Двойной генерал (СИ) - "Wolf"

На стороне артиллеристов всё выглядит не интересно. Сноровистая, привычная работа. Интересно сейчас немцам, если мы их достали. Дрожит земля, свистят осколки, навевая смертную тоску. Сверху сыпятся комья земли, душу затапливает страх. В такие мгновенья остро чувствуется, как прекрасна жизнь. И как ужасен 152-миллиметровый фугас.

Сергачёв последовательно обрабатывает обе ближние низинки, не забыв выпустить несколько снарядов по местам вероятного положения корректировщиков. Потом опять свисток, сбегается охрана, батарея на платформах втягивается обратно в лес. Фрицы заткнулись.

Бронепоезд с удовлетворённым лязгом воссоединяется, и только сейчас из леса подходят свои. Троица диверсантов. Я был прав, Рокоссовский занимался личным составом, для которого миномётный удар оказался болезненным сюрпризом.

Рокоссовский

18 июля, пятница, время 21:40.

Бронепоезд «Геката», Полесье к югу от Пинска.

Уже темнеет, разгрузка эшелона с боеприпасами и продовольствием заканчивается. Небольшая кучка беженцев размещена. Мне главное быстро сбросить груз, поэтому ящики и мешки складируют рядом, метрах в десяти под деревьями. Растащут за ночь. Продуктов на такую могучую кучку — кот наплакал, но…

— Организуем постоянный подвоз, Константин Константинович, — хотел было назвать его по настоящему отчеству, «Ксаверьевич», но не стал. Не знаю, как воспримет.

Рокоссовский — красавец мужчина, поляки внешне фактурная нация. Что мужчины, что женщины. Пожалуй, он даже моего Копца переплюнет в благородном деле охмурения слабого пола. Если захочет. Цвет глаз не могу определить. Морская вода на глубине несколько метров очень похожа.

Мне теперь думать, на кого и как свалить обеспечение таких масс войск. Сравнительно со всем фронтом вроде и не величина. Но довольствие моих войск давно расписано и распланировано, за сотни километров могут эшелоны с мукой и пшеном подогнать. А потребности Рокоссовского на ближайшие колхозы раскидаю. Дальше видно будет.

Сергачёв снабжает нас ужином и картой и деликатно удаляется. Чувствуется, что Константиныч голоден, но ест неторопливо и сдержанно. Одобряю.

Через четверть часа.

— Такая система караульных постов не годится ни к чёрту в военное время, — выношу категорический вердикт. Только что Рокоссовский нарисовал план охранения своих сбродных частей.

— Посты должны быть двойные. И на будущее, Константин Константиныч, всё должно быть двойное. Отступаешь? Двойное прикрытие. Наступаешь? Двойное накрытие. Подстраховка каждого шага. Каждого!

Немного подержав поднятый вверх назидательный палец, продолжаю:

— За линией постов должна быть вторая линия. Контролирующая первую. Можно делать её реже, один наблюдатель следит за двумя постами. У наблюдателя-контролёра должна быть связь с группой немедленного реагирования на случай скрытного нападения на пост. Оговорена система условных знаков.

Первое вводное обучение заканчиваю. Показываю место на карте.

— Примерно здесь мне нужен аэродром подскока. Тяжёлые бомбардировщики на местный грунт не сядут, а истребители и лёгкие бомберы смогут. Направь туда батальон из второго эшелона. Подгоню на днях туда из Пинска технику и специалистов батальона аэродромного обслуживания. Они место окончательно выберут. Проконтролируйте. Надо сокращать подлётное время. Горючее опять-таки экономиться будет.

— Как оно будет экономиться, если всего лишь аэродром подскока?

— Для кого-то аэродром транзитный, но будет и постоянный состав. Перебросим сюда смешанный авиаполк. Маскировочные сети у вас есть?

Чего ни хватись, ничего у них нет. А что не нужно есть. Пленные у них есть, с полтысячи человек. Надо забирать, уборочная начинается. Вот и обменяю пленных на продукты в ближайших колхозах, ха-ха-ха. Почувствую себя работорговцем. На самом деле всё не так, конечно. Будет сформирован трудовой немецкий батальон имени Розы Люксембург, например. Именно вариант Розы идеален, учитывая, что она еврейка. Назначим туда замполита со строгим приказом организовать политучёбу в полном формате. Часа по два каждый день. Пусть впрыскивает в мозги фрицев, замороченных фашисткой пропагандой, марксизм-ленинизм в лошадиных дозах. «Капитал» пусть заставит читать. Надо только на немецком языке его найти. И комиссар должен немецкий знать боль-мень. Соцсоревнование пусть между немецкими ротами устроит с передачей красного вымпела с профилем Ленина передовикам социалистического труда.

