Горбун, Или Маленький Парижанин - Поль Анри Феваль

— Так, значит, там есть дамы? — удивилась Аврора.

— А как же?

— Что за дамы?

— Светские дамы, — отвечала наивная цыганка. — Самые настоящие парижанки, о которых я столько думала в Мадриде. Представляешь? Придворные дамы — а сами поют, хохочут, пьют и ругаются, словно мушкетеры. Прелесть!

— Ты уверена, что это придворные дамы?

Донья Крус сделала обиженное лицо.

— Как бы мне хотелось на них посмотреть, — проговорила Аврора и, покраснев, добавила: — Но так, чтобы меня никто не видел.

— А на красавчика-маркиза де Шаверни тебе не хотелось бы взглянуть? — чуть насмешливо поинтересовалась донья Крус.

— Конечно, — бесхитростно ответила Аврора, — и на него тоже.

Не давая девушке опомниться, цыганка схватила ее за руку и, смеясь, повлекла за собой к потайной лестнице. От пиршественной залы девушек отделяла теперь только дверь. За нею слышались звон бокалов, взрывы хохота и крики:

— Возьмем будуар приступом! На приступ!

VII

Пустующее место

Господин де Пероль плохо справлялся с обязанностями хозяина вечера, его авторитет неуклонно падал. Шаверни с приятелями сказали ему пару теплых слов, и он уже был не в силах удержать буянов. Аврора ни жива ни мертва стояла за дверью и уже начала сожалеть, что покинула свое убежище. А бесстрашная шалунья донья Крус только посмеивалась. Напугать ее было не так-то просто. Она задула в будуаре все свечи, чтобы никто из находившихся в зале не мог разглядеть ее подругу.

— Взгляни, — предложила она, указывая на замочную скважину.

Но любопытство Авроры как рукой сняло.

— Долго вы там будете возиться с этой барышней? — осведомилась Сидализа.

— Тоже мне сокровище, — поддержала подругу Дебуа.

— Маркизы ревнуют, — подумала вслух донья Крус.

Аврора посмотрела в замочную скважину.

— Маркизы? — с сомнением в голосе проговорила она.

Донья Крус с самонадеянным видом пожала плечами и ответила:

— Ты не знаешь двора.

— Донья Крус! Донья Крус! Пусть выйдет донья Крус! — раздавалось в гостиной. Цыганка с наивной гордостью улыбнулась.

— Они хотят, чтобы я вышла, — прошептала она.

Дверь затряслась. Аврора отскочила назад, а донья Крус заглянула в скважину.

— Ох, до чего уморительная физиономия у этого Пероля! — воскликнула она и расхохоталась.

— Дверь не поддается, — заметил Навайль.

— Кажется, там кто-то разговаривает, — добавил Носе.

— Нужен какой-нибудь рычаг!

— А почему не пушка? — поинтересовалась полусонная Нивель.

Ориоль закатился в хохоте.

— Я придумал лучше! — вскричал Шаверни. — Нужно спеть серенаду!

— И сыграть ножами на бокалах, бутылках и тарелках! — заявил Ориоль, поглядывая на Нивель.

Та снова впала в дрему.

— Как он хорош, этот маленький маркиз, — тихонько проговорила донья Крус.

— Где он? — приближаясь к двери, спросила Аврора.

— Но я нигде не вижу горбуна, — вместо ответа сказала цыганка.

— Вы там? — закричал по ту сторону двери Шаверни.

Аврора, приникнув глазом к скважине, изо всех сил пыталась разглядеть своего рыцаря с мадридской калье Реаль.

Но в зале творилось такое, что ей это никак не удавалось.

— Да который же из них? — все повторяла она.

— Тот, что пьян сильнее всех, — ответила на сей раз донья Крус.

— Мы готовы! Мы готовы! — хором вопили новоявленные музыканты.

