Рождение «Сталкера». Попытка реконструкции - Евгений Васильевич Цымбал

Рерберг во время совместной работы открыто высказывал Андрею Арсеньевичу свое несогласие и недовольство. После того как его отстранили от съемок, он никогда и нигде не сказал ни одного скверного слова в адрес Тарковского за его спиной. Тарковский поносил Рерберга на чем свет везде, где только мог — и в России, и за рубежом.

Тарковскому и Геллеру сообщили решение «Мосфильма»: съемки должны быть прекращены, киноэкспедиция свернута. Тарковский отказался выполнять распоряжение студии. На «Мосфильме» не знали, что делать, ибо генеральный директор был в отпуске и в отъезде, а студия прежде не сталкивалась с подобным неповиновением.

Слегка доработанный двухсерийный сценарий вновь отвергнут Госкино СССР. Тарковскому сообщили об этом, и он резко отреагировал, отправив в Госкино телеграмму:

28 сентября 77 в 13.42

Телеграмма[434]

Доработанный двухсерийный сценарий представлен главному редактору Госкино Орлову 21 сентября зпт взять на себя расходы по бракованному материалу группа не имеет права ни по этическим зпт ни по производственным соображениям зпт о чем я говорил председателю Госкино Ермашу тчк настаиваю на продолжении съемок катастрофически уходящей натуры по двухсерийному варианту до приказа Госкино о закрытии картины тчк Тарковский

А вот ответ Госкино, направленный Далем Орловым — но не Тарковскому, а на «Мосфильм», его главному редактору:

28 сентября 77

Нехорошеву Л. Н.

Направляю Вам сценарий «Сталкер», полученный мною от режиссера А. Тарковского. Д. Орлов[435].

Вот суть его пожеланий:

«Вы там на студии посмотрите этот новый вариант сценария, официально представьте его в Госкино с вашими предложениями и (еще лучше) предложениями самого режиссера».

Началось мучительное перетягивание каната по всем правилам бюрократических состязаний: бумага — заключение со студии в Комитет, бумага — заключение из Комитета на студию, новый вариант сценария, новая бумага со студии, новая бумага из Комитета… И так далее[436].

Вечером в этот день Тарковскому позвонил заместитель генерального директора Олег Агафонов. Он всегда был благожелателен к Тарковскому. Агафонов пытался уговорить Тарковского остановить съемки. Тарковский не поддался на дружеские уговоры. Пришлось действовать строго официально.

28 сентября 1977

Телеграмма[437]

Таллин, ул. Чайковского 11 гостиница «Рана» киноэкспедиция группа «Сталкер»

Разрешить съемки по неутвержденному сценарию не представляется возможным тчк Прошу срочно прибыть Москву решения вопроса Агафонов

29 сентября 77 в 14.52

Срочная телеграмма[438]

Москва, Мосфильмовская 1, Киностудия «Мосфильм»

Заместителю Генерального директора Агафонову

Работаю тчк Не могу приехать тчк Моя позиция известна и неизменна смотрите стенограмму худсовета Тарковский

В ответ на вторичное распоряжение прекратить съемки Тарковский потребовал, чтобы оригинал приказа был привезен в Таллин и вручен ему лично. Он настаивал на продолжении съемок, Геллер не мог ему отказать, и мы снимали каждый день. Обстановка на картине вновь достигла высочайшего накала. Тарковский был на грани бешенства.

* Рашит Сафиуллин: Однажды в Эстонии в конце первого года мы ехали в машине, днем, абсолютно трезвые, и о чем-то разговаривали. И водитель своим высказыванием разозлил Андрея Арсеньевича. Может быть, Андрей думал или говорил важные слова, а тот перебил. Мы не слышали ничего крамольного и просто не поняли, как это возникло, что произошло, каким словом тот его задел. Тарковский вдруг полез в драку. Автомобиль едет полным ходом, водитель сидит за рулем, ведет машину — и в этой ситуации возникает драка. Шофер вильнул вбок, остановил машину, а драка продолжается. Водитель вообще ничего не понял, драться не хотел, он только защищался, хотя конечно, он был крупнее и сильнее Андрея Арсеньевича. Мне до сих пор это иногда вспоминается. Было ужасно стыдно — мы видели, что Тарковский не прав. Мы пытались их успокоить, разнять, а не смотреть со стороны, и впервые в жизни не защищали Андрея Арсеньевича в этой драке с водителем. Ему это было зачем-то нужно, а мы оказались статистами в этой ситуации.

Группа каждый день исправно выезжала на съемочную площадку. Под ногами похрустывал лед, сковавший лужи. Трава катастрофически побурела. Мы пересаживали куски дерна с травой, таская их бог знает откуда. Помогали нам в этом солдаты, которых прапорщик Гнида прислал в помощь. Геллер договорился с местными военными, и они тоже дали солдат. Мы и они, как сумасшедшие, с носилками мчались рысью от берега реки к нужному участку съемочной площадки и обратно, как в ускоренной съемке. Это было уже за гранью реальности и превратилось в кадры из ранних фильмов Чаплина или какой-то бредовый гиньоль.

Марианна Чугунова: В конце концов мы все там вытоптали, и вместо травы осталась одна грязь. А на следующий год, когда трава выросла, уже не было ни одного желтого цветочка. Все были синие. Которые тоже вырывали[439].

Андрей Арсеньевич любил высокие зонтичные растения. Он называл их «укропы». К осени они вытянулись до трех-четырех метров. Это были борщевики с обжигающим ядовитым соком. Они были прообразом хищных растений в фантастическом романе Джона Уиндэма «День Триффидов». Среди них в который раз бродили наши неприкаянные герои.

Наконец, со студии прислали новый приказ за подписью первого заместителя генерального директора Николая Иванова «О приостановлении работ по фильму „Сталкер“»[440]. Студия настаивала на прекращении работ. Тарковский требовал продолжать съемки. Директор картины Геллер больше не мог игнорировать приказы «Мосфильма». Он был обязан отправить имущество, технику и съемочную группу в Москву.

Доведенный до крайности Тарковский обвинил директора в трусости и предательстве. Он объявил, что увольняет Геллера (на что не имел никакого права) и назначает директором нового заместителя директора Михаила Орлова. Орлов отказался и сообщил об этом Геллеру. Вилли сказал Тарковскому, что готов уйти в любую минуту по приказу студии. Студия увольнять директора запретила.

Тарковский требовал продолжать съемки и искал сочувствия у самых разных людей, которые, как ему казалось, могли спасти положение. Но ничего спасти уже было невозможно.

Людмила Фейгинова: В конце экспедиции он вызвал меня в Таллин на три дня, он находился в стрессовом состоянии и искал простого человеческого сочувствия[441].

Людмила Борисовна Фейгинова — одна из лучших монтажеров «Мосфильма», работавшая с Андреем Арсеньевичем на всех его картинах, была человеком деликатным, понимающим и доброжелательным. Конечно, она нашла слова утешения и сочувствия, но успокоить режиссера так и не смогла.

Директор картины Вилли Геллер оказался в ужасном положении: студия требовала останавливать съемки, но он не мог становиться