АРГО - Л. Кобылинский

она обет их рыцарский да примет.

XIV.

Она в ответ: «Вас, рыцари и братья,

я в этом замке жду уже давно,

вот, на груди железное распятье.

ему связать нас клятвою дано,

мы были вместе прежде, цепь замкнулась,

мы вместе вновь»... И тихо улыбнулась.

XV

Замолкнула... У них дрожат колени,

они спешат без слов склониться ниц,

Ждут чрез нее божественных велений;

сердца полны покорством без границ,

и три души в единое мгновенье

вдруг сплавлены, единой цепи звенья.

XVI.

И клятва их любви необычайна,

над ней не властна древняя змея,

над нею веет девственная тайна,

тому порукой — звездные края.

Обряд свершен, и оба чуть живые

«Скажи нам имя!» — шепчут... «Я Мария».

XVII.

И в тот же миг удар меча незримый

их повергает наземь, светлый звон

их души гонит ввысь; как серафимы,

они парят, покуда мертвый сон,

как грубый саван, тело облекает;

все выше, выше вихрь их увлекает.

XVIII.

На высотах, в лазури беспечальной

вдруг предстает их трепетным очам

Сосуд прозрачный, светлый и хрустальный;

и мнится им, тысячелетья там

воздет горе, он без опоры прочной

стоит, исполнен влаги непорочной.

XIX.

И две руки с безгрешной белизною,

не возмутив покоя струй святых,

слились в одно с прозрачною волною,

и вдруг сосуд распался пылью в миг,

но формою навек запечатленной

хранима влага чистой и нетленной.

XX.

И новое виденье посылает

им вещий сон,— гремит, как гром, труба,

их пламя вкруг объемлет, все пылает,

меч и копье — два огненных столба;

свистя, их лижет пламя, страшно близко

щита сверканье, солнечного диска.

XXI.

Пылает все, вокруг лишь море света,

и мириады огненных очей,

вращаясь, жгут, не ведая запрета,

как тучи стрел, разят снопы лучей;

и внятен зов: «Здесь те, чье сердце смело,

чей дух смиренен, непорочно тело».

XXII.

Но души их, пронзенные лучами,

твердят бесстрашно вещие слова,

единый крест сложив двумя мечами,

и клятва их великая жива,—

их жег огонь, омыли кровь и слезы,

и близится уже виденье Розы.

XXIII.

Вот заревом лазури и сапфира

одет Восток, все ближе свет, и вот

они в слезах лобзают Сердце мира,

где каждый луч играет и поет,

бесплотных Сил им внятно величанье,

Креста и Розы тайное венчанье!

XXIV.

Как пчелы роем, души их влекомы

жужжанием небесных мириад,

на них взирает в Розе лик знакомый,

торжественный их вопрошает взгляд

ужаснее трубы, нежнее скрипки:

«Чье сердце Наши выдержат улыбки?»

XXV.

Они, паря, крестом простерли длани,

потупили смятенные чела,

и Роза роз, желанье всех желаний,

чистейшая в их сердце возросла.

Прияли души в пламени крещенье,

свершен обряд высокий посвященья.

XXVI.

И некий муж торжественно и строго

вдруг предстает, даруя им покой,

великий Страж небесного порога,

как мертвецам, заботливой рукой

смыкает им пылающие вежды,

вернув их душам прежние одежды.

XXVII.

Обряд свершен! Они навеки братья,

она навек их милая сестра,

святой обет хранит ее распятье.

Обряд свершен — и вот им в путь пора;

к Святой Земле, полны благоговенья,

они идут не медля ни мгновенья.

XXVIII.

За ними вновь грохочет мост подъемный,

невидимой рукою наведен,

взбегает вал за ними вновь огромный,

и замок расплывается как сон,

рука с рукой одни вдали от света

они идут к свершению обета.

XXIX.

Храни их Бог! Да рыцарских обетов

на небесах пылают письмена,

святее нет залогов и запретов,

противу них безвластен Сатана;

пусть мир проходит облака бесследной,

блюди их Матерь до трубы последней.

ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ

Speculum virginitatis,

gaude Maria!

I.

Идут года, семь долгих лет проходит,

семь раз Христос рождается в ночи,

семь раз весна с улыбкою низводит

ко всем гробам небесные лучи,

но замкнут круг, и вот у замка снова

два рыцаря стоят, мочат сурово.

