Дваждырожденные - Дмитрий Морозов

Значит, все обречены?

Наверное, только души, познавшие истину, меру добра и зла, будут возвышаться над этой черной водой. А нам придется окунуться с головой, ибо на нас карма уходящей эпохи. Мы связаны долгом с прошлым. Разве я могу бросить людей, возложивших на меня свои последние надежды?

Шпионы Дурьодханы в конце концов обнаружат эту долину, и ты погибнешь вместе с храмом, — сказал я. — Теперь-то мне известна истинная мощь Хастинапура.

Ты покинешь Пандавов, чтобы зря не рисковать в их битве с Дурьодханой? — с вызывающей улыбкой спросила Лата.

Как ты могла такое подумать? А долг?

Свой-то долг ты хорошо понимаешь, но почему-то отвергаешь мой, — грустно улыбнулась Лата. — Конечно, я вижу, что будет с тобой, так ясно, как будто это пророчество написано у тебя на лбу. Поле боя, потоки крови. Ты или погибнешь или выживешь, превзойдя врагов в жестокости. Прежним ты всеравно не вернешься… У каждого из нас свой путь, и все, что мы можем сделать — это с достоинством встретить неизбежное.

— Как можешь ты говорить о смерти? — ска зал я, заглядывая ей в глаза. — И не понимаю, в каком еще более совершенном образе ты можешь воплотиться.

Не приняв шутки, Лата задумчиво покачала головой:

Нет, я не тороплюсь в царство Ямы. Я просто объяснила, что удерживает меня здесь. Каждый из нас должен постичь смысл своей кармы. Только дойдя до конца, можно узнать, куда вела дорога.

Но разве Хранители мира не открыли тебе будущего? Что ждет всех нас? — настаивал я.

— Послание небожителей предназначены только для Юдхиштхиры, — сказала Лата, — я связана обетом молчания. Остерегайся высших сил. Они столь могучи и непредсказуемы, что че ловек сам себя губит одним только приближени ем к лучу их действия. Даже твое присутствие здесь у храма уже может навлечь на тебя карми ческий удар.

Я снисходительно улыбнулся и похлопал рукой, в которую вернулась сила, по рукояти меча, полученного в дар от Крипы.

Лата грустно улыбнулась:

— Мечи дваждырожденных бессильны против Хранителей мира. Человеческий разум не постиг нет цели и причины их поступков.

Что толку спорить? Мне и поступки Латы были не всегда понятны.

Да и как объяснишь женщине, что я предпочел бы скорее пойти с оружием на ракшаса, чем покорно, ожидать, куда забросит меня непонятная воля жителей небес. Да и не во мне было дело. Лата могла говорить о своей карме что угодно. Моя карма определенно требовала скорее поступиться собственной жизнью, чем дать каким-то там высшим силам отнять у меня Лату. Конечно, я помнил, что дваждырожденный не должен пытаться сохранять что-нибудь для себя. Я смирился с этим. Лата и себе не могла принадлежать, превратившись в жертвенный огонь на алтаре горного храма. Сейчас, будучи такой близкой, она стала для меня совершенно недоступной. Но я уже не был крестьянским юношей, способным только благоговейно созерцать «гостью с севера». Хастинапур научил меня спокойно взвешивать свои возможности, ощущать силу и направление кармы. Если я сегодня бессилен повлиять на судьбу Латы, то это не значит, что через несколько дней не обрушится гора под храмом, не замолкнут навсегда голоса богов. Да, я уже умел ждать…

Мы обошли почти всю долину, и я не чувствовал усталости. На меня снизошло удивительное состояние сердечного восхищения. Это не имело ничего общего с радостью. Радость — это движение чувств, вспышка. Сердечное восхищение длилось, питало потоки тонких сил, дарило способность к новым ощущениям. Меня словно подвесили на невидимую нить между небом и землей, но все-таки ближе к небу. И еще появилось чувство, будто кто-то очень сильный и добрый все время наблюдает за мной сверху, посылает мне прямо в мысли какие-то таинственные советы. На теле горы я чувствовал себя пушинкой, подхваченной потоком силы, восходящей от самых корней Гималаев. Это была та же сила, что выталкивала горные хребты на головокружительную высоту, заставляя их лопаться, как древесные почки по весне.

— Я понимаю, Лата, почему именно здесь со храняется возможность слышать голоса богов. Я не удивлюсь, если вон за той скалой прямо на тро пинке мы встретим мирно бредущего небожите ля. Здесь все кричит об их присутствии, но я не слышу в этих криках угрозы. Расскажи мне, как выглядят небожители. Тебе нельзя нарушать обет? Так придумай, как это сделать, не нарушая его.

Лата остановилась прямо посреди тропинки и внимательно посмотрела мне в глаза.

Ветер, музыка горных потоков, прозрачные тени облаков — все это жило в ней. Благодать мира осеняла ее лицо. Но сейчас проступила и боль.

