Обаяние амфибий - Вячеслав Шалыгин

А всплывала такая команда неожиданно при произнесении кем-либо ключевого слова и запускала все заложенные в мозг Конструктором приложения. Так, в сельском учителе мог вдруг проснуться Эйнштейн или Ван Дамм, или и тот и другой, а в верном и преданном агенте Хозяев Алексе — шпион амфибий. Перспективка, прямо скажем, была невеселая.

— Двенадцать уровней. — Кочевник неприятно улыбнулся. — Такая глубина устроит?

— Валяйте, только быстро. — Я знал способ побороться за собственные мозги, но не знал — сработает он или нет.

Дело было в том, что его никто еще не опробовал. Опять я был первым. Вечно лезу в первопроходцы, что за привычка?

Меня усадили в кресло, надели на голову шлем Конструктора и запустили программу. Никаких неприятных моментов не было. Перед глазами мелькали обрывки образов, по телу вихрями проносились необъяснимые ощущения, а конечности подергивались, реагируя на свежеприобретенные навыки. Но я сосредоточился на одном: как не допустить снятия блока, оберегающего меня от Великого Дара Внушения «жаб»…

9. Полет. Семь дней назад

Инструктаж подходил к концу. Десантники изучили культуру, язык и особенности военной подготовки грунмарцев. Они до седьмого пота тренировались на макетах в стремительном захвате основных телецентров, сводя условные потери в условных боях к минимуму. Тренировки проводились с применением обычного земного оружия, и боевые костюмы не подвели ни разу, выдерживая выстрел из автомата в упор. Операция обещала стать успешной и стремительной. Настроение солдат с каждым днем повышалось, а неприятные ощущения, связанные с последним вечером перед инструктажем, почти стерлись из памяти.

Взвод Орлова отрабатывал технику прикрытия ударной группы второго взвода первой роты. Кровицкий командовал настолько грамотно, что прикрывать особо было нечего. Захват макета регионального телецентра каждый раз укладывался в четыре минуты, и пока никто этот рекорд побить не смог.

— Все дело в гениальности полководца, — артистично потупив глаза, хвастался Кровицкий. — Да и ребята у меня как на подбор — спирт с молоком!

— Меня всегда поражала твоя завидная скромность, — рассмеялся Сергей.

— Чего нет, того нет. Скромность — это скудость ума, господин майор, или светобоязнь, если выражаться помягче. — Капитан самодовольно улыбнулся. — «Пулю» вечерком распишем?

— Я Смиту партию в покер обещал, — Сергей, извиняясь, развел руками.

— Смотри, обчистит тебя наймит мирового империализма.

— А ты будто не обчистишь? — Орлов снова рассмеялся.

— Ну я-то свой, значит, утечки капиталов за границу не произойдет и экономика страны не пошатнется! Где твое макроэкономическое мышление? — Кровицкий выразительно постучал по шлему.

— И только отзвук пустоты, — нараспев продекламировал Дуэро, появляясь из-за спины капитана. — Командир, вас вызывает ротный.

— Спасибо. — Сергей отдал испанцу автомат и поправил униформу. — Палыч, ты меня на завтра имей в виду.

— Договорились, — Кровицкий махнул рукой и пошел к своему взводу.

В каюте ротного, кроме него самого, присутствовали командиры второй и третьей рот, а также комбат и Волкофф. Сергей сразу же сообразил, в чем дело, и приготовился к головомойке. Но комбат начал с другого.

— Хромает дисциплина, товарищ майор, во вверенном вам взводе. — Полковник указал на Волкоффа. — Вот господин обер-лейтенант, например, не в курсе, что в нашей армии положено обращаться «по команде». Минуя командира взвода, явился сразу ко мне. Надо, наверное, вам устроить зачет среди своих подчиненных на знание Устава?

— Есть устроить зачет, товарищ полковник, — Орлов не стал возражать и ссылаться на то, что дел сейчас и так по горло, комбат все прекрасно знал и без него.

«А Волкофф-то, „блюститель чистоты рядов НСДАП“, оказывается тот еще фрукт!» — подумалось Сергею.

— Теперь о сигнале. — Комбат нахмурился. — Кроме слов оберлейтенанта, никаких оснований подозревать своих боевых товарищей в измене у нас нет. Показания господина Волкоффа расплывчаты и туманны: какое-то сканирование, секретный код, нарушение распорядка дня — шастанье после отбоя. Ничего конкретного. Но раз обер-лейтенант настаивает на расследовании, я, в знак уважения к бундесверу, назначаю дознание. Комиссия будет состоять из командира первой роты, майора Орлова, и независимого представителя от любого подразделения нашего батальона, выберете сами. Результаты дознания представите мне не позднее послезавтра. Вопросы есть? Вопросов нет. Все свободны. Орлов, задержись.