Все, включая и дам, повставали со своих мест. Каждый держал свой музыкальный инструмент. Сидализа взяла медную жаровню, а Дебуа изо всех сил колотила в нее. Серенада еще не началась, но шум уже стоял ужасный.

Навайль и Жиронн схватили Пероля, который безучастно наблюдал за весельем, и привязали на всякий случай к вешалке.

— Кто будет петь?

— Шаверни! Пускай споет Шаверни!

И маленького маркиза, передавая с рук на руки, подтолкнули к самой двери. В этот миг Аврора узнала его и резко отпрянула назад.

— Ничего, — проговорила донья Крус, — он просто немного навеселе. При дворе так принято. Но он все равно очарователен.

Покачиваясь на ногах, Шаверни жестом призвал всех к молчанию. В зале воцарилась тишина.

— Дамы и господа, — заявил маркиз, — прежде всего мне бы хотелось объяснить свою позицию.

На него зашикали.

— Никаких речей! Пой или замолкни!

— Моя позиция проста, хотя на первый взгляд может показаться…

— Долой Шаверни! Оштрафуем его! Привяжем рядом с Перолем!

— Но почему я хочу объяснить свою позицию? — с пьяной настойчивостью продолжал Шаверни. — Дело в том, что мораль…

— К черту мораль!

— Обстоятельства таковы…

— К черту обстоятельства!

Сидализа, Дебуа и Флери наскакивали на маркиза, словно волчицы. Нивель спала.

— Если ты не желаешь петь, — вскричал Навайль, — давайте декламировать какую-нибудь трагедию.

Слова его потонули в криках протеста.

— Спой, и мы позволим тебе объяснить свою позицию, — пообещал Носе.

— Клянетесь? — серьезно поинтересовался Шаверни.

Все присутствующие приняли позы Горациев в сцене клятвы[149].

— Клянемся! Клянемся!

— Тогда позвольте мне сначала объяснить свою позицию, — сказал Шаверни.

Донья Крус держалась за бока от хохота. Однако обитатели залы рассвирепели. Кто-то предложил подвесить Шаверни за окном вверх ногами.

В XVIII веке порой шутили весьма мило.

— Я буду краток, — не унимался маленький маркиз. — В сущности, моя позиция очень проста. Я не знаю своей будущей жены, поэтому не могу испытывать к ней ненависти. А поскольку я люблю женщин вообще, то это будет брак по любви.

Гости в двадцать глоток заревели:

— Пой же! Пой! Пой!

Шаверни взял из рук у Таранна нож и тарелку.

— Эти стишки сочинил один молодой человек, — объявил он.

— Пой! Пой!

— Куплеты незамысловаты, прошу обратить внимание на припев.

И он запел, слегка постукивая ножом по тарелке.

Мы двоемужних дам

Ругаем: «Ну и ну!»

Но стыд тому и срам,

Кто мается в плену

У двух иль трех мадам:

Не по карману нам

Держать теперь жену

Даже одну!

— Неплохо! Неплохо! — похвалила галерка.

— Ориоль понимает, что к чему!

— Припев! Еще раз!

Не по карману нам

Держать теперь жену

Даже одну!

— Кто-нибудь даст мне выпить? — очнулась вдруг Нивель.

— Прелестно, не правда ли? — заметил Ориоль.

— Глупо, как и все остальное.

— Браво! Браво!

— Да не бойся же ты! — обнимая, уговаривала бедную Аврору донья Крус.

— Второй куплет! Смелее, Шаверни!

Тот продолжал:

У регента казна —

То знает целый свет —

Всем, право же, полна,

Там только денег нет.

Услышав столь непочтительные слова, Пероль так отчаянно задергался, что отвязался от вешалки и грохнулся на пол.

— Господа! Господа! Ради принца Гонзаго… — начал умолять он, поднимаясь на ноги.

Но его никто не слушал.

— Неправда! — кричали одни.

— Все верно! — не соглашались с ними другие.

— У