Золото в лазури - Андрей Белый

1903

ВОЗВРАТ

Посвящается А.С. Петровскому

Я вознесен, судьбе своей покорный.Над головой полет столетий быстрый.Привольно мне в моей пещере горной.Лазурь, темнея, рассыпает искры.

Мои друзья упали с выси звездной.Забыв меня, они живут в низинах.Кровавый факел я зажег над бездной.Звездою дальней блещет на вершинах.

Я позову теперь к вершинам брата.Пусть зазвучат им дальние намеки.Мой гном, мой гном, возьми трубу возврата.И гном трубит, надув худые щеки.

Вином волшебств мы встретим их, как маги.Как сон, мелькнет поток столетий быстрый.Подай им кубки пенно-пирной влаги,в которой блещут золотые искры.

Колпак слетел, но гном трубит — ученый.В провал слетели камни под ногою.Трубою машет Плащ его зеленыйнад бездною полощется седою.

Шепну тебе из стран обетованныхв долину скорби суждено уйти им…Цветами, гном, осыпь гостей желанных,зеленый плащ под ноги расстели им.

На пир бежит с низин толпа народу.Стоит над миром солнца шар янтарный.Таинственно протянутый к восходу,на высях блещет жезл мой светозарный.

Подножье пира — льдистая вершина.Пылает скатерть золотом червонца.В сосудах ценных мировые вина:вот тут — лазурь, а там — напиток солнца.

Одетый в плащ зари вечерне-темныйи в туфли изумрудные обутый,идет мой гном, приветливый и скромный,над головой держа свой рот загнутый.

Он жемчуга дарит, как поцелуи,то здесь, то там тяжелый рог нагнувши,журчащие, ласкающие струимежду собой и гостем протянувши.

Меж них хожу в небесно-бледной тоге.То здесь, то там мелькает жезл волшебный.«Друзья, пируйте — будете как боги»,то там, то здесь твержу: «Мой стол — целебный.

До ночи мы пробудем на высотах.А ночью, взяв пунцовые лампады,отправимся в таинственные гроты,где выход нам завесят водопады».

Венчая пир, с улыбкой роковоювкруг излучая трепет светозарный,мой верный гном несет над головоюна круглом блюде солнца шар янтарный.

В очах блеснул огонь звериной страсти.С налитыми, кровавыми челамиразорванные солнечные частисосут дрожаще-жадными губами.

Иной, окончив солнечное блюдо,за лишний кус ведет глумливо торги.На льду огнисто-блещущею грудойотражена картина диких оргий.

Я застил свет во гневе. Тенью длиннойлегла на них моей одежды лопасть.Над головою Вечностью старинной,бездонно-темной, разверзалась пропасть.

Безмолвно ждал я алчущего брата,в толпе зверей ища высот намеки…Мой гном, мой гном, возьми трубу возврата!..И гном трубит, надув худые щеки.

Идите прочь!.. И ужасом безумнымобъятые, спускаются в провалы.Сорвавши плащ, в негодованье шумноммой верный гном им вслед бросает скалы.

Лазурь, темнея, рассыпает искры…Ряд льдистых круч блестит грядой узорной.Я вновь один в своей пещере горной.Над головой полет столетий быстрый.

1903

УЖ ЭТОТ СОН МНЕ СНИЛСЯ

Посвящается А.П. Печковскому

На бледно-белый мрамор мы склонилисьи отдыхали после долгой бури.Обрывки туч косматых проносились.Сияли пьяные куски лазури.В заливе волны жемчугом разбились.Ты грезила. Прохладой отдувалосквозное золото волос душистых.В волнах далеких солнце утопало.В слезах вечерних, бледно-золотистых,твое лицо искрилось и сияло.Мы плакали от радости с тобою,к несбыточному счастию проснувшись.Среди лазури огненной бедоюопять к нам шел скелет, блестя косою,в малиновую тогу запахнувшись.Опять пришел он. Над тобой склонился.Опять схватил тебя рукой костлявой.Тут ряд годов передо мной открылся…Я закричал: «Уж этот сон мне снился!..»Скелет веселый мне кивнул лукаво.И ты опять пошла за ним в молчанье.За холм скрываясь, на меня взглянула,сказав: «Прощай, до нового свиданья»…И лишь коса в звенящем трепетаньеиз-за холма, как молния, блеснула.У ног моих вал жемчугом разбился.Сияло море пьяное лазури.Туманный клок в лазури проносился.На бледно-белый мрамор я склонилсяи горевал, прося грозы и бури.Да, этот сон когда-то мне уж снился.

1902

ПРЕДАНЬЕ

Посвящается С.А. Соколову

Он был пророк.Она — сибилла в храме.Любовь их, как цветок,горела розами в закатном фимиаме.Под дугами его бровейсияли взглядыпламенно-святые.Струились завитки кудрей —вина каскадыпенно-золотые.Как облачко, закрывшее лазурь,с пролетами лазурии с пепельной каймой —предтеча бурь —ее лицо, застывшее без бури,волос омытое волной.Сквозь грозыи напастистремились, и была в чертах печальныхнега.Из багряницы роз многострадальныхстраститворили розыснега.К потокам Стикса приближались.Их ветер нежил, белыми шелкамивея,—розовые зори просветлялисьжемчугами —умирали, ласково бледнея.

На башнях дальних облаковложились мягко аметисты.У каменистых береговчелнок качался золотистый.Диск солнца грузно ниспадал,меж тем как плакала сибилла.Средь изумрудов мягко стлалстолбы червонные берилла.Он ей сказал: «Любовью смертьи смертью страсти победивший,я уплыву, и вновь на твердьсойду, как бог, свой лик явивший».Сибилла грустно замерла,откинув пепельный свой локон.И ей надел поверх челаиз бледных ландышей венок он.Но что их грусть перед судьбой!Подул зефир, надулся парус,помчался челн и за собойрассыпал огневой стеклярус.

Тянулись дни. Он плыл и плыл.От берегов далеких Стикса,всплывая тихо, месяц стылобломком матовым оникса.Чертя причудливый узор,лазурью нежною сквозилистрекозы бледные. И взорхрустальным кружевом повили.Вспенял крылатый, легкий челнводоворот фонтанно-белый.То здесь, то там средь ясных волнкачался лебедь онемелый.И пряди длинные кудрей,и бледно-пепельные складкиего плаща среди зыбейкрутил в пространствах ветер шаткий.

И била временем волна.Прошли года. Под сенью храмаона состарилась однав столбах лазурных фимиама.Порой, украсивши главувенком из трав благоуханных,народ к иному божествузвала в глаголах несказанных.В закатный час, покинув храм,навстречу богу шли сибиллы.По беломраморным щекамструились крупные бериллы.И было небо вновь пьяноулыбкой брачною закатов.И рдело золотом онои темным пурпуром гранатов.

Забыт теперь, разрушен храм,И у дорической колонны,струя священный фимиам,блестит росой шиповник сонный.Забыт алтарь. И заплетенуж виноградом дикий мрамор.И вот навеки иссеченстаринный лозунг «Sanctus amor».И то, что было, не прошло…Я там стоял оцепенелый.Глядясь в дрожащее стекло,качался лебедь сонный, белый.И солнца диск почил в огнях.Плясали бешено на влаге,—на хризолитовых струяхмолниеносные зигзаги.«Вернись, наш бог», — молился я,и вдалеке белелся парус.И кто-то, грустный, у рулярассыпал огненный стеклярус.

Ноябрь 1903