Волкофф с выражением явного неудовольствия на лице вышел первым.

— Присмотри за ним, Орлов, — сказал комбат, когда они с Сергеем остались наедине. — Прежде чем созвать совещание, я запросил его личное дело. Этот обер-лейтенант, оказывается, настолько непорочен, что дева Мария и рядом с ним не стояла. Подозреваю, что вся его биография — чистая «липа», но от этого не легче. Разведка, дело ясное. Только с чего вдруг разведке бундесвера копать под наших? Если этот крестоносец доберется со своими докладными до бригадного начальства, нам лучше будет узнать об этом заранее. В общем, не упускай его из виду. А с доктором и Максимом я сам поговорю, неофициально, конечно, что за игры они там устроили, понимаешь, компьютерные. Все усвоил?

— Так точно. — Сергей уважал такой подход к решению проблем — никакой горячки, все взвешенно и с учетом презумпции невиновности.

«Комбат у нас что надо», — резюмировал про себя Орлов, отправляясь обратно на «стадион».

Однако дойти до тренировочной площадки ему не удалось. На полпути Сергея ждал Волкофф в сопровождении вахтенного офицера Джи. Причем вахтенный был вооружен импульсным пистолетом, а Волкофф своим любимым «вальтером» П-88.

— Не хотите побеседовать, командир? — Немец загородил дорогу.

— Почему вы никак не успокоитесь, Гюнтер? — Сергей поправил кобуру с «ЗИГом», незаметно при этом ее расстегнув.

— Потому что в вашем батальоне зреет заговор, и раскрыть его — мой долг. Ваш, кстати, тоже. — Немец вытянул палец указывая Сергею в лицо.

— Пока нет прямых улик, я буду расценивать ваши действия, как клевету и провокацию, о чем доложу вашему командованию и замначштаба бригады по координации, — Сергей говорил твердо и уверенно. — И нечего тыкать мне в лицо, господин обер-лейтенант, извольте соблюдать субординацию!

— Есть, герр майор. — Волкофф скривился и посмотрел на Джи.

Чужак молчал, внимательно разглядывая Орлова, словно видел майора впервые. На его лице не отражалось никаких эмоций. Чью сторону он принял в этом споре, оставалось загадкой. Наконец он невпопад закивал и спросил:

— Вы хорошо знаете доктора?

— Достаточно, чтобы послать вас подальше.

— Не кипятитесь, майор, мы же в одной команде. — Джи улыбнулся.

— Расскажите об этом обер-лейтенанту. — Сергей немного успокоился. — Командир батальона назначил расследование, и мне кажется, что для начала этого достаточно.

— Конечно, — вахтенный снова кивнул, — просто попрошу вас держать в курсе дела и меня.

— Могу даже включить вас в комиссию, нам как раз нужен третий член группы дознания. — Орлов поймал себя на мысли, что не знает, почему предложил это Джи, но отступать было поздно.

— Предложение приемлемо. — Джи посмотрел на Волкоффа. — Вы согласны?

— Да, офицер, так будет надежнее. — Немец сделал шаг в сторону, освобождая Сергею дорогу…

— Они своего добились. — Кровицкий прохаживался по кабинету Анисимова, заложив руки за спину. — Никто и не подозревает, что произошло. Никакой критичности мышления: почти все помнят, что в тот вечер их усыпили насильно, но никто не расценивает это как проявление агрессии. Все, что говорит Гость или члены экипажа, воспринимается как абсолютная истина. Многие не могут объяснить причины своих поступков, а в присутствии вахтенных теряют над собой контроль, выполняя их приказы, хотя экипаж для десанта начальством не является. Но, заметь, никто этому не удивляется, а тем более — не возмущается. Очень напоминает торможение лобных долей мозга, как считаешь, академик?

— Не очень, — Анисимов полулежал в удобном кресле, попивая крепкий чай. — Скорее напоминает воздействие Великого Дара Внушения, коим и является. Говорил я Шахрину, поставь блоки своим лазутчикам заранее — не послушался, а нам теперь расхлебывать. Где взять это чертово слово? Код этот треклятый! Я компьютер уже наизнанку вывернул — нет там ничего!

— «Ты, Шарапов, не впадай в отчаяние, не имей такой привычки!» — хрипловато процитировал Кровицкий. — Нет в компьютере, значит, ройся в своей памяти. Неделя у нас еще есть…

— У меня в памяти столько всякой всячины, что месяца не хватит.

— Ты себя переоцениваешь, не такой ты уж и многознающий, так что трудись, Алеша.