Переправа - Жанна Браун

Глава VIII

Мой друг Мишка Лозовский в личное время… А вы знаете, что это, комиссар? Приблизительно? Личное время солдата составляют два часа двадцать минут в сутки. Это время солдат может израсходовать по своему усмотрению: написать письмо домой, почитать книгу, сходить в библиотеку или посидеть с ребятами в солдатской чайной, постирать робу, починить ее, если порвалась, подшить чистый подворотничок, что обязательно…

Так вот, мой друг Мишка в личное время мастерски травит байки — рота плачет от смеха — или пишет письма знакомым девушкам. Я подозреваю, комиссар, что в доармейской жизни наш испанец был неукротимым ловеласом, а коварная блондинка на самом-то деле умненькая девочка. Повела презрительно плечиком, напустила холода и приморозила Мишку, да так крепко, что он провалил сессию и загремел из института. Уверен, что бурная переписка с половиной девичьего населения страны для Мишки своеобразный реванш. Он гордится количеством писем и хранит их в алфавитном порядке. Но я-то знаю, комиссар: за одно-единственное письмецо блондинки он не глядя отдаст всю коллекцию. А вот его-то все нет…

Коля Степанов личное время чаще всего проводит в Ленинской комнате над букварями. Надеется поступить на заочное отделение, раз на дневном не довелось. Говорят, для солдата этот вариант не исключен. А почему бы и нет? Практическую сторону своей профессии Степаныч тянет лучше иного профессора…

Впрочем, комиссар, Колиным уединениям, по-моему, конец — его выбрали комсоргом роты. Единогласно. Уважение ребят, как выяснилось на собрании, только для самого Степанова было открытием. Вначале, услышав свою фамилию, он расстроился и хотел заявить самоотвод, но, послушав выступления, вдруг устыдился и промолчал.

— Хочешь, Степаныч, я дам тебе отвод? — предложил Мишка, всегда готовый помочь другу.

— Не надо, — сказал Коля, подумав. — Нехорошо. Ребята подумают, что мне плевать на коллектив.

У любого из нас это прозвучало бы фальшиво, но только не у Степаныча. Его надо знать, комиссар. Коля имел в виду именно доверие и уважение к нему ребят.

Мишка гордится Колиным общественным успехом, но, по-моему, его больше всего греет, что не кто-нибудь, а один из нашей троицы отличен. А мне тревожно, комиссар. Коля Степанов из пахарей. Если он за что берется, то до упора. Сам будет вкалывать и всех, кого сумеет, запряжет, особенно нас с Мишкой. Я говорю об общественной работе. Лично мне все эти заморочки ни к чему. Не вижу смысла.

Помните, комиссар, вы говорили о времени, о людях во времени и вне его? Порой мне кажется, что я, как птенец из гнезда, выпал из своего времени на два года. На целых два года. Умом я, конечно, понимаю, что пройдут они быстро, да и что значат какие-то два года в человеческой жизни? Если смотреть из космоса — ерунда. Пылинка… К сожалению, мне не дано видеть себя со стороны. Я смотрю на себя изнутри и отчетливо вижу, что моя жизнь биологически ограничена и поэтому два года для меня огромный срок. Не знаю, какие планы в отношении меня у вас, но я-то мечтал о Политехе. Есть там ужасно вкусный факультет технической кибернетики… Нет, не могу понять, во имя чего я должен терять бессмысленно целых два года своей жизни, если на овладение моей воинской специальностью мне за глаза хватило бы шесть месяцев.

Ладно, комиссар, поплакался в вашу роскошную бороду, и будя. Как говорит Мишка: «Интеллигент отличается от неинтеллигента тем, что знает все, что знает неинтеллигент, и немного больше». В переводе на армейский язык — ни при каких обстоятельствах не терять лица.

Честно говоря, комиссар, я даже не могу сказать, что мне тяжело или неприятно служить. Единственное, чего мне здесь по-настоящему не хватает — это одиночества. Да, да, комиссар, в армии человек все время на юру: в казарме, на занятиях, в столовой, в строю, днем, ночью… К счастью, я нашел место, где изредка могу побыть наедине с собой, подумать, поговорить с вами и просто посидеть молча, глядя на воду. Ни Мишка, ни Коля не знают, куда я подчас смываюсь. Иногда даже от верных друзей хочется отдохнуть.

