Секира и меч - Сергей Зайцев

Глеб легко увернулся и сам ударил секирой. Но Щербина отбил удар. Он уже взял себя в руки и, прочувствовав силу удара, успел сообразить, что перед ним вовсе не призрак. Щербина удивленно покосился на горящую избушку; он, видно, тщился понять, каким образом… каким чудом… Глебу удалось избежать смерти в огне.

Глеб дважды быстро махнул секирой перед самым носом Щербины. Тот отпрянул, отступил на шаг назад. Глеб еще раз махнул, Щербина снова отступил на шаг — и внезапно рубанул мечом слева направо. Но Глеб пригнулся, и клинок просвистел у него над головой. Филипп и Лука тем временем обходили его сзади.

Щербина сказал Глебу:

— Готовься, я убью тебя.

— Многие так говорили не вовремя, — ответил Глеб. — Лучше бы ты молчал.

— Не в моем обычае говорить пустое… — Щербина злобно оскалился, обнажились его обломанные зубы.

Коротко вскрикнув, он ткнул вперед мечом. Но в этот миг и подоспевшие братья намеревались ударить Глеба в спину. Глеб бросился на траву. А Филипп и Лука, преждевременно торжествуя, поразили Щербину в грудь.

Пока они все трое стояли и смотрели друг на друга, Глеб вскочил и, широко размахнувшись, срубил Щербине секирой голову.

Голова побратима с глухим стуком упала к ногам Луки. Тот, насмерть перепуганный, бросил меч и побежал к лошадям.

Филипп побледнел:

— Ты куда, брат?..

В этот миг Глеб разрубил его от ключицы до печени и бросился за Лукой. И нагнал его, и поразил мощным ударом в крестец. У беглеца сразу подогнулись ноги. Упав грудью на траву, Лука проехал по ней две сажени и замер возле самых лошадей. Лошади испуганно косились на него и стригли ушами. Лука потянулся рукой к стремени, но новый точный удар настиг его — секира перебила Луке хребет.

Расправляясь с братьями, Глеб совсем позабыл про Молчуна. А тот оказался не из трусливых. Подскочив к Глебу сзади, он изо всех сил ткнул его мечом в спину — должно быть, целил под левую лопатку, хотел поразить в сердце. Но случай уберег Глеба от верной смерти: Глеб поскользнулся на крови и, удерживая равновесие, чуть присел и повернулся… в этот-то миг его и поразил меч Молчуна — поранил мышцу и скользнул по ребру.

Молчун вскрикнул с досады: не такой он замысливал удар. Глеб оглянулся. От боли, неожиданно пронзившей тело, он выронил секиру. Молчун смотрел на него: не то в растерянности, не то в ожидании — упадет, не упадет…

Глеб ударил Молчуна кулаком. Тот упал навзничь.

Пока Молчун поднимался и тряс оглушенно головой, Глеб нашел в траве секиру и ударил противника в сердце. Громко хрустнули под лезвием ребра.

Тут Глеб выпрямился и огляделся. В свете пожарища он не видел больше ни одного побратима. Тогда Глеб принялся считать. И что-то у него не выходило. Сбившись со счета, он начал загибать пальцы. Пересчитал дважды. Получалось, кто-то ушел. Глеб вспомнил: тот — раненный в бедро. Кажется, его называли Никитой… Глеб пересчитал лошадей. Все семь были на месте. Значит, Никита не мог уйти далеко!..

Морщась от боли, чувствуя, как по спине горячим ручьем течет кровь, Глеб двинулся к охваченной огнем избушке. Пламя было высокое и освещало лес далеко вокруг. Проходя мимо, Глеб ощущал жар, исходящий от огня.

Крыша избушки уже сгорела, равно как и дверь. Внутри все было охвачено золотым пламенем, внутри творилось настоящее безумство огня — дьявольская свистопляска!.. И скоро, взметая в черное небо тучи искр, стал рушиться сруб.

Глеб внимательно осматривал кусты. Радовался, обнаруживая кровь на прошлогодних листьях… Он увидел Никиту у ручья — почти в том же месте, где убил Каплуна. И расправился с Никитой так же — рассек ему голову. Глеб был глух к мольбам.

Покончив с этим делом, Глеб утер лицо рукавом. И сказал:

— Они — невежи — наговорили много вздорных слов, но не испортили нам праздник!..

Поворачивая плечо, Глеб пытался осмотреть рану у себя на спине. Но ни одному человеку еще не удалось без помощи зеркала увидеть свою спину. Не удалось это и Глебу. Он чувствовал, что кровь еще не унялась. Видно, рана была глубока.

Пошатываясь, опираясь на древко секиры, Глеб углубился в темный лес…

Глава 6

Глеб шел долго. Временами останавливался немного отдохнуть и стоял, прислонившись плечом к стволу какого-нибудь дерева, — он боялся прилечь, ибо полагал, что уже не найдет сил подняться. Рана кровоточила. Вместе с кровью уходили силы.

