Миры Роберта Хайнлайна. Книга 10 - Роберт Хайнлайн

Джубал, переход из одной аудитории в другую был слишком внезапным, и я не успел адаптироваться. Если первое служение было наполовину лекцией, а наполовину зрелищем, то это скорее напоминало обряды вуду[64]. Майк был одет в ризы. Он казался выше, аскетичнее и производил сильное впечатление — глаза его горели. Зал был притенен, звучала музыка, от которой бросало в дрожь и тем не менее так и подмывало пуститься в пляс. Мы с Патти сели на диван, больше похожий на кровать. Рассказать в деталях, что там происходило, я не могу. Майк что-то пел по-марсиански, они отвечали ему на том же языке, но время от времени затягивали: «Ты есть Бог! Ты есть Бог!» по-английски, за чем следовало какое-то марсианское слово, воспроизвести которое мое горло не в состоянии.

Джубал издал жуткое карканье.

— Вот такое?

— А? Кажется, да. Джубал, вы тоже на крючке? Вы что же, все время водили меня за нос?

— Нет. Ему меня научил Стинки… он говорит, что это отчаянная ересь. Разумеется, если принимать его веру за святую. Это слово Майк переводит так: «Ты есть Бог», но Махмуд уверяет, что перевод Майка очень неточен. Вселенная, объявляющая о своем самопознании… или о своем peccavimus[65], но без малейшего признака раскаяния… или о десятке других вещей. Стинки говорит, что он не понимает этого слова даже по-марсиански… чувствует лишь, что оно неприличное, по его мнению — худшее из всех неприличных… и отражающее скорее сатанинский вызов, чем божественное благословение. Но, продолжим. Что там было еще, кроме кучки фанатиков, орущих по-марсиански?

— Знаете, Джубал, они вовсе не орали и совсем не были похожи на фанатиков. Временами их голоса опускались до шепота. Иногда поднимались октавой выше. Все это подчинялось ритму… мелодии, чем-то напоминавшей кантату… но при этом явно не было никакой отрепетированной сыгранности. Казалось, что все они — это единое существо, невнятным бормотанием пытающееся выразить свои чувства и мысли. Джубал, вы же видели, как взвинчивают себя фостериты…

— Отвратительное зрелище, доложу я вам.

— Верно. Но то, что было здесь, ничуть не напоминало их неистовство. Здесь было тихо и спокойно, как бывает в минуты, предшествующие погружению в сон. Нет, присутствовала, конечно, и напряженность, она даже нарастала, но… Джубал, вы когда-нибудь присутствовали на спиритическом сеансе?

— Бывал. Я стремился испытать все, что только можно, Бен.

— Тогда вам знакомо чувство растущего напряжения, хотя никто не двинет даже пальцем и не произносит ни слова. То, что тут происходило, скорее было похоже на такой сеанс, нежели на молитвенное собрание секты или даже на обычное богослужение. Но в этом спокойствии не было слабости. Наоборот, в нем чувствовался заряд грозной силы.

— Значит, сюда подойдет термин «аполлонический».

— Что вы хотите сказать?

— В противоположность «дионисийскому». Люди склонны упрощенно трактовать «аполлонический», придавая ему значение «мягкий», «спокойный», «прохладный». Но «аполлонический» и «дионисийский» — две стороны одной медали. Монахиня, преклонившая колени в своей келье и застывшая в тихой молитве, может испытывать экстаз куда более сильный, чем жрица Пана-Приапа, празднующая весеннее равноденствие. Экстаз рождается мозгом, а не приседаниями и прыжками. — Джубал поморщился. — А другая ошибка заключается в том, что «аполлоничность» отождествляется с благом только потому, что наши самые респектабельные религии аполлоничны в своих ритуалах и заповедях. Всего лишь предрассудок. Продолжайте.

— Ну… то, что я там видел, отнюдь не походило на молитвенное бдение монахинь. Люди вставали, ходили, менялись местами, кое-где даже обнимались, хотя освещение плохо позволяло… Какая-то девушка подсела к нам, но Патти сделала ей знак… девушка поцеловала нас и отошла. — Бен усмехнулся. — Целовалась она, кстати, отменно. Я был единственным, на ком не было тоги. И по этой причине чувствовал себя белой вороной. Впрочем, девушке вроде было все равно.

Все выглядело как-то очень свободно… и в то же время скоординированно. Ну, как движения мышц балерины, что ли… Майк все время находился в движении: то поднимался на возвышение, то расхаживал между присутствующими; раз он даже пожал мне руку и поцеловал Патти, все это хотя и быстро, но не впопыхах. Почти все время молчал. Позади того места, где он стоял, казалось, управляя всем этим шоу, находилась какая-то штуковина, похожая на «ящик» стереовизора. Он пользовался ею для «чудес», хотя слова «чудо» не употреблял, — во всяком случае по-английски. Джубал, любая церковь ведь обещает чудеса, но почти никогда их не показывает. Они как варенье у Алисы — его дают только «завтра» и никогда «сегодня».

— Исключения есть, — перебил его Джубал, — кое-кто чудеса все же творит. Среди многих могу назвать, например, «Христианскую Науку» и римско-католическую церковь.

— Римско-католическую? Вы имеете в виду Лурд?

— Я имею в виду чудо Пресуществления.

— Хм… не берусь судить о таком деликатном деле. Что же касается «Христианской Науки», если я сломаю ногу, то, пожалуй, лучше обращусь к костоправу.

— Тогда уж смотрите получше куда ставите ногу, — пробурчал Джубал, — а ко мне не вздумайте обращаться.

— И не подумаю, но и к последователям Уильяма Харви[66] не пойду.

— Доказано, что Харви действительно влиял на ход заживления переломов.

— Верно. Но вопрос в том — способны ли на это его последователи? Джубал, приведенные вами примеры, возможно, и являлись чудесами, но то, что предлагает Майк, впечатляет куда сильнее. Он или превосходный фокусник, или потрясающей силы гипнотизер…

— А может, и то и другое?

— …или же он так перестроил схему стереовизора, что отличить изображение от реальности невозможно.

— Зачем же исключать существование подлинных чудес, Бен?

— Такая теория мне не по душе. Чем бы он там ни пользовался, все равно это было шикарное представление. Однажды, при ярком свете ламп там вдруг появился черногривый лев, такой же мощный, как тот, что охраняет вход в библиотеку, а вокруг него весело резвились юные ягнята. Лев же только моргал да позевывал. Ясное дело, такие эффекты вполне по плечу Голливуду… но я чувствовал запах льва. Впрочем, его тоже можно подделать.

— Зачем же все время настаивать на подлоге?

— Черт возьми, я просто хочу остаться беспристрастным!

— Тогда не ставьте телегу впереди лошади. Попробуйте поучиться у Анни.

— Я не Анни. И когда смотрел — не был беспристрастным, а просто наслаждался представлением. Можно сказать, был им ослеплен. Майк показал несколько умопомрачительных фокусов. Левитация и прочее в том же духе. Патти к концу представления ушла, шепнув мне, чтобы я оставался. «Майк, — сказала она, — велел всем, которые не чувствуют себя готовыми к следующему Кругу, уйти». Я сказал, что тогда и мне, пожалуй, самое время уходить, на что она возразила: «Нет, нет, милый! Ты ведь принадлежишь к Девятому Кругу! Сиди. Я скоро вернусь». И ушла. По-моему, никто из комнаты не ушел. Эта группа Седьмого Круга у них считалась «продвинутой»… Я даже не заметил, как снова вспыхнул яркий свет… и тут увидел Джилл.