Обаяние амфибий - Вячеслав Шалыгин

— У меня в памяти столько всякой всячины, что месяца не хватит.

— Ты себя переоцениваешь, не такой ты уж и многознающий, так что трудись, Алеша.

— Уломал. Что, кстати, слышно о выходе из «прыжка»?

— Завтра, часов в семь. Постараюсь пробраться в рубку или демонстрационный зал. Надо же посмотреть на звезды, куда там нас занесло…

— Лучше в рубку. В зале на экран могут пустить видеокартинку, а в рубке есть обзорные иллюминаторы. Только сомневаюсь я, что тебя впустят. Зачем им рисковать? — Доктор с сомнением покачал головой.

— Не забывай, что жертва Великого Дара Внушения никакие выводы делать не способна. Им достаточно показать на Большую Медведицу и сказать, что это созвездие Гончих Псов, и все. А я должен буду поверить. Так что никаких оснований не впускать меня у них нет.

— Оснований?! Ты за немцем следишь? Как там дознание продвигается, нас скоро арестуют или нет? — Анисимов отставил чай и сел поудобнее.

— Тебе что, надоел медотсек, хочешь каюту на карцер поменять?

— В том-то и дело, что нет. Спасибо, командиры у нас доверчивые оказались, но Джи так просто не отвяжется. Мы «под колпаком», и поэтому, я уверен, стоит тебе появиться в рубке, вахтенный начнет действовать. — Анисимов скрестил пальцы, изображая решетку.

— А я сделаю вид, что заглянул в поисках того самого Джи. Дело к нему придумаю какое-нибудь поглупее, и все «прокатит», можешь быть уверен. — Капитан потер руки. — Ну а пока пойду готовиться, я сегодня по батальону дежурю. Причина, кстати, бродить где угодно, не вызывая подозрений. Почти шапка-невидимка: надел на рукав повязку и сразу же выпал из общества — все тебя видят, но никто не замечает. Красота!

— Ладно, иди. Удачной охоты. Как полюбуешься звездами — сразу ко мне, — доктор потер виски, — будем думать дальше…

— Все верно, господин офицер, я вас вызывал, но не настолько срочно. — Комбат сидел в постели, щурясь спросонья от света. — Но раз уж вы здесь, то скажите, вышли мы в обычное пространство?

— Да, господин полковник, четырнадцать минут назад. — Джи выглядел смущенным. — Разрешите идти?

— Да. Приходите после развода в зал для совещаний. Я имел в виду это, когда просил дежурного вызвать вас. — Комбат подавил зевок.

— Разрешите маленький вопрос, господин полковник. — Джи задержался в дверях. — Когда вы попросили об этом дежурного, сегодня?

— Я же спал. Это было вчера, перед отбоем.

— Спасибо.

— Что-то не так?

— Нет. Все в полном порядке, досыпайте на здоровье, еще только пять утра. — Джи улыбнулся и вышел.

Комбат потянулся, выключил свет и, последовав совету вахтенного, крепко уснул…

Джи вышел в коридор и повернул в сторону, противоположную рубке, — к медотсеку. У двери в каюту Анисимова он остановился и провел рукой по серебристой стене. В месте прикосновения «серебро» растаяло, и в образовавшемся «окошечке», как на экране, появился внутренний вид каюты. Доктора в кровати не было. Джи дошел до медпункта и повторил процедуру. Анисимова не было и там. Офицер оглянулся и, убедившись, что никто его не видит, вошел в медотсек. Ему понадобилось пять минут для того, чтобы найти, и минута, чтобы «исправить» генератор помех, оставленный Кровицким. После этого он вызвал центр связи и приказал взять медпункт на постоянное прослушивание.

Когда Джи ушел, из каюты напротив медотсека бесшумно выскользнул Смит. Он немного повозился с дверью лечебницы, подбирая комбинацию доступа, а затем проник внутрь, оглянувшись перед этим точно так же, как и Джи до него. Задерживаться, правда, как вахтенный, Смит не стал. Он вынул из кармана крошечного «жучка» и, приладив его в укромном месте, покинул помещение.

Третьим посетителем оказался Волкофф, четвертым Чен, пятым француз, который едва не столкнулся, когда уходил, с Дуэро. Все оставили в углах по одному-два подслушивающих устройства. Анисимов наблюдал за всем через коммуникатор Кровицкого.

— Маппет-шоу, — сказал он, указывая на экран. — Откуда они узнали, что на нас стоит поохотиться?

— Они же профессиональные разведчики, чему ты удивляешься? — ответил капитан.

— Ну, что там в рубке?

— Все, как мы и предполагали. — Кровицкий нахмурился. — Надо как-то связаться с флотом.

— Как? Вдвоем мы рубку штурмом не возьмем, а связаться можно только оттуда, — доктор махнул рукой. — Придется подождать до высадки. С телевышки все передадим на спутник, а тот просигналит на гипермаяк. Флот примчится мгновенно.

