Золото в лазури - Андрей Белый

Август 1901

ВОЗМЕЗДИЕ

Посвящается Эллису

Пусть вокруг свищет ветер сердитый,облака проползают у ног.Я блуждаю в горах, — позабытый,в тишине замолчавший пророк.

Горький вздох полусонного кедра.Грустный шепот: «Неси же свой крест…»Черный бархат истыкан так щедробесконечностью огненных звезд.

Великан, запахнувшийся в тучу,как утес, мне грозится сквозь мглу.Я кричу, что осилю все кручи,не отдам себя в жертву я злу.

И всё выше и выше всхожу я.И всё легче и легче дышать.Крутизны и провалы минуя,начинаю протяжно взывать.

Се, кричу вдохновенный и дикий:«Иммануил грядет! С нами Бог!»Но оттуда, где хаос великий,раздается озлобленный вздох.

И опять я подкошен кручиной.Еще радостный день не настал.Слишком рано я встал над низиной,слишком рано я к спящим воззвал.

И бегут уж с надеждою жгучейна безумные крики мои,но стою я, как идол. над кручей,раздирая одежды свои.

Там… в низинах… ждут с верой денницу.Жизнь мрачна и печальна, как гроб.Облеките меня в багряницу!Пусть вонзаются тернии в лоб.

Острым тернием лоб увенчайте!Обманул я вас песнью своей.Распинайте меня, распинайте.Знаю жаждете крови моей.

Нa кресте пригвожден. Умираю.На щеках застывает слеза.Кто-то, Милый, мне шепчет: «Я знаю»,поцелуем смыкает глаза.

Ах, я знаю — средь образов горныхпропадет сиротливой мечтой,лишь умру, — стая воронов черных,что кружилась всю жизнь надо мной.

Пригвожденный к кресту, умираю.На щеках застывает слеза.Кто-то, Милый, мне шепчет: «Я знаю».Поцелуем смыкает уста.

Черный бархат, усеянный щедромиллионами огненных звезд.Сонный вздох одинокого кедра.Тишина и безлюдье окрест.

Октябрь 1901

Москва

БЕЗУМЕЦ

Посвящается А.С. Челищеву

«Вы шумите. Табачная гарьдымно-синие стелет волокна.Золотой мой фонарьзажигает лучом ваши окна.

Это я в заревое стеклок вам стучусь в час вечерний.Снеговое челоразрывают, вонзясь, иглы терний.

Вот скитался я долгие днии тонул в предвечерних туманах.Изболевшие ноги моив тяжких ранах.

Отворяют. Сквозь дымный угарзадают мне вопросы.Предлагают, открыв портсигар,папиросы.

Ах, когда я сижу за столоми, молясь, замираюв неземном,предлагают мне чаю…

О, я полон огня.предо мною виденья сияют…Неужели меняникогда не узнают?..»

Помним всё. Он молчал,просиявший, прекрасный.За столом хохоталкто-то толстый и красный.

Мы не знали тогда ничего.От пирушки в восторге мы были.А его,как всегда, мы забыли.

Он, потупясь, сиделс робким взором ребенка.Кто-то пелзвонко.

Вдругон сказал, преисполненный муки,побеждая испуг,взявши лампу в дрожащие руки:

«Се дарует нам светИскупитель,я не болен, нет, нет:я — Спаситель…»

Так сказал, наклонилон свой так многодумный…Я в тоске возопил:«Он — безумный».

Здесь безумец живет.Среди белых сиреней.На террасу ведетряд ступеней.

За ограду на весьпрогуляться безумец не волен…Да, ты здесь!Да, ты болен!

Втихомолку, сметнойкто-то вышел в больничном халате,сам не свой,говорит на закате.

Грусть везде…усмиренный, хороший,пробираясь к воде,бьет в ладоши.

Что ты ждешь у реки,еле слышно колеблятростники,горьких песен зеленого стебля?

Что, в зеркальность глядясь,бьешь в усталую грудь ты тюльпаном?Всплеск, круги… И, смеясь,утопает, закрытый туманом.

Лишь тюльпан меж осоки лежитвесь измятый, весь алый…Из больницы служитель бежити кричит, торопясь, запоздалый.

Март 1904

Москва

ЖЕРТВА ВЕЧЕРНЯЯ

Стоял я дуракомв венце своем огнистом,в хитоне золотом,скрепленном аметистом —один, один, как столб,в пустынях удаленных,—и ждал народных толпколенопреклоненных…Я долго, тщетно ждал,в мечту свою влюбленный…На западе сиял,смарагдом окаймленный,мне палевый приветпотухшей чайной розы.На мой зажженный светпришли степные козы.На мой призыв завылвдали трусливый шакал…Я светоч уронили горестно заплакал:«Будь проклят. Вельзевул —лукавый соблазнитель,—не ты ли мне шепнул,что новый я Спаситель?..О проклят, проклят будь!..Никто меня не слышит…»Чахоточная грудьтак судорожно дышит.На западе горитсмарагд бледно-зеленый…На мраморе ланитпунцовые пионы…Как сорванная цепьжемчужин, льются слезы…

Помчались быстро в степьиспуганные козы.

Август 1903

Серебряный Колодезь

МАНИЯ

Из царских дверей выхожу.Молитва в лазурных очах.По красным ступеням схожусо светочем в голых руках.Я знаю безумии напор.Больной, истеричный мой вид,тоскующий взор,смертельная бледность ланит.Безумные грезы своилелеете с дикой любовью,взглянув на одежды мои,залитые кровью.Поете: «Гряди же, гряди».Я грустно вздыхаю,бескровные руки моина всех возлагаю.Ну, мальчики, с Богом,несите зажженные свечи!..Пусть рогомнарод созывают для встречи.Ну что ж — на закате холодного дняцелуйте мои онемевшие руки.Ведите меняна крестные муки.

Август 1903

Серебряный Колодезь

ЗАБОТА

Весь день не стихала работа.Свозили пшеницу и рожь.Безумная в сердце заботабросала то в холод, то в дрожь.

Опять с несказанным волненьемя ждал появленья Христа.Всю жизнь меня жгла нетерпеньемстаринная эта мечта.

Недавно мне тайно сказали,что скоро вернется Христос…Телеги, скрипя, подъезжали…Поспешно свозили овес.

С гумна возвращался я к дому,смотря равнодушно на них,грызя золотую солому,духовный цитируя стих.

Сегодня раздался вдруг зов,когда я молился, тоскуя,средь влажных, вечерних лугов:«Холодною ночью приду я…»

Всё было в дому зажжено…Мы в польтах осенних сидели.Друзья отворили окно…Поспешно калоши надели.

Смарагдовым светом лунавдали озаряла избушки.Призывно раздался с гумнанастойчивый стук колотушки.

«Какие-то люди прошли»,—сказал нам пришедший рабочий.И вот с фонарями пошли,воздевши таинственно очи.

Мы вышли на холод ночной.Луна покраснела над степью.К нам пес обозленный, цепнойкидался, звеня своей цепью.

Бледнели в руках фонари…Никто нам в ночи не ответил…Кровавую ленту заривстречал пробудившийся петел.

1903