По крайней мере, в Калелье меня ждал дом – единственная собственность, которая мне принадлежала, пусть и сгоревшая в пожаре. Мари и Санчес увезли меня в беспамятстве, поэтому я совсем не знала, в каком состоянии дом. Мне хотелось верить, что его можно восстановить.

Рассчитывать на многое не приходилось, но у меня не было другого выхода. В крайнем случае, поселюсь в моем старом доме и буду как-то обживаться. После многомесячной дороги стог сена для меня был шикарным вариантом, а дом после пожара, да еще мой – вообще предел мечтаний!

И все-таки, если честно признаться, я не верила, что Прайма больше нет. Я просто не верила – и все! Он же так легко расправился с теми оборотнями около своего дома! Еще тогда у меня поселилась уверенность в его несокрушимости, даже не могу сказать, почему. Ведь нашли только его одежду, а он мог ее бросить или снять. Это не важно. Ну а то, что его нигде нет – может, он не хочет, чтобы его видели? Эта теория придавала мне сил.

В начале августа я дошла не только до Роны, но даже до предместий Венеции. Мне посчастливилось пристать к каравану из двадцати трех паломников – мужчин, женщин и детей, которые шли в Собор Святого Марка в Венеции, чтобы вымолить прощение грехов и спасение от чумы. Мне не в первой приходилось изображать из себя монаха – я снова переоделась в мужской наряд и дотошно повторяла за ними молитвы и принимала участие во всех литургиях. Это приносило мне защиту, пропитание и покой. Вообще-то я не хотела туда плыть – но выбирать не приходилось. И потом, там можно было узнать что-нибудь о судьбе Прайма.

В Венецию мы приплыли на диковинных узких лодках, которые тихо плыли через спокойную гладь осеннего моря. Когда очертания берега остались в легкой дымке позади нас, то внезапно перед нами, посреди моря показались верхушки собора Святого Марка и еще с десяток таких же величественных зданий. Это вызвало ликование и приступ религиозности у моих друзей – в соседних лодках послышался торопливое бормотание молитв и восхищенное славословие Бога. Я их понимала. Ведь после тех ужасов, которых мы вдоволь насмотрелись по дороге сюда, купола соборов сулили долгожданное окончание трудного пути. Но нас ожидал неприятный сюрприз – город был закрыт для паломников, странствующих монахов, рыцарей и всех, кто искал спасение от чумы в стенах самого богатого города Средиземноморья. Патриции и священники закрылись в своих виллах и палаццо, ожидая момента, когда передохнут все заболевшие, а они унаследуют земли и имения после них.

Я смотрела на город с ненавистью, размышляя о том, что зря сюда приехала. Мне лучше было бы просто пойти в Калелью через Барселону. Гондольер, управляющий лодкой, в которой я сидела, сказал:

– Однако я могу отвезти вас в бедный квартал Венеции, Каннареджо. Мосты, ведущие из него к городу, охраняют гвардейцы дожа, но с моря пускают всех. Там сейчас такое делается! Ну что, плывем?

Мои попутчики, которые пребывали в самом мрачном расположении духа, не готовы были вот так просто взять и повернуть назад, на север Франции. Люк, который был самым воинственным из нашей компании, заявил:

– У меня важное дело к Святому Марку! Мне нужно лично с ним потолковать! Так что я «за».

Пожилая Марта согласилась поехать, чтобы переночевать и завтра уехать обратно, а ее муж, Пьер, согласен был на что угодно, настолько устал. Так что мы дружно закивали головой и наша гондола поплыла к западному берегу Венеции, где располагался Каннареджо. Остальные участники паломничества отправились в обратный путь, и мы их больше не видели.