Баллада о Лорелее (СИ) - Морозевич Юрий В.

«Представь себе, — говорил ты в ответ на укоризненные дяди Лешины взгляды, — что когда-нибудь наша Катя станет великим художником, и наступит момент, когда мы увидим ее работы в какой-нибудь галерее… еще будем гордиться знакомством с выдающимся мастером…»

Забавно, но я запомнила этот разговор в мельчайших подробностях. Возможно, именно он впоследствии и подтолкнул меня к выбору жизненного пути, хотя, признаюсь, — добраться до сияющих вершин в профессии художника мне так и не удалось… А ты помнишь мой день рождения?

Богданов долго молчал, глядя на собеседницу взглядом, в котором безумная надежда смешивалась с болью и горечью непоправимой утраты. А потом, наконец, тихо произнес, глядя собеседнице прямо в глаза:

— Я очень хотел бы поверить в невозможное… но не могу. Извини. Даже если у тебя внешность и воспоминания Кати — ты все равно не она. Наша Катя мертва, и изменить это не в силах уже никто.

— Но почему, дядя Миша? Что со мной не так?

— Ты прекрасно знаешь. Люди не могут вот так запросто менять один облик на другой, как ты только что нам продемонстрировала… или продемонстрировал. Ты не человек… Сэм Харди или Катя — всего лишь маски, за которыми прячется твоя истинная сущность. Не говоря уж об этих черных бестиях, — Богданов махнул рукой в сторону зависшей над столом голограммы. — Тоже ваша работа? Так кто же вы на самом деле?

Катя опустила голову. Майкл стоял у нее за спиной и задумчиво смотрел на застывшее в неподвижности изображение.

Возникла длинная пауза. Все ждали убедительных объяснений от пребывающих в явном затруднении самозванных стажеров… или инопланетных пришельцев… или кто они там такие…

— А может, это что-нибудь техническое? — подал голос Марк Аврелий. — Какой-нибудь голографический камуфляж, а? Правда, никогда не слышал о таком… но мало ли… военные напридумывают всякого, секретного… а ты гадай потом…

— Какой там камуфляж, — с досадой сказал Ник. — Никакая голограмма не позволит тебе выжить при температуре в полтысячи градусов и летать в облаках, размахивая крыльями… да еще обходиться при этом без кислорода.

— А может, это вообще не они, — Марк предпринял последнюю безнадежную попытку объяснить то, что никакому рациональному объяснению не поддавалось. — Какие-нибудь приспособившиеся к венерианскому климату местные твари… А что? Миллионы лет назад условия здесь были почти как на Земле, вот они и сохранились с тех времен. Адаптировались.

— Ну, Марк, ты даешь, — покачал головой Ник. — Гипотезами так и сыпешь. Тебе только фантастические романы писать.

— А что? Может, еще напишу, — Марк гордо поглядывал на всех с высоты своего насеста.

Катя вдруг резко подняла голову.

— Нет, — сказала она. — Командир прав, это мы.

Она быстро закатала рукав и положила правую руку на стол рядом с зависшей голограммой.

— Смотрите.

Рука как рука. Женская, красивая… и миниатюрная ладошка с длинными узкими пальчиками… не то что у Сэма Харди.

Внезапно она вздулась буграми мускулов, в неуловимо краткий момент почернела и удлинилась, а пальцы обзавелись мосластыми суставами и внушающими ужас огромными, острыми, словно бритва, когтями. Миг, — и на столе перед потрясенным экипажем станции «Афродита» возникла лапа демона во всей красе.

Катя дала время на то, чтобы полюбоваться результатом частичной метаморфозы, а затем столь же быстро вернула руку к ее обычному человеческому виду.

Повисшую в воздухе звенящую тишину нарушил Богданов.

— И после этого ты будешь утверждать, что ты человек?

— Буду, — упрямо заявила Катя.

Командир лишь покачал головой и откинулся в кресле, всем видом давая понять, что попытки переубедить его абсолютно безнадежны. В особенности после произведенной демонстрации.