II.

Семь тяжких лет в блужданьях непрестанных,

в боях жестоких братья провели,

без жалости разили окаянных

и всюду верным помощь принесли,

все видели, все знали, всюду были,

но о сестре Марии не забыли.

III.

Не прежние то были пилигримы,

ты в них узнать не смог бы никогда

двух отроков, что шли Христом хранимы,

к Земле Святой,— былого нет следа!

Два всадника, разубраны богато,

пред замком блещут в пламени заката.

IV.

Об них молва подобно яркой сети

раскинулась теперь по всей земле,

прославлены повсюду в семилетье

их имена, сокрытые во мгле.

Они прошли неведомые страны,

покорены их дланью великаны.

V.

Один стяжал за подвиги возмездье,

дочь короля ему обручена,

презрела все враждебные созвездья

его золотокудрая жена,

и, как воспоминание святое,

на нем кольцо сверкает золотое.

VI.

Другой с пути коварно уклонился,

в Сицилии провел пять долгих лет,

потом в страну родную возвратился,

как звездочет, гадатель и поэт.

был всеми чтим, хоть каждый втайне ведал,

что дух и меч он Бафомету предал.

VII.

И стал их вид таинственно различен,

стал старший брат недвижен, как мертвец,

и ко всему на свете безразличен,

как будто свой предчувствуя конец,

все что-то вспомнить силился напрасно;

была его задумчивость прекрасна!

VIII.

Другой сверкал зелеными очами,

насмешки яд струил он каждый миг,

и чудилось, что за его чертами

вдруг проступал иной, ужасный лик,

круглился лоб надменно оголенный,

но скорбен взор был тайно-умиленный.

IX.

Они стоят как в первый час призывный,

на небе гаснет призрачный огонь,

различны оба, странно-неразрывны,

и к белому прижался черный конь.

Им кажется, они нездешней силой

приведены пред очи прежде милой.

X.

И вновь она навстречу к ним выходит,

светла и непорочна, как тогда,

приветным взором рыцарей обводит,

безмолвствует, по-прежнему горда,

слегка рукой касается распятья,

готово с уст слететь: «Привет вам, братья!..»

XI.

Но вдруг кольцо увидев золотое,

бледнеет вся, шатается и вмиг.

в нем знаменье увидя роковое,

таинственно преображает лик,—

покорены необъяснимой властью

пылают очи ревностью и страстью.

XII.

Сорвав с груди железное распятье,

.....................

.....................

.....................

.....................

.....................

XIII.

Они несутся прочь на резвых конях,

......................

......................

......................

......................

......................

XIV.

Сгустился сумрак, воздух холодает,

нет ни звезды в небесной высоте;

они одни, лишь слышно, как рыдает,

прильнув к земле, Мария в тишине.

и мнится им тогда, в своем рыданье

она земле передает страданье!

XV.

Вот фыркают, прядут ушами кони,

не слышат шпор и скачут на дыбы,

все ближе шум невидимой погони.

вот грянул топот дрогнул зов трубы,

вот меч сверкнул, за ними, словно птицы

ночных теней несутся вереницы.

XVI.

Свистят мечи, но сталь лишь воздух режет,

несутся кони. грива по земле,

и дикий смех, змеиный свист и скрежет

за ними долго гонится во мгле;

когда ж занялся луч рассвета бледный,

исчезло все, как утром сон бесследный...

ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Fac me tecum pie flеге,

crucifixo condolere,

   donee ego vixero;

fuxta crucem tecum stare

et me tibi sociare

   in planctu desidero!

Sequentia Jacoponis de Todi

   de compassione BMV.

I.

Свершилося: над миром возникает

опять святое знаменье Креста,

пред ним весь мир смиренно поникает,

и каждая душа опять чиста.

ликует тварь, ликует вся природа

в предчувствии крестового похода.

II.

Священный клич, что будит сон столетий,

великий зов, зовущий с небеси!

О подвигах во сне мечтают дети...

Кто смеет, меч за правду вознеси!

Гнев рыцаря — то правый гнев Господен!

Ужель Тебе, он, Боже, не угоден?

III.

Пора... Завет любви и веры старой

презрела церковь блудная!.. Пора!..

Сам Сатана под папскою тиарой

воссел на трое рыбаря Петра;