Глеб ощупал рану рукой, свел края ее. Потом пытался залепить рану свежей живицей. После этого кровотечение как будто унялось. И Глеб продолжил путь.

Ему нужно было идти. Ему нужно было уйти подальше, поскольку Мстислав, обнаружив у пожарища — у неудавшегося пированья — своих побитых воинов, непременно пошлет по следу погоню.

Глеб наткнулся на болото. Пройдя немного по краю его, вошел в воду и сделал шагов сто назад. Стараясь не оставлять следов, опять углубился в чащу. Так он думал обмануть тех, кто, возможно, будет его искать.

Миновав сосновый бор, спустился в низину — в чернолесье. Звериной тропой поднялся на взгорок.

На востоке слегка-слегка брезжил свет.

Глеб разглядел слоистые облака, замершие в вышине.

Далеко в чаще протрещала сорока…

Глеб увидел темнеющую в предрассветных сумерках дубраву. И подумал, что там, в ветвях одного из дубов-исполинов, он найдет себе надежное прибежище на день.

Еще раз внимательно осмотревшись, Глеб вошел в дубраву и… наткнулся на тропинку. Он не бывал ранее в этих местах и не мог знать, куда вела тропинка. Здесь не могло быть большого селения: не встретил Глеб возделанных полей, не встретил удобных пастбищ. Да и тропка была едва приметная. Возле селений совсем не такие тропы. Скорее всего здесь, в дубраве, кто-то жил отшельником.

Глеб ступил на тропинку. И скоро увидел в сумерках небольшой приземистый дом с низкой дверью и с крышей, выложенной дерном. Окон в доме как будто не было. Не видно было и пристроек, и огорода. Вероятно, люди, что здесь жили, добывали себе пропитание охотой; возможно, продавали в селениях шкурки.

Поразмыслив, Глеб решился разбудить хозяев — нужно было, чтоб кто-то перевязал ему рану.

Он постучал в дверь. Но никто ему не ответил.

Тогда Глеб постучал еще раз и потянул дверь на себя. Однако дверь оказалась запертой изнутри.

— Хозяин, открой! — позвал Глеб.

Опять никто ему не ответил. Но показалось Глебу, что кто-то внутри дома зашевелился. И легкий шорох будто бы раздался из-за двери.

— Открой, хозяин, — опять попросил Глеб.

Ему вдруг ответил женский голос:

— Нет хозяина…

И был этот голос какой-то необычный — глухой, словно из-под земли, и бесцветный, равнодушный.

— Тогда ты, хозяйка, открой, — склонился Глеб к двери.

— Нет хозяйки…

От этого странного голоса как-то не по себе стало Глебу. Не очень-то он кого-нибудь в жизни и боялся, но слышать сейчас этот голос было жутковато.

— А кто ты? — спросил Глеб.

— Я — смерть…

Глеб так и отшатнулся от двери. И крепче сжал секиру.

Поборов сомнения, сказал:

— Тогда ты, смерть, открой…

Некоторое время было тихо, потом стукнула щеколда, и дверь слегка приоткрылась.

Глеб ослабевшей рукой сам распахнул ее и увидел высокую женщину на пороге. Она была в серой до земли рубахе; волосы ее были распущены.

Они посмотрели друг на друга.

Эту женщину, пожалуй, можно было бы назвать красивой. Крепкие полные бедра вырисовывались под рубахой. В плечах угадывалась сила. Грудь ее была невелика. Это была скорее девичья грудь, чем грудь рожавшей и вскормившей детей женщины. Но перед Глебом стояла именно женщина — много старше его. Глаза ее понравились ему — серые, несколько запавшие, усталые глаза. И была в этих глазах доброта… Женщина обманула Глеба, назвавшись смертью. Он подумал, что такая женщина никому не сможет причинить зла.

Она стояла на пороге и не приглашала Глеба. В глазах ее — небольших, но выразительных — застыл вопрос.

Глеб сказал:

— Может статься, что я тебе пригожусь…

Женщина покачала головой:

— От тебя, человек, пахнет кровью.

— Я ранен, — Глеб повел плечом.

Женщина кивнула на секиру:

— У тебя оружие в крови.

— Я дрался… — согласился Глеб.

Женщина раздумывала, потом спросила:

— Ты победил?

Он кивнул:

— Меня зовут Глеб. Я сын Аскольда.

Глаза женщины, до этих пор строгие, смягчились. Она отступила в сторону, как бы приглашая наконец войти:

— Я слышала о тебе.

Глеб вошел. Хотел осмотреться, но внутри этой хижины было совершенно темно. Он стоял, пригнувшись, упершись затылком в низкий потолок, и не знал, куда ступить. Он догадался, что освещалась хижина только через открытую дверь.

Глеб спросил женщину:

— Хочешь, я прорублю тебе окно?