Наш полк с трех сторон окружен лесом, а четвертая сторона проходит по берегу большого озера. Стеклобетонное модерновое здание клуба стоит на взгорье, отгораживая от озера деловую часть территории со всеми ее службами. От двери клуба, обращенной к озеру, спускается к воде красная щебенчатая дорожка, окаймленная, как все дорожки в полку, белеными треугольниками кирпича. Вдоль дорожки зеленые газоны, и на них солдатскими погонами краснеют прямоугольные клумбы цветущих бегоний. Вообще-то, все это красиво, особенно заросли орешника, дикого шиповника и молодые березы по берегу. Здесь, в зарослях, я и нашел себе убежище на замшелом валуне. Сюда я сбегаю, когда выдается свободная минута.

Свободное время для солдата — большой дефицит. Наша рота второй месяц ведет спешные работы по отделке нового учебного корпуса, и мне удается вырваться на «Остров свободы» только в свои законные тридцать минут после обеда. Да и то не всегда, да и то с оглядкой. Нужно проявить солдатскую смекалку, чтобы выскользнуть из казармы втайне от прапорщика Митяева. Помните прапорщика Петренко в роте молодых? Так он, по сравнению с нашим ротным старшиной прапорщиком Митяевым, агнец божий! Недаром несколько поколений солдат зовут его «двужильным Митяем».

Думаю, комиссар, что Митяев и на самом деле двужильный. Я еще ни разу не видел, чтобы Митяев даже не устал, а хотя бы вспотел после шестикилометровой утренней пробежки или разгрузки вагона кирпича…

Представьте себе, комиссар, ширококостого волжанина с пудовыми кулаками, выработанным командирским голосом и недреманным серым оком — классический тип служаки из тех, кто даже во сне остается на своем старшинском посту.

Митяев органически не может видеть солдата без дела. Он свято верит, что: «Солдат должен быть все время занят, даже в карауле. Когда солдат бездействует, ему в голову лезут посторонние мысли».

С характером Митяева мы познакомились в первую же субботу после присяги. В тот день вся рота, вернее, те, кто не был занят в суточном наряде, караульной службе или на других работах помимо роты, драили казарму. На солдатском жаргоне эта еженедельная всеобщая уборка называется ПХД — «пахотно-хозяйственная деятельность».

Когда все окна и двери были вымыты, натерты полы и казарма, с нашей точки зрения, излучала голубой свет чистоты, Митяев вошел, глянул недреманным оком на нашу работу, построил роту и объявил:

— Белосельский, Михеенко, два шага вперед!

Протянув свою лапищу к окнам, вопросил с презрением:

— Ваша работа?

Три окна из двенадцати были протерты так себе. В принципе, ничего страшного, но это ж Митяев!

— Перемыть!

— Степанов, Лозовский, Зиберов… — И презрительный тык пальцем в сторону турника: — Вы натирали пол на этом участке? Взять Машку и натереть заново.

Коля с Мишкой обреченно поволокли громадную тридцатикилограммовую щетку для натирки полов, по кличке Машка.

— И запомните, — продолжал наш старшина, прохаживаясь перед строем. — Майором мне все равно не быть… лодырей и разгильдяев в нашей роте не будет.

Представляете, комиссар, наше удивление: в казарму старшина во время уборки не заглядывал, откуда же он знает, кто что делал да еще по фамилиям? Мистика! С этого дня многие поверили рассказам старослужащих, что Двужильный только глянет в глаза и сразу узнает, что у солдата на уме и на что он вообще способен.

Поэтому вылазки на «Остров свободы» мне приходится делать с оглядкой: попадешь Митяеву на глаза — живо найдет работу. На днях заставил нас с Рафиком выравнивать ржавые гвозди, которые старшина собственноручно повыдирал из старых досок на стройке. У Двужильного в хозяйстве всему есть место, даже старым сапогам. Смешно? К вашему сведению, Митяев сам сделал выкройку и учит ребят шить из голенищ старых сапог тапочки…

Как видите, комиссар, мой кругозор значительно расширился с той поры, как я начал постигать «немудрую науку». Помните наш спор: делать жизнь или жить как живется — щепкой по течению? Теперь я думаю, что здесь нет предмета спора, все в руках обстоятельств. Сейчас, например, я плыву, плыву, комиссар, и даже нахожу в этом радость самоутверждения. Чем хуже, тем лучше.

Наша рота обязана к октябрьским праздникам отделать и сдать учебный корпус. Р-работка, я вам доложу… И в сверхударном темпе. Вообще в армии любая работа производится в темпе престо, что на солдатском языке означает: мