Тени над Гудзоном - Исаак Башевис-Зингер

— Где вы это прочитали? Что с ними там делают?

— Что с ними только не делают! Их бьют даже в поездах. Все еще хуже, чем было прежде. Их увольняют с работы. Все больше и больше евреев ссылают в Сибирь.

— И вы этому верите?

— Да, верю. А почему мне не верить? Нечестивцы творят свои нечестивые дела. Еврейские коммунисты сами ужасные нечестивцы. Они доносят друг на друга. Ты можешь быть самым преданным коммунистом, но придет твой же товарищ и заявит, что ты — троцкист. Не успеешь оглянуться, как тебя потащат в тюрьму. Кто за тебя заступится? Америка? Там сидят в тюрьмах сотни американцев, англичан и граждан других стран Запада. Советы никого не боятся. Сейчас, выиграв войну, они плюют на весь мир.

— Дядя, у вас абсолютно ошибочные представления.

— Дай Бог, чтобы ты был прав. Ты глупец, но мне тебя жалко. Пока ты здесь, ты свободный человек, но как только ты окажешься в их руках, ты — раб. Пусть у них будет столько болячек, сколько невинных людей они замучили и убили. Человеческая жизнь стоит для них меньше, чем грязь под их ногтями. Они поубивали своих собственных генералов и вождей. Как его там звали? Бухарина и всех прочих. Они сотрясали весь мир. Вдруг про них придумали, что они шпионы. Такой, как ты, для них меньше мухи. Тебя, не дай Бог, там убьют, и ни один петух не кукарекнет. Ты же знаешь, что я говорю правду.

— Нет, дядя Борух. Если бы я считал, что вы говорите правду, мне незачем было бы жить…

— Ну что я могу с тобой поделать? Когда ты хочешь жениться?

— На этой неделе.

— Когда ты уезжаешь?

— Это вопрос нескольких дней.

— Ну, если ты хочешь покончить жизнь самоубийством, то кончай. Тогда возьми с собой хотя бы жену. Может быть, она будет тебе передачи в тюрьму носить…

Герман закусил губу:

— Она обязана остаться здесь.

* * *

Доктор Марголин сказал Борису Маковеру, что едет купить журнал, однако это не было правдой. «Знай он правду, не стал бы со мной целоваться, — говорил сам себе доктор Марголин, сидя за рулем. — Он бы мне в лицо плюнул. И был бы прав, абсолютно прав…» Подумав об этом, доктор Марголин оторвал одну руку от руля и вытер рукавом лоб, как будто Борис Маковер действительно плюнул ему в лицо. Вслух доктор Марголин сказал:

— Я не человек…

А произошло вот что: Лиза, его бывшая жена, ушедшая от него в тысяча девятьсот тридцать восьмом году к нацисту, приехала в Америку. Она привезла с собой их дочку Митци, семнадцатилетнюю девушку. Нацист погиб на русском фронте в бою под Белгородом в августе сорок третьего года. Доктор Марголин помог Лизе и Митци приехать сюда. Ему пришлось пережить тяжелый внутренний конфликт. Он не спал ночами. В те недели, когда доктор Марголин боролся с собой, решая, посылать им вызов в Америку или нет, он даже употреблял опиум. Однако в итоге сделал то, чего сам от себя не ожидал. Он сам бы не поверил, что способен на такое. Если бы ему рассказали, что нечто подобное сделал какой-то другой человек, он решил бы, что тот мерзавец, нелюдь, гнусный тип. Доктор Марголин тосковал по Митци, которая была его плотью и кровью. Лизу он тоже не мог забыть. Она писала ему письма, полные мольбы, любви, тоски. Судя по этим письмам, к этому шагу ее подталкивали родители, которые были тогда еще живы. Сам Ганс (тот нацист) якобы угрожал Лизе, что если она откажется с ним жить, то доктора Марголина отправят в Дахау. Лиза клялась в своих письмах, что никогда не любила этого Ганса, что он был ей противен. За неполный год, который она жила с ним, пока его не отправили на фронт, у нее не было ни одного счастливого дня. Их дочь Митци, которая была тогда еще ребенком, ненавидела его, она никогда не переставала говорить о своем папе. В школе, куда отправили девочку, узнали, что ее отец — еврей, поэтому Лизе пришлось поклясться, что настоящим отцом девочки был ариец, Ганс. «Какая страшная, какая ужасная ложь!» — писала по этому поводу Лиза.

Не только Лиза писала доктору Марголину длинные письма, но и Митци буквально засыпала отца письмами. В качестве подтверждения того, что она не забывала его в течение всех прошедших лет, Митци переслала отцу по почте те открытки, которые он когда-то посылал ей, когда она была на летней даче, рисунки, которые он для нее рисовал, фотографии, на которых он стоял рядом с ней. Все это должно было послужить свидетельством того, что она, его дочь, никогда не забывала своего отца и сохранила все эти вещи, которые напоминали о нем. Так адвокат готовится к защите, используя каждое обстоятельство, способное смягчить наказание или опровергнуть выдвинутые обвинения. Таким образом, Лиза и Митци постоянно поставляли Соломону Марголину материалы и документы, которые должны были доказать их привязанность к нему. Однако доктор Марголин знал то, что он знал, и помнил то, что он помнил. А бесстрастные, сухие факты состояли в том, что Лиза ушла от него, чтобы жить с гитлеровцем, а Митци посещала школу, в которой ее учили, что евреи — хуже клопов и клещей, и распевали «Хорста Весселя».[321] Если бы тот нацист Ганс не погиб на Восточном фронте и если бы Гитлер был жив и здоров, то он, Соломон Марголин, никогда бы не получил никаких весточек ни от Лизы, ни от Митци. И еще кое-что: он сам был близок к тому, чтобы застрять в Европе и быть сожженным или задушенным газами где-нибудь в Майданеке или в Треблинке. В течение какого-то время Лиза и Митци даже не знали, что он жив…

Соломон Марголин десятки раз принимал решение не отвечать на их письма и не иметь с ними никаких дел — ни с матерью, ни с дочерью. Однако поступил он прямо противоположным образом. Было время, когда он хотел привезти в Америку только свою дочь, но Митци не захотела ехать без матери. Кончилось это тем, что он послал приглашения им обеим, послал он им и денег на расходы. Они приехали в Америку этой весной. Лиза хотела сразу же въехать в его квартиру, но Соломон Марголин предпочел снять для них квартиру на Первой авеню,[322] рядом с Ист-ривер. Лиза, державшая в Берлине первоклассный модный салон, здесь