— При высадке будут жертвы.

— Знаю, но выхода у нас нет.

— Найдешь код — будет.

— И это знаю. Думаешь, мне хочется доводить дело до стрельбы? Не дави на меня, Палыч, я от этого быстрее соображать не стану.

— Я не давлю, а стимулирую. — Капитан встал и направился к двери. — До вечера, тугодум.

10. Северо-восток. Пять месяцев назад

Процедура закончилась победой кочевников. Я не знал этого наверняка, но чувствовал, что не испытываю к «жабам» прежнего предубеждения, а значит, блок против своего Дара в моем подсознании они все-таки сняли, погрузили на двенадцать условных уровней «всплывающую команду», приложения с подробными инструкциями, какие-то специальные навыки и вернули блок на прежнее место, только немного ослабленный. Это для маскировки, чтобы наши не догадались, что меня «перевоспитывали» в застенках. Стирать воспоминания о процедуре они не собирались; признаваться в том, что внутри меня сидит «жабий» агент, мне было невыгодно самому. Команду на такой глубине можно было стереть, только полностью уничтожив личность или вытеснив ее, внедрив контркоманду еще глубже, а двенадцатый уровень был последним, доступным современным Конструкторам. Расставаться со своей, пусть и заурядной, личностью мне почему-то не хотелось.

«Подожду, пока техника усовершенствуется, а уж тогда и сознаюсь». — Других отговорок у меня не было.

Главное было — не столкнуться с кодовым словом до этого момента. Кто закладывал код? Клайры крутились поодаль, следовательно, не они. «Степан Андреевич», дорогой, только он!

Кочевник стоял напротив, часто облизывая пересохшие губы. В лаборатории для земноводного существа было слишком сухо. Бедняга!

Помощники амфибии отстегнули меня от кресла Многоканальника и вернулись к управляющей панели. Отныне я, по их мнению, угрозы не представлял. Кочевник, видимо, думал так же, потому что улыбнулся пересохшими губами и жестом предложил пройти за ним.

Мы вышли из лаборатории в коридор и быстрым шагом проследовали к лифту. Никелированные двери закрылись и почти сразу распахнулись вновь. Хорошая скорость. Мы стояли этажом выше, на площадке перед огромным бассейном с зеленоватой водой.

— Я окунусь, если вы не против. — «Степан Андреевич» лихорадочно стянул с себя костюм и прямо в человеческом облике прыгнул в воду. Плохо стало товарищу контрразведчику в нашем климате. Ну ничего, немного поплавав, он должен был отойти.

В дальней стене помещения раскрылась едва заметная дверь, и в нее вошли Анна и Вик. Последний нес большой флакон с голубой жидкостью. «Напиток Бодрости», — узнал я содержимое флакона. Ни одна уважающая себя амфибия не пьет то, в чем плавает, пусть ее будет мучить самая страшная жажда. Для приема внутрь у них существовало большое разнообразие напитков, самым популярным из которых был Напиток Бодрости: на наш вкус — бурда, но для кочевников почти амброзия.

«Степан Андреевич» ловко выпрыгнул из бассейна и, продолжая облизывать губы, направился к Вику. Когда он проходил мимо меня, я слегка прикоснулся к его плечу левой рукой и оставил ее вытянутой для того, чтобы зафиксировать дистанцию. Кочевник остановился и с вопросительным участием взглянул на меня. Я улыбнулся, а когда он в очередной раз провел языком по губам, нанес ему мощный удар в челюсть снизу. Амфибия от удара подлетела над полом на полметра, рухнула спиной на кафельную тумбу и взвыла, отплевываясь бледно-розовой кровью.

Анна и Вик застыли, внимательно разглядывая мои руки. Убедившись, что оружия в них нет, они медленно двинулись в атаку, обходя меня с флангов. Шансы выстоять в рукопашном бою против двух клайров были приблизительно нулевые или меньше, но я и не собирался драться. Резко прыгнув к снятой кочевником одежде, я ощупал внутренний карман пиджака. Нет, я не знал, что там есть оружие — когда пиджак был на владельце, лацкан не оттопыривался — но я надеялся, что чужак вооружен. Так оно все-таки и было. Редко встречающийся в обиходе, очень плоский, русский пистолет «ПСМ» калибра 5,45. Как только я снял «игрушку» с предохранителя, клайры замерли. Покалеченный кочевник сидел у края бассейна, схватившись за челюсть и непрерывно мыча от боли. Язык он прикусил сильно, если не откусил вовсе. Кодового слова ему было не произнести, а пока он доберется до чего-то пишущего, чтобы передать слово способному говорить помощнику, я надеялся оказаться уже далеко. Впрочем, еще дальше мне удалось бы уйти, взяв кочевника с собой.