Я никогда не была спокойна - Амедео Ла Маттина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Большинство из них не знают Балабанову и, когда она приходит их навестить, смотрят на нее с подозрением. Никто с ней не здоровается, здесь все совсем не так, как в Италии. Здесь все принадлежат какой-нибудь фракции: девяносто большевиков и восемьдесят меньшевиков злобно посматривают друг на друга. А на того, кто не принадлежит ни к одной из группировок этой гражданской войны, смотрят с презрением, подозревая в шпионаже, – для них он еретик. Эти бородачи кажутся Анжелике сумасшедшими. Еще там есть группа с Кавказа, «чья дикая внешность, которую подчеркивали их огромные шапки из овчины, произвела сенсацию на улицах Лондона»[80].
Съезд проводился в церкви Братства. Балабанова думала, что «ее паства происходила из христиан-социалистов или пацифистов, которые смутно симпатизировали делу русских», но ей казалось, что, если бы прихожане послушали некоторые выступления, они были бы «сильно шокированы». Во всяком случае, они не ожидали, что эти говорливые революционеры столь надолго займут их церковь. На их робкую просьбу освободить церковь для проведения мессы гости ответили, что у них недостаточно денег, чтобы снять другое помещение. Хозяева любезно согласились на компромисс: съезд будет проводиться днем или вечером, когда не проходят церковные службы.
Дебаты были бурными и невыносимыми. Только чтобы поменять распорядок дня, дискутировали целую неделю. Ленин мучил всех бесконечными теоретическими речами, меньшевики призывали перейти к вопросам практическим, по существу. Шла жесткая борьба за принятие решения кто будет председателем и оратором, открывающим этот съезд. Если победят меньшевики, это будет Плеханов, если нет, – Ленин.
Здесь Анжелика впервые видит Ленина в деле, он дирижирует оркестром большевиков с армейским размахом: распределяет роли, подсказывает, кому прерывать меньшевиков, а кому свистеть, даже пишет, какие слова надлежит использовать в выступлениях. Анжелика поражается, насколько педантичен этот железный человечек: «вот он склонился над записями, внимательно слушает, замечая каждое прерывание докладчика, быстро взглядывая на оратора, если тот привлекал его внимание словом или замечанием»[81].
Тем временем деньги, полученные от немецких товарищей, заканчиваются. Больше обращаться к Германии нельзя. Единственной гарантией успеха становится пылкий большевик Горький. Он приехал в Лондон со второй женой, актрисой Марией Андреевой: оба они благодаря своим связям имели знакомства среди сочувствующей буржуазии в Англии. Та же английская либеральная пресса много писала о симпатичных радикалах, которые заставляют мечтать и будят фантазии милых дам. Борцов с царизмом нарасхват приглашали в салоны, где они приятно возбуждали слушателей рассказами о преследованиях в «темной России». Революционеры же охотно разглагольствовали в гостеприимных домах, в ожидании щедрых пожертвований.
В конце концов мы сумели занять часть необходимой суммы у одного промышленника-либерала, который пригласил десять или двенадцать революционных деятелей из России к себе домой и который в то время громогласно заявлял о своей симпатии к русской революции. После обеда мы должны были совершить прогулку по его картинной галерее и восхищаться ее шедеврами. Перед одним из них Горький остановился и заметил по-русски: «Как ужасно!»
Хозяин дома посмотрел на Плеханова, чтобы тот перевел замечание знаменитого гостя, и я внезапно ощутила панику за судьбу нашего займа. Плеханов, не моргнув глазом, спас положение. «Товарищ Горький просто воскликнул «Поразительно!», – уверил он хозяина дома.
Через два дня после свершения Октябрьской революции в 1917 году я, находясь в Стокгольме, получила письмо от нашего друга с 1907 года с требованием полной и немедленной выплаты долга[82].
С этими новыми средствами съезд мог продолжиться. Меньшевики во главе с Аксельродом настаивают, чтобы рабочие партии России объединились. Церетелли предлагает отказаться от революционного пути, который в 1905 году закончился крахом; по его мнению, нужно идти демократически-буржуазным путем, это будет лишь промежуточный этап, после него настанет время для революции. Троцкий пытается примирить стороны: он всеми путями старается избежать раскола. Ленин и слышать не хочет о такой половинчатости. Он обвиняет своих противников в лицемерии и предательстве: нужно брать в руки оружие, организовать авангард профессиональных революционеров, свергнуть правительство. Буржуазии нет веры, она эгоистична и труслива.
Балабанова разделяет максималистскую позицию Ленина, но не его методы. Ей вообще не нравится, когда нет уважения к человеку; тем более что речь идет о товарищах, достойных политического доверия. Их нельзя клеймить позорными эпитетами, называть предателями только потому, что они думают иначе. Она все еще весьма наивна. Однажды в Цюрихе, месяц спустя после лондонского марафона, она попросит объяснения у вождя большевиков о его методах и нанесенных оскорблениях. Ульянов, не моргнув глазом, ответит, что для того, чтобы захватить власть, все способы хороши. Даже бесчестные? Ленин считает честным все, что служит интересам пролетарского дела.
Однако этого для Балабановой недостаточно, чтобы решительно отойти от большевизма. В 1907 году она и представить себе не может, чем станет этот тридцатисемилетний симбирец, один из многочисленных говорливых интеллектуалов, наводнивших западную Европу и мечтающих о революции. Между прочим, он не пользуется хорошей репутацией. Из-за злобности Ленина выкинули из верхушки европейской социал-демократии, главным образом, из немецкой. Высший авторитет из ныне живущих марксистов, Карл Каутский, запретил ему печататься в газете Neue Zeit. Роза Люксембург поддержала его на съезде 1907 года, но за несколько лет до того она его уничтожила, назвав «русским», нецивилизованным человеком.
Полемика между Лениным и Люксембург не утихнет долгие годы. Анжелика всегда на стороне польской революционерки, она запоем читает все ее работы и поддерживает обвинение в авторитарной концепции партии.
Сверхцентрализм, предложенный Лениным, кажется нам не наполненным позитивным и творческим духом, а скорее духом, исходящим от сторожа после ночного дежурства. Его концепция нацелена на полный контроль за деятельностью партии, а не на ее обогащение, на сдерживание движения, а не на развитие его, на ее удушение, а не на объединение[83].
Анжелика была той нитью, что соединяла итальянских социалистов в Швейцарии и всю галактику социал-демократов, в частности немецкую, австрийскую и восточно-европейскую. Эта ее роль способствовала росту интернационального чувства среди итальянской эмиграции, что вскоре стало одной из главных характеристик ИСП. Еще молодая партия не имела органичных и крепких связей с другими европейскими социалистическими партиями, у нее не было и четкой структуры: она ограничивалась случайными демонстрациями солидарности против репрессивных действий различных правительств. Первым настоящим связующим звеном стала Балабанова.
У Балабановой прямые контакты с самыми харизматичными политическими деятелями;
