Пой, Менестрель! - Максим Огнев

Чудесно получилось с венцами! Как уцелели от огня? Видно, Магистр поспешил прибрать их к рукам еще до пожара, едва король с королевой бежали из своих покоев… Алб, вернув венцы владыкам, получил щедрую награду и поспешил скрыться. Лишней минуты задерживаться в Дарле не стал.

…Король собирает военный совет. Полководцем называет лорда Артура. Тот предлагает дать бой у стен Борча.

— Так мы преградим каралдорцам путь к столице.

На совете присутствует и королева. Она говорит:

— Мы обязаны попытаться решить дело миром. Понимаю, надежды на это почти нет. И все же…

Король соглашается:

— Отправим к каралдорцу гонца с письмом.

Лорд Бертрам обводит взглядом собравшихся:

— Кто захочет рискнуть головой?

Советники смотрят в пол и начинают ерзать в креслах. Тогда раздается спокойный голос Короля:

— Я знаю такого человека.

Двойной ров и частокол со сторожевыми башнями окружали лагерь каралдорцев. Большое войско привел каралдорский король, да еще пополнил его пехотинцами и всадниками, спешно набранными в Баттии, Арче, Рассе и ближних к ним селениях. Впрочем, их в основной лагерь не допустили, наемники стояли в двух милях к югу.

Часовые у ворот смотрели, как заклубилась пыль на дороге. Гостей не ждали, подняли тревогу. Всадники летели галопом.

— Маловато для атаки, — засмеялся взбежавший на башню сотник.

Перед самыми воротами скакавший во главе отряда осадил коня. Вскинул к губам рог, затрубил. Воины, сгрудившиеся за частоколом, удивленно переговаривались. Сигнал рога звучал непривычно, посланцы Магистра подавали иной. Юноша, ему едва ли сравнялось шестнадцать лет, отнял рог от губ, взмахнул рукой. Тогда один из верховых развернул знамя. Поднялся на задние лапы черный лев, запрокинул голову белый олень.

Со всех сторон раздались изумленные восклицания.

Уже бежал к расшитому золотом шатру воин.

— О властелин! Посланцы короля, посланцы королевы.

Каралдорец изогнул тугие губы. Улыбнулся? Поморщился?

— Самозванцы… Что ж, я их выслушаю. Может, помилую.

— О, как ты добр, повелитель!

Каралдорец надевает кольчугу, перевязь, усыпанную рубинами, опускает пальцы на крестовину меча.

— Пусть приведут гонцов.

Меж двух рядов разноцветных шатров следуют юный паж и Менестрель. В руках пажа белый свиток, перехваченный алой лентой, скрепленный королевской печатью. В глазах пажа — страх и восторг. Он увидит грозного чужеземца. Паж распрямляет плечи, вздергивает подбородок. Он не смутится, не затрепещет под ужасным взглядом проклятого южанина. А если вероломный владыка вздумает их уничтожить, встретит смерть бестрепетно.

Тут паж невольно споткнулся. Может, каралдорец не столь вероломен? Паж украдкой взглянул на своего спутника и почему-то сразу опустил глаза. Менестрель был спокоен, но подобному спокойствию паж не завидовал.

Над сверкавшим золотом шатром веял стяг. Черный ворон распластал крылья, кружит над башнями крепости.

…Трехзубый золотой венец, пунцовые губы на смуглом лице. Голос, подобный гулу камнепада.

— Отчего это гости мне не кланяются?

— На нашей земле мы хозяева, ты — незваный гость. Тебе надлежит кланяться первым, — выпалил паж и сам испугался собственной дерзости.

Приближенные короля злорадно замерли. Сейчас вылетит из ножен волнистый клинок — и юнец распадется на две половинки. Никакая кольчуга не спасет.

Почему медлит король? Смущен неприкосновенностью гонцов? Щадит юность? Изобретает достойную казнь?

Каралдорец едва слышит вызывающий ответ, едва видит мальчишку — так занимает его тот, другой, что молчит.

Менестрель встречается взглядом с каралдорцем. «Дай посмотрю на тебя, король. Давно хотелось мне встретиться с тобой лицом к лицу. Долгие годы думал я об убийце Маргарет. У него, должно быть, волчьи клыки, твердил я себе, глаза тигра, сердце шакала. Страшен он, словно ночной кошмар. Но нет. С виду ты похож на человека. Ростом, размахом плеч удался».

Каралдорец сдвигает черные брови. Грозная морщина прорезает высокий лоб. «Уж не вздумал ли ты судить меня, бродяга? Кто ты предо мною? Могущество мое безмерно. Стоит мне нахмурить брови — двинутся войска, стоит сжать губы — народы падут ниц, стоит шевельнуть пальцем — богатства мира будут мои».

Холодны глаза Менестреля. «Могущество твое призрачно, король. Разве можешь ты повелевать сердцами? Острослов, умеющий нас рассмешить, скрипач, заставляющий нас плакать, поэт, пробуждающий нашу совесть и мужество, обретают большую власть над нами, нежели ты».

«Даже через века имя мое будет внушать страх!»

«Безрадостный удел — внушать страх, не любовь».

«Эта страна покорится мне!»

«Перед тобой склонятся лишь воры и глупцы».

Чернее тучи стал каралдорец.

«Опусти глаза, бродяга. Или не знаешь — твоя жизнь в моей руке!»

«Я готов к смерти. Готов ли ты? Разве знаешь свой час? Что если не через год, не завтра, а сегодня, в сей миг исполнится твой срок? С чем покинешь этот мир? Уйдешь, улыбаясь? Или, вцепившись обеими руками в землю, захрипишь-застонешь: не сейчас, не успел, не так думал…»

Каралдорец опустил коричневые веки. Бестрепетно выезжал он на поле брани. Отваживался бродить ночами в самых разбойничьих закоулках столицы. Он еще молод, силен. Пусть другие умирают за него. Сам он уйдет не прежде, чем вкусит всю сладость человеческого века… Отчего же захолонуло сердце? Отчего вспомнилось, как тяжко умирала мать? Отчего Маргарет предстала перед глазами, темное платье, зеленый шарф… Маргарет сама виновата! Полюби она его, как должно супруге, согласись служить его замыслам, он бы ее пощадил. Объявил бы безумной, запер в высокой башне, навещал…

И королевство это не он обрек гибели! Он лишь покупал, продавал Магистр.

Почему так ноет сердце? Почему холод подступает к груди? Гонцов обыскали перед входом в шатер, оружия при них нет… Почему же он чувствует дыхание смерти? Бежать… Повернуть войска… Возвратиться в Каралдор, в замок из черного гранита, затворить двери, молить о прощении тень Маргарет…

Гневом вспыхнул каралдорец. Или зря он ждал столько лет? Или грозный враг перед ним? Чего испугался? Даже не слов — взгляда! Этот королевский посланец и рта раскрыть не посмел!

— Говорите, с чем пришли.

Паж на негнущихся ногах сделал пару шагов, подал свиток. Каралдорец сорвал печать, развернул. Бурой кровью налилось лицо его. Король поднял глаза в красных прожилках. Сказал с натугой:

— Я оставляю вам жизнь только для того, чтобы передали мои слова. Самозванку, именующую себя королевой Аннабел, я велю отстегать кнутом на главной площади столицы. Что до мнимого короля, то голова его украсит ворота моего замка.