От Альп до Гималаев - Бронюс Яунишкис

— Ах ты, ангел-хранитель! Не я так говорил, а мне в де­ревне говорил об этом один безбожник. На же! — И Ромас, не сдержавшись, двинул Бурнейку по спине кулаком. — Сколько сребреников получил Иуда за то, что предал меня?.. Убью тебя, дьявол.

— Я... Я не хотел, — размазывал слезы Казимирас. - Это наставник Бирбилас заставил. Он говорил, что быть ангелом-хранителем — это божеское занятие...

— Ты предатель, шпик, а не ангел-хранитель, — выговари­вал ему в сердцах Ромас. — Что, и пошутить уже нельзя? За то, что донес, завтра прополешь мои пять грядок красного перца. А если еще раз донесешь, синяков тебе не сосчитать. Сможешь подаваться прямехонько в святые. Попробуй толь­ко, я на тебя напялю ореол мученика.

— Я больше не буду предавать, — пробормотал Казими­рас, вытирая слезы. — И ангелом-хранителем не буду.

— Ангел-хранитель все равно будет нужен, — вмешался я. — Так лучше будь им и дальше. Но только не обо всем доноси, что уши слышат, что видят глаза. Не будь подлецом, который коварно нападает исподтишка. У, выродок!

— Я никогда на вас не стану жаловаться, никогда, — бо­жился Казимирас.

Мы повернулись и ушли, оставив Казимираса стоящим у качелей на коленях. Противно было смотреть на него.

9

Наставник Бирбилас объяснял нам монастырский устав. Одно из основных его требований — это со­блюдение целомудрия. Монах не вправе создавать семью, ему запрещается даже думать об этом. Бо­лее того, он обязан отречься даже от родителей и родных, так как духовных отцов и братьев он находит в мо­настыре. Христос был одинок среди своих учеников, и даже Марию, свою мать, он не выделял среди других, называя ее просто женщиной. Каждая женщина, как учил раннехристиан­ский богослов Тертуллиан, является «вратами ада», поэтому «необходимо обречь себя на одиночество, даже если из-за это­го прекратится род человеческий». Все зло мира воплощено в женщине. Из-за грехопадения Евы человечество терпит теперь и мучения, и болезни, и все другие несчастья. «Грех ведет свое начало от женщины, и только из-за нее все мы обречены на смерть».

— Женщин следует избегать, — подчеркивал наставник. — Их взгляды притягивают как магнит. Весьма важно не по­падать в создаваемое ими духовно-электрическое поле, в ко­тором особенно активно подвизается дьявол.

Затем он объяснил, что ад — это место вечных мучений. Ад находится в недрах земли, в самом ее центре, в самом горячем ее месте. Обреченные все время варятся в громадных котлах с кипящей смолой. Потерявший целомудрие монах также будет там гореть вечно.

К потере целомудрия ведут желания, мысли, воспомина­ния, страсти, даже эротические сны. Твоя вина тем тяжелее, чем большую свободу ты даешь своим глазам, посещая не­пристойные фильмы, читая запрещенные книги, и ушам, при­слушиваясь к расточаемым тебе похвалам, увлекаясь песнями о любви. Не меньший грех, когда дается воля языку, когда произносятся двусмысленные слова, соблазнительные речи... Необходимы умеренность и воздержание во всем - в еде, сне, отдыхе. Лучше чаще поститься, чем, объевшись, видеть гре­ховные сны.

Постоянно слушая эти навязчиво повторяемые наставле­ния, я стал подозрительно относиться к каждому своему сло­ву и действию. Казалось, что я все еще не так веду себя, как того требует устав. Без разрешения наставника я боялся даже подобрать себе книжку. Я старался не слушать вольнодумных реплик Ромаса. Частенько бегал в часовню и, став на колени у алтаря, молил пресвятую деву Марию указать мне путь для достижения духовного совершенства и святости. Я потерял уверенность в себе. Мне казалось, что без помощи бога или де­вы Марии невозможно обрести душевное равновесие. Я без устали молился, чтобы на меня снизошла божья благодать.

Однажды после обеда нас повели в кинотеатр. Он принад­лежал нашему монастырю и находился рядом с церковью. Уже издали мы увидели большую, красочно оформленную афишу. На ней была изображена Мария Магдалина, припавшая к стопам Иисуса Христа.

Не будет ли любовных сцен? Ведь Магдалина была в свое время величайшей развратницей. А наставник говорил, что новицию не к лицу смотреть на все то, что не является целомуд­ренным. Однако в кино привел нас именно он, тот, который обязан охранять наше целомудрие. Он не совершит ошибки.

Наставник на минутку оставил нас одних в фойе кино­театра. Неподалеку стояла небольшая группа девочек-нови-циаток. Я хотел было отойти подальше, чтобы, не дай бог, хорошенькое личико не привлекло мой взгляд. Но в это вре­мя Ромас как ни в чем не бывало заговорил с девочками. А ведь оставить друга в беде — грех.

И, не взглянув даже в сторону новициаток, я дернул Ро­маса за рукав.

— Помнишь, что говорил наставник? — прошептал я ему на ухо. – «Улыбка девушки - это змеиный яд».

— Но они же литовки, — Ромас оттолкнул меня локтем.

— Все равно яд!

— Скоро и с людьми не смогу поговорить... Отстань!

— Новиций должен брать пример с Христа и быть образ­цом для других.

Но Ромас меня не слушал.

Широко распахнулись двери кинозала. Вначале вошли де­вочки, а за ними и мы. Нас разместили в самых первых рядах. Потом впустили остальных зрителей. Продолговатый зал был переполнен. Люди громко переговаривались, и этот галдеж подавлял меня, становилось грустно и даже горько, хотя по кино я соскучился.

Ромас не понимал, зачем нас сюда привели.

— Неужели здесь состоятся какие-то моления? — спросил он, посмотрев на экран.

— Будут показывать фильм. Разве ты не видел кино?.. — удивился я.

— Нет, не видел. В деревне ведь кино не было. Цирк ви­дел, там всякие акробаты выступали.

— А здесь на белой простыне будут показывать разные картины. Будут бегать люди, появляться дома, города...

— Так это будет театр? Будут представлять?!

— Это будут не живые люди, а их фотографии. Живые фотографии.

— Живые фотографии? Интересно! Внезапно погас свет.

Ромас, словно испугавшись чего-то, ухватил меня за руку и прижался ко мне. Я осторожно отодвинул его и высвободил свою руку. Чувствовать тепло другого тела - это тоже грешно.

Темноту зала рассек луч света. На прямоугольном полот­не появились виды города. Ромас вновь ухватил мою руку и громко зашептал:

— Дома в зале! Словно дворцы. Смотри, смотри! Я вырвал свою руку и сердито ответил:

— Здесь никакого чуда нет. Картинки, изображения ве­щей просвечиваются и отражаются на полотне.

— Но ведь люди двигаются как живые. Разве это не чудо? А ведь их там нет.

— Смотри сам и не мешай другим, — прервал я его.

В богатом особняке Магдалины был в разгаре большой пир. Разряженные женщины обнимаются с мужчинами. Мария, самая красивая из женщин, носится по залу. Подходит то к одному, то к другому расфранченному мужчине, повисает у него на шее и целует, целует...