— Я расскажу тебе древнюю легенду. Достос лавный царь Нишадхов по имени Нала спешил на сваямвару к царевне Дамаянти. — сказала Лата. — Она ждала царя Налу, которому уже отдала свое сердце. Легко было на душе у Налы. Своим кшат– рийским пылом он мог повергнуть в пыль всех ос тальных царей, жаждущих получить Дамаянти. Но не знал Нала, что его суженая дева-жемчужина своей красотой снискала славу во всех трех ми рах, и на ее сваямвару держат путь пятеро небо жителей на небесной колеснице. И вот, когда пре красная невеста взошла на помост, окруженный праздничной толпой, перед ней неожиданно пред стали шестеро мужчин, подобных зеркальному от ражению возлюбленного. Неслышные для осталь ных собравшихся голоса призвали Дамаянти выб рать одного из шестерых себе в мужья.

Тонкостанная царевна поняла, что ей придется подчиниться воле небожителей. Ни слезы, ни мечи кшатриев не могли им помешать. В душе Дамаянти еще поблагодарила богов за подаренное право выбора, понимая, что если сейчас не сможет узнать истинного царевича Налу, то потеряет его навсегда. И тогда прекрасная Дамаянти смогла обуздать свои чувства, очистить свой внутренний взор от майи. Сосредоточившись, она вдруг увидела, что у пятерых небожителей не было на челе ни капли пота, на одежде не лежала дорожная пыль. Прояснившимися телесными очами увидела девушка, что стоят перед ней пять существ, облаченных в неувядающие венки, и глядят на нее немигающим взором. Ей даже показалось на миг, что они не касаются ногами земли. Ну, а истинный Нала тяжело упирался ногами в землю, и, вместо аромата увядшего от жары венка, был окружен запахом дорожной пыли и пота. Прозрев приметы богов, Дамаянти бросилась на шею своему любимому. Боги умчались на своей золотой небесной колеснице, восхваляя мудрость и преданность царевны. Так что, ты теперь узнаешь небожителя, если все-таки встретишь его за поворотом дороги, — сказала Лата.

— После всего услышанного я бы этого не хо тел, — сухо сказал я. — Если небожители поже лают в жены апсару заповедной долины, то ведь они могут и не предоставить ей право выбора, ко торого удостоилась царевна Дамаянти.

Ничего не ответив, Лата повернулась на носках и заспешила в деревню. Я пошел за ней, оглядывая горные пики настороженным взором, пытаясь представить, откуда может выпорхнуть на нашу дорогу летающая колесница.

Несколько следующих дней я был предоставлен самому себе.

Арджуна с большим отрядом кшатриев, в том числе и Митрой, уехал дальше по горной дороге. Он тщетно пытался найти путь в сокрытую страну небожителей. Накула и Сахадева вместе с Джа-наки и двумя десятками воинов остались в деревне. Меня же никто не обременял службой, возложив заботы о моем здоровье на старого брахмана и, слава всем местным богам, на Лату.

Дождавшись, когда я немного окрепну, а моя душа успокоится, она опять повела меня в храм. У гулкого каменного входа нас встретил уже знакомый мне старый брахман и двое почтительно улыбающихся служителей. Они поднесли нам медовую воду для утоления жажды и свежие цветы. Брахман провел нас в прохладную глубину храма, где рядом с алтарем горел священный огонь и дымились благовония. Вслед за хозяином мы уселись на подушки, набитые мягкой пахучей травой, и некоторое время предавались созерцанию пылающего огня, аккуратно настраивая свои мысли на общий лад. Наконец, брахман нарушил молчание, обращаясь прямо ко мне:

— Почему неспокоен твой дух? Почему ме чутся мысли? Долгий путь прошел ты. Теперь вре мя понять, зачем тебе это было надо. Попей, вот настой трав и меда. Мы здесь, простоте своей, все еще пытаемся хранить традиции. Ты обрядом– то не пренебрегай. Успокой разум. Иначе мои мысли за твоими не угонятся. Настой утоляет жажду, а цветы и созерцание огня — дух. Здесь у нас по спокойнее, чем в долинах юга, чувствуешь? — гла за брахмана строго заглянули мне в душу. Я невольно улыбнулся собственным ощущениям.

Покой, и правда, просачивался сквозь пелену опасений и забот, как вода горного родника сквозь мох. Брахман удовлетворенно сказал:

— Хум. Похоже, ты еще способен что-то ощу щать. Думаю, тебе здесь понравится.

Да, в этом храме, вознесенном так близко к небесам, все еще жила сила, название которой я не знал, но чувствовал ее древность. Я с интересом рассматривал каменный алтарь, испещренный знаками свастики, креста и другими непонятными мне символами. Рядом на цепях висели бронзовые диски, стояли медные кувшины и статуэтки неведомых мне богов. Это были атрибуты каких-то забытых на южных равнинах священнодействий. Древние предметы, казалось, еще хранили благие мысли и веру тех, кто им поклонялся.