От этих мыслей не удерживаюсь от глумливого смешка.

— 50-мм миномётов у нас двадцать штук. И сорок 82-миллиметровых… — от моей реакции, хотя не на его слова я реагирую, Рокоссовский недоумённо замирает.

На мою мысль о политзанятиях с пленными он реагирует сдержанно. До ещё одной моей идеи.

— Экзамен ещё им устроим. По марксизму-ленинизму. А чо, Маркс, Гегель, Фейербах, все для них свои…

Безудержным хохотом нас срубает одновременно.

— Одно плохо, — нахожу в себе силы вставить замечание, — Иосик Геббельс может поднять шум об особо изощрённых большевистких пытках бедных военнопленных…

— Дмитрий… Григорич… хватит… — Рокоссовский стонет и утирает слёзы от смеха.

С трудом переходим к делу. Записываю в блокнот требуемые ресурсы пункт за пунктом. Маскировочные сети, сотня 82-мм миномётов, дюжина трофейных эрликонов…

— С зенитками у меня не очень, Константиныч, — извиняюсь я, — вроде много, и сильно не хватает. Учи личный состав работать стрелковым оружием по воздушным целям. Хоть по головам лаптёжники ходить не будут. Миномётчикам объясни…

Уже полночь близится, а я всё рассказываю. Только сейчас понимаю, как далеко мы ушли от остальных. Будто моя армия совсем другая. Рисую на бумаге примерную схему миномётных батарей. С рисунком защитных позиций, путями отхода и прочим. А у него ещё и радиостанций нет, о хосподи…

17 июля, четверг, время 07:50

Рядом с местом впадения речки Страча в Вилию.

Лейтенант Гатаулин.

— Куда палишь, придурок!? — худому, но жилистому пулемётчику прилетает звонкий подзатыльник. — Я тебе что сказал? Возьми на пять метров выше земли! Опять прицел не установил? Я тебя сегодня в пыль измордую!

От очереди Гришаньки наши отступающие через низинку от противоположного леса слегка шарахнулись в сторону. Хотя он и так бы в них не попал.

— Уйди с глаз долой! — Гришаньку в сторону, прицел на пятьсот метров. Ну, точно, на сотне стоял.

Наши отступают, забирая вправо от нас. Там лесок выпирает чуть ближе. Отступают технично, как учили. Сначала одна часть стреляет по лесу, с колена или лёжа. Потом вторая, а первая уходит дальше. Щас, парни. Прикроем.

Выпускаю длинную очередь, укладывая пули прямо перед кромкой леса. Неприкрытой угрозой вырастают густым строем пулевые фонтанчики. Те, кто пытался оттуда подстрелить наших ребят, наверняка энтузиазм подрастеряют. Вроде оттуда кто-то дерзил? Очередь патронов на пять зло треплет густые кусты.

Я со своим родным отделением пулемётчиков плюс приблудный взвод, от которого осталась половина, кружим москитным роем у носа фрицев уже почти неделю. Не так много фрицев наколотили, голов пятьдесят где-то. Немец сторожкий стал. И-э-х, где те деньки, когда они открыто и весело на мотоциклах лихачили.

Снова бодрой швейной машинкой стучит в моих руках пулемёт. Нравится мне этот немецкий зингер. А те деньки прошли. Как весело и смешно, наловчившись, одной очередью снимать два экипажа сразу. Мотоциклы, бывалоча, так забавно кувыркались, приятно вспомнить.

Всё, кончилось веселье. Фриц идёт, как танк, хрен на кривой козе подъедешь. Засадная рота наших диверсантов вон как драпанула. Среди передовой разведки никаких мотоциклов, только броневики, танкетки, а то и танки. И боковое охранение вычёсывает окружающие леса частой гребёнкой… что, ребята уже здесь? Значит, надо сваливать.

— Отходим!

Здоровый с глазами слегка навыкате, но уже не такими наглыми, парняга подхватывает из моих рук пулемёт. Перевоспитывается Николаев потихоньку в отважного героя. Уже без пинков и подзатыльников всё делает. Но пока подвига не совершит, так и будет работать вьючным конягой.