Луна над рекой Сицзян - Хань Шаогун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда покойного клали в гроб, сын заметил, что глаза у отца широко раскрыты, и как родственники ни старались, им так и не удавалось их полностью закрыть. Челюсти покойного были крепко сжаты, так что на лице застыла маска безудержного гнева. Если бы кто-то прошёл рядом, наверняка бы отметил его сходство с буддийским божеством, стоящим у ворот храма, с таким же яростным и гневным взором.
Люди тихонько переговаривались, обсуждая, не остались ли у покойного какие-то долги на этом свете, и только семья знала, что это значило на самом деле. Сын, стоя подле тела отца, кричал ему в ухо: «Отец! Отец, тот человек уже пришёл! Он уже извинился! Покойся с миром!..»
Взгляд, полный гнева, был всё так же устремлён в небо.
«Отец! Он прислал записку, он звонил, все это знают!..»
Деревенский староста бросился звонить по телефону в уездный центр. Цю Тяньбао, всё ещё там работавший, с ужасом узнав о случившемся сквозь жужжание и треск электрического аппарата, смутно припомнил случай, произошедший много лет тому назад. В один миг он собрался, сел на поезд, потом пересел на машину, проклиная на все лады медлительность водителя, и добрался до деревни лишь к утру.
Подойдя к гробу, он сжал руку покойного и закричал что есть мочи: «Братец Юйхэ! Прости, прости меня!»
Родные вокруг гроба рыдали в голос, следом за ними и люди, толпившиеся за дверью, начинали всхлипывать и утирать слёзы.
«Это я, Цю Тяньбао, я здесь, я пришёл просить прощения у тебя, просить прощения у твоей матушки!»
Эти слова услышали все. В этот самый миг где-то в небесах раздался раскат грома, эхом прокатившийся по горам, и на землю хлынул благодатный дождь. В ту же минуту стиснутые зубы покойного разжались, веки закрылись, с губ сорвался последний вздох, и в уголках глаз словно бы блеснула слезинка.
Кто-то украдкой улыбнулся, мол, это к добру, это хорошо, это небо плачет вместе со всеми нами.
2009
Кровь носом
перевод А.Д. Назмиевой
В Мапинчжае издалека заметен дом из серого кирпича, втиснутый посреди хаотичного скопления деревянных многоэтажек. Вздёрнутые углы карнизов глухой боковой стены этого здания ступеньками нависают один над другим. На карнизах растёт удивительно высокая трава, стебли которой за годы стали толстыми, словно деревья. Если глубокой ночью вам случится оказаться возле этого дома, в сердце непременно закрадывается какое-то мрачное, зловещее чувство. По кирпичным стенам от самого основания стелется мох, щедро покрывая их зелёными пятнами; он такой густой, что, кажется, вот-вот полностью скроет от глаз само здание.
Этот старый дом пустует уже много лет и насквозь пропитан запахом плесени. И всё-таки те, кто переступает его порог, пристально рассматривают тёмные углы, словно пытаясь разглядеть то, что таится в этих тенях и мраке. Гостями старого дома обычно бывают фермеры, проходившие мимо и решившие отдохнуть; щебечущие стайки юных девушек; образованные люди, приехавшие издалека на автомобиле. Последним нравится прогуливаться вокруг дома, заложив руки за спину, похлопывать каменные статуи львов у входа и водить пальцами по извилистым червоточинам на деревянных опорах. Но ещё больше им нравится перешёптываться между собой, прихорашиваясь перед женской фотографией в гостиной.
Изображение девушки выцвело с годами. Трудно с уверенностью определить, какого она возраста. Её одежда по сегодняшним меркам не считается модной: на ней платье ципао с коротким рукавом, которое, тесно облегая её грудь, в то же время обнажает большую часть шеи, выставляя её на всеобщее обозрение.
Те, кто живёт в местечке подольше остальных, знают, что этот дом принадлежал богатой знатной семье Ян, владевшей производством лекарств. В семье было две дочери. Старшая теперь работает врачом за пределами Китая. На фотографии — младшая дочь, некогда известная актриса. По словам местных жителей, она прославилась в Шанхае, снимаясь в музыкальных мелодрамах, и почти наверняка заработала в этом большом городе немало денег, но не более того. Жители не понимают, почему образованные люди помнят об этой актрисульке и снова и снова приходят осматривать старый особняк. Да на что там смотреть-то? Неужто это зрелище можно сравнить с тем, как хромой Цао заклинает змей? Неужто оно захватывает больше, чем фокус с превращением одного человека в другого в исполнении труппы из Хубэя?
Местные жители называют соседние территории окраиной, словно Мапинчжай является центром мира. Только здесь, в «центре», живут разумно; люди с «окраин» всегда немного чудаковатые.
Как только приезжие покидают посёлок, мапинчжайцы подбирают за ними коробки из-под сигар и бутылки из-под газированной воды, чтобы сдать на переработку или приспособить к делу. И, конечно, сплетничают о туристах. Иногда они обсуждают и фотографию, которая так привлекает гостей.
*
— Она не походит на уличную девку.
— Чем не походит-то? Рот у неё большой, а сама страшная до ужаса.
— Такая упругая грудь, что и пятерых детей вскормит.
— Ты разве не слышал, что женская красота — это зло? У красавиц всегда судьба несчастная.
— Но она не занималась ничем таким. Она была народным представителем. Более того, даже сам председатель Мао приглашал её в Пекин посидеть в кожаном кресле. Мой дядя говорил, что стоит только сесть в это кожаное кресло, как оно проваливается на два аршина, да так, что сердце оказывается во рту.
— Ну ты, болван, не вешай мне лапшу на уши.
Сколько людей, столько и мнений, но всё же в одном простой народ уверен абсолютно: девушка, воспитанная по-европейски, не сможет ни таскать вёдра с навозом, ни косить траву на корм свиньям — разве что без всякой пользы будет стоять и смотреть, как работают другие. Такую точно никто в жёны не возьмёт. К съёмкам в кино в народе относятся не лучше. Как-то приезжала сюда из уезда целая команда: вешали белые холсты и пару раз устраивали кинопросмотры. Не было ни гонгов с барабанами, ни пения, актёры, один страшнее другого, изъяснялись на обычном разговорном языке, а всё действо завершилось, не успев толком начаться.
В другой раз сельский староста увидел на экране несколько сот человек, которые сражались и в то же время поднимали целину. Впопыхах было сварено два котла лапши и устроен приём, чтобы накормить всех актёров. Но едва погас свет, могучее войско мгновенно испарилось; остались только два киномеханика, которые крутили плёнку в киноаппарате. Вот
