Тайный узел - Евгений Евгеньевич Сухов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я бы с ним справился, — заверял участкового уполномоченного потерпевший, — если бы не получил удар сзади по голове от сообщника порезавшего меня бандита. На какое-то время я потерял сознание… Сколько пролежал — не помню. Но мне показалось, что очень долго. Когда же я пришел в себя, то попытался выйти со двора и позвать на помощь. Когда мне все-таки удалось выйти на улицу, то я упал, и в таком состоянии меня увидел мой сосед Егор Феклушин…
* * *
Все протоколы допросов были в деле, когда его получил майор Щелкунов. Несмотря на наличие свидетельских показаний и прочих официальных бумаг, каковым положено иметься в деле, надлежало еще раз допросить потерпевшего Богданова, Прохора Демьянова, с которым Федор Богданов распивал смородиновую настойку и вел беседы за жизнь; участкового уполномоченного Лимазина и соседей, что первыми вошли в дом, где произошло убийство малолетних детей.
Распутывать дело Виталий Викторович начал, естественно, с допроса потерпевшего Федора Богданова. К этому времени он полностью восстановился, раны его оказались неопасными, хотя, по словам врачей, он потерял значительное количество крови.
— Давайте начнем все сначала, Федор Игнатьевич, — произнес Щелкунов, обращаясь к Богданову. — Уголовное дело о нападении на вас… и убийство ваших дочерей в силу особой важности передали мне, в отдел по борьбе с бандитизмом и дезертирством, и я бы хотел как можно быстрее изобличить преступника.
Через небольшой стол напротив него сидел худой мужчина немногим за сорок, на его впалых щеках проступала седоватая щетина. В ввалившихся глазах безысходная тоска.
— Я все понимаю, спрашивайте.
— Значит, в тот роковой день вы были у жителя Ягодной слободы Прохора Демьянова?
— Именно так, — глухо ответил Богданов.
— И что вы у него делали?
Федор пожал плечами:
— А что могут делать два мужика? Выпить решили… Нечасто я к нему захожу. Он достал по такому случаю смородиновую настойку, а она у него всегда крепкой получается. Ну и за разговором выпили целую бутылку.
— А о чем вы говорили?
— А о чем еще тут можно говорить? На житье свое невеселое жаловались. Когда война шла, так там все понятно было. Терпеть нужно было. Все думалось, вот разобьем фрицев и тогда заживем по-людски! А тут уже два с половиной года, как война закончилась, а как будто бы только хуже стало, и никакого просвета не видно. Все впроголодь живем! Думали о том, как нам дальше жить. — Хмыкнув, добавил: — А вы думали, что мы о бабах станем трепаться?
— Нет, я так не думал… — сдержанно проговорил Щелкунов. Записав ответ, он задал новый вопрос: — А в котором часу вы пришли домой?
— На часы я не смотрел… Да и нет их у меня! — показал он голое худое запястье. — Ну могу сказать, что где-то второй час ночи был. Как «уговорили» мы за душевной беседой смородиновую настойку, так я и пошел к себе.
— А далеко от вашего дома живет Демьянов?
— Недалеко. Минут десять-пятнадцать идти, если неторопливым шагом. — Помрачнев, добавил: — Разве я стал бы засиживаться, если бы знал… Корю себя за это и понимаю, что уже ничего нельзя изменить.
— Подумайте, это очень важно. Может, вы встретили каких-то незнакомых людей, когда возвращались домой?
— Меня уже спрашивали об этом… Никого я не встретил. Ни чужих, ни знакомых, слобода будто бы вымерла, только керосинки в окнах горят.
— Тогда продолжим дальше, Федор Игнатьевич. Вот вы дошли до своей калитки, приоткрыли ее… И что было потом?
— Этот момент я хорошо помню, — едва заметно кивнул Богданов, еще более посмурнев. — Калитка очень зловеще заскрипела, как будто бы предупреждала меня о чем-то. Днем-то не замечаешь, как она поскрипывает, а тут прямо на всю Ягодную слободу… Конечно же, все это мне только показалось, в действительности скрипнула-то она обыкновенно, как и всегда. Сделал я пару шагов по направлению к дому, а тут сзади меня кто-то сильно толкнул. В тот момент я сразу-то и не понял, в чем там дело, просто почувствовал в боку какой-то холод, а оказывается, он мне ножом в бок саданул! А потом я сообразил, что меня убить хотят. Думаю, если защищать себя не стану, так убьет он меня, гаденыш! Я в одежду его вцепился, хочу на землю повалить, а он мне ножом сверху прямо в грудь ударил. Я руками дотянулся до горла этого бандита и душить его начал, а он мне ножом в левую руку ударил. В горячке-то я и не почувствовал, что ранен. Это потом уже увидел, что кровь из меня хлещет. Я бы, наверное, с ним совладал, уже чувствовал, как он слабеть начал. А потом меня вдруг что-то шандарахнет по башке! Такое впечатление было, как будто бы на меня каменная плита упала. Ну тут сознание я и потерял… Очнулся, когда их уже не было.
— Помните, какого роста был этот преступник?
— Небольшого он был росточка. Может, метр шестьдесят, может, немногим больше.
— А во что он был одет?
— Телогрейка у него такая была поношенная. Великовата ему чуток была, когда я его тряс, так она на нем болталась, как кошачья шкура.
— Во что еще он был одет? — махнув перо в чернильницу, спросил Щелкунов.
— Да обыкновенно, как и все нынче… Шапка на нем армейская была, ушанка. Правда, без звездочки. На шее шарф такой темный, узлом повязанный. В темноте-то не разобрать особенно, да и не до того было. Скорее всего, коричневый. Из-за этого шарфа я до его горла не сразу и дотянулся.
— А второго вы заприметили?
— Откуда?! Он же меня сзади чем-то шарахнул. Может, арматурой какой-то, а может, обрезком водопроводной трубы. Кто ж там поймет… Об этом меня и участковый тоже спрашивал. Пытался отыскать во дворе то, чем меня ударили, но ничего не нашел. Скорее всего, эти