Катя тоже выпрямилась в кресле и заговорила, глядя Богданову прямо в глаза:

— Вскоре после моего возвращения на Лорелею вышло так, что мы с Роном оказались в этнографической экспедиции Алана Стромберга. В перечне задач значилось прежде всего всесторонее изучение обычаев и жизненного уклада местных аборигенов — лорнов. Включая культуру во всем ее многообразии: верования, танцы, живопись, литература… всякого рода песни и легенды, — и весьма своеобразные представления об окружающем мире. Рон выполнял в экспедиции обязанности пилота, а я… в общем, на подхвате, занимаясь всем понемногу. В основном, на кухне. Специалисты экспедиции нередко обсуждали текущие дела за обеденным столом, так что волей-неволей я оказывалась в курсе всех новостей. Постепенно лорны меня заинтересовали, я сама не ожидала, что их песни, а в основном, — легенды и мифы настолько сильно захватят мое воображение. Мне вдруг захотелось узнать о них все. Я искренне восхищалась цивилизацией, существующей в полной гармонии с природой, пусть даже с нашей точки зрения такая жизнь и выглядела архаичной.

Вовсе не обязательно строить гигантские здания до самых облаков и летать между звезд, думала я. Пусть лорны даже не подозревают о сомнительных благах технического прогресса, зато они абсолютно свободны от его пороков. Очень может быть, что подобный образ жизни в конце концов окажется гораздо более правильным, нежели наш. Возможно, человечеству тоже стоит пересмотреть свои взгляды и перестать покорять природу вместо того, чтобы слиться с ней, став ее частью. Кто знает, не на этом ли пути нас ожидает самое обычное человеческое счастье.

Катя умолкла, обводя взглядом притихший экипаж «Афродиты». Никто не стал оспаривать весьма неочевидные умозаключения, все смотрели на рассказчицу с предельным вниманием. После короткой паузы, она продолжила:

— Неожиданно обнаружилось, что мне довольно легко дается язык аборигенов и их письменность. Руководитель экспедиции Алан Стромберг быстро оценил столь выдающиеся лингвистические способности, после чего немедленно избавил от работы на кухне. Появилась возможность общаться с лорнами напрямую. Удивительно, но обычно не склонное к общению местное население в конце концов меня признало, перестав видеть перед собой всего лишь назойливого надоедливого чужака. Может, почувствовали, что я действительно стремилась жить с ними одной жизнью… понять, а не заниматься изучением. Мои унылые и однообразные будни, наконец, наполнились смыслом. В конце концов я стала проводить с лорнами куда больше времени, чем с собственным мужем…

Катя подняла голову и взглянула на Рона. Тот в ответ лишь пожал плечами. Мол, не со всем согласен, но спорить не буду.

— Приближался праздник Великой Охоты, — Катя снова повернулась лицом к ожидавшей продолжения аудитории. — Я упросила вождя лорнов взять меня с собой в джунгли, и после долгих уговоров он в конце концов согласился. Правда, с условием, что я не буду путаться под ногами. Охота — вообще дело серьезное, а уж Великая Охота… Естественно, я пообещала все что угодно, пребывая на седьмом небе от счастья. Еще бы! До сих пор ни один из землян не удостаивался подобной чести. Я первая. Кажется, не спала целую ночь, а рассвет встретила уже в лагере охотников…

Катя замолчала и нахмурилась. Создалось полное впечатление того, что по какой-то неведомой причине воспоминания о радостном предвкушении предстоящего праздника внезапно сменились чем-то тревожным и даже более того — весьма неприятным.

— Не буду вдаваться в подробности, — хмуро произнесла Катя. — Тем более, что они не имеют никакого отношения к тому, о чем я хотела вам рассказать… Короче… произошел несчастный случай. Испуганный зверь выскочил из зарослей прямо на меня… там, откуда его никто не ожидал. Ударил меня и понесся дальше. А я… Не удержалась и рухнула вниз с высокого обрыва. Когда лорны нашли меня, я была еще жива. Представляю, какое жуткое зрелище открылось их взглядам: сплошная груда переломанных костей и окровавленной плоти. Помню ощущение адской боли… и наводящие ужас мысли о том, что, вероятно, вот это и есть мой последний час. А еще… что в моем теле не осталось ни единой целой, даже самой маленькой, косточки, что, скорее всего, было недалеко от истины. Даже речи не могло быть о том, чтобы поднять меня и перенести куда-нибудь в более подходящее место. Я просто рассыпалась бы на кусочки в руках спасателей.