Тридцать три поцелуя на десерт (СИ) - Ли Марина

– Мадди, – с укоризной обратилась ко мне она, – ну что же ты тут, на холоде? Заболеешь ведь.

– Ай, – всхлипнула я, принимая из её рук напиток. – Мне уже всё равно.

– Глупенькая, нашла из-за чего слёзы лить! Главное ведь не то, что о тебе говорят, а то, какая ты есть на самом деле. – Анна была старше меня лет на пять, а мудрее – на триста. Не представляю, как у неё так получалось. – Ты ведь и сама это прекрасно знаешь.

– Знаю. – Я ещё раз всхлипнула, на этот раз от облегчения, когда тепло от наброшенного на мои плечи пледа разлилось по телу. – Устала просто.

– Тогда идём отдыхать. И не вздумай противиться! Мои дети влюблены в тебя и твои десерты. О мороженом я вообще молчу! Ты нужна нам счастливая и здоровая.

Я с удовольствием отпила из кружки и, чувствуя, как пряная молочная сладость разливается по языку, пробормотала не своим голосом:

– Со счастьем могут возникнуть проблемы…

– Какие проблемы?

Я махнула рукой.

– Ну, ты же знаешь… – Нет, со слезами надо завязывать, голосок у меня был такой, что я сама себя боялась. – До суда по моему делу почти четыре седмицы. Вещей у меня нет, дома нет, работы нет. Ой, молчи! Даже слушать не хочу! Представляешь, что от моего дела останется, если я кофейню всё это время закрытой держать буду? А репутация?.. А если я проиграю?..

– Не проиграешь!

– А вдруг? В этой жизни, у кого деньги – у того правда. Я против Салливана Туга – ноль без палочки. Растопчет и не заметит…

Анна задумчиво посмотрела на меня, а потом вдруг воскликнула:

– А ведь ты права!

– Что?

– Я про «ноль без палочки». Знаешь, Мад, что тебе сейчас нужно больше всего?

– Коробочка яду?

– Покровитель! – рассмеялась подруга, а я скривилась. Покровитель? Серьёзно? После того, как Сал вывалял моё имя в грязи, после Роберта с его претензиями, да я всех мужчин буду десятой дорогой обходить! Какой покровитель?

Анна легко считала все эти мысли с моего лица и рассмеялась.

– Не корчи рожи, Мад, тебе не идёт. Быстро допивай молоко и дуй в дом, я уже велела приготовить для тебя ванну. И не вздумай мне реветь – накажу.

– Как тебя только дети терпят, тиранка.

Плакать мне и в самом деле расхотелось. Я приняла ванну, насладилась ужином в комнате, и весь следующий день – красивая и отдохнувшая! – развозила клюкву в сахаре по городу, и вместе с Анниными детьми пекла печенье.

А ещё день спустя в доме ювелира появился он. Покровитель. И сердце моё как-то странно шевельнулось в груди в ответ на его ясный взгляд из-под выгоревшей от солнца чёлки и на мягкие ямочки, появлявшиеся на щеках, когда он улыбался.

Глава 4. Медовуха, мысли вслух и вдруг

Маленькая стрелка часов на городской ратуше неспешно преодолевала расстояние между девятью и десятью, когда мы с Магдаленой, оставив за спиной Центральную площадь, свернули на Голубиную улицу, где располагались одни из самых престижных лавок города.

Чистильщик обуви установил свою колодку у лавки сапожника. Хозяин лавки, лениво потягиваясь, вышел на крыльцо, чтобы полюбоваться на свою новую вывеску – огромный сапог красного цвета, который ещё не успели загадить городские птицы. Цветочница, свернувшая на улицу за несколько минут до нас, разговаривала с какой-то дамой возле магазина готового платья. Перед аптекой стайка мальчишек играла в марблы. Один из них, заприметив нас, встрепенулся, отряхнул испачканные колени и, схватив валявшуюся рядом стопку газет, бросился в мою сторону.

– Купите газетный листок, барич! – заорал он, размахивая передо мной местной передовицей. – Свежий, только что из типографии, ещё даже краска высохнуть не успела!.. Купите, господин маг!

– Дай сюда. – Я вложил в маленькую ладонь три медяка, а газету сложил пополам и затолкал в карман, вообще-то не планируя её читать. – Вы почему не на занятиях, сорванцы?

Городские дети, в отличие от тех, что жили на принадлежащих замках землях, школу посещали регулярно. В Фархесе их было целых четыре: государственная общая, при храме и две частных, одна для мальчиков и одна для девочек. В деревне, что выросла под стенами Орденского замка, школа тоже была, вот только местные дети в ней были нечастыми гостями.

– Так траур, господин маг, – ответил пацан, старательно пряча монеты в пришитый к внутреннему карману бархатный мешочек. – Мастер Туг же помер. Неужто не слышали?..

– Лодыри.

Окно над аптечной лавкой распахнулось, и на улицу высунулась старуха в синем чепце.

– Ты чего к господину пристаёшь, паршивец? – выкрикнула она и погрозила маленькому газетчику сухоньким кулачком. – Вот я тебе! А ну-ка, живо отсюда!

– Старая карга, – проворчал мальчишка, показал старухе язык, пронзительно свистнул, призывая своих товарищей, и, отчаянно улюлюкая, вся компания умчалась вниз по улице. Пробегая мимо Магды, один из них прищёлкнул языком и послал моей спутнице воздушный поцелуй, выкрикнув:

– Эй, крошка! Персики у тебя, что надо!

Магдалена возмущённо ахнула, прикрывая руками декольте, а я захохотал.

– Нет, ты видел? Видел?

Она попыталась найти сочувствие в моём лице, но нашла там только веселье и, пожалуй, зависть. Кто бы знал, с каким удовольствием я сейчас сыграл бы партейку в марблы, а потом пробежался по улицам, глазея на местных красоток и совершенно не переживая по поводу того, что от маменьки достанется на орехи за то, что удрал из дому на целый день.

– Розги по вам плачут! – крикнула в спину сорванцам Магдалена. – Ну! Что ржёшь, как конь на плацу?

– Я не ржу. – Взял приятельницу за руку и поцеловал затянутую в бархатную перчатку ладонь. – Просто у пацана глаз-алмаз. Персики у тебя и в самом деле что надо.

– Брэд! – Она стукнула меня по плечу и решительно запахнула плащ.

– Ну не злись. Я же тебе ещё дома говорил, что твой наряд для Фархеса слишком… смелый.

– Скорей бы в столицу переехать, – пропыхтела в ответ Магда. – Здесь решительно никто не разбирается в веяниях моды. Никто не ценит моей красоты.

– Я ценю.

И мелкий прохвост тоже вон оценил. Нет, ну а чего она хотела, надевая платье с таким глубоким вырезом? Чтобы все восхищались красотой её небесно-голубых глаз? Воистину, даже самые умные из женщин иногда бывают невероятно странными.

– Не пыхти. Пойдём-ка лучше, познакомишь меня со своей протеже. А то я слышал о ней много, даже шкаф специальный в подарок купил, в благодарность за оказанные Ордену услуги, а вот видеть как-то ни разу не приходилось.

Магда окинула меня придирчивым взглядом, поправила булавку на моём галстуке и, недовольно поджав губы, проинструктировала:

– Только не вздумай ляпнуть что-нибудь… про персики!

Я снова рассмеялся! Нет, всё же она прелесть, а не женщина!

– Ты мне ещё лекцию о том, как произвести на даму впечатление, прочитай! Идём. Будут тебе персики.

– Брэд!..

– Да шучу я, шучу!

Я потянул за бронзовое колечко, украшавшее дверь ювелирной лавки, и пропустил Магдалену вперёд. Вошёл следом, прикрывая за собой дверь, и скривился от досады, увидев, что мы не единственные посетители в лавке: у прилавка стояла леди Уолш с обеими дочерьми, баронесса Розалия Броудинг, лорд Бартоломью – глава городского совета, и Эрнест Стивенсон, глава единственной нотариальной конторы Фархеса.

– Дамы. – Я приподнял цилиндр, чтобы поклониться жене бургомистра и её спутницам. – Господа. Доброе утро. Встреча неожиданная, но, несомненно, приятная.

– Ах, Мэтр! – Персефона Уолш прижала руки к груди, которая едва не выпрыгивала из декольте, и посмотрела на меня влажным от неизлитой благодарности взглядом. – Вы как нельзя кстати! Подпишитесь под бойкотом.

Мне протянули свёрнутый в трубочку пергамент, и я с интересом заглянул в текст.

– Так.

– У нас маленький город, и прежде всего мы радеем за семейные ценности, – хорошо поставленным голосом проговорила леди Уолш. По всему было видно, что эту речь она толкала не впервые, ибо говорила она как по-написанному. Впрочем, почему как? Эта хорошо отрепетированная речь дословно повторяла текст вручённой мне бумажонки. – Мы не потерпим в наших стенах разврат и мошенничество. Этой грязи нет места на наших улицах, пусть убирается туда, откуда пришла, а нас и наши семьи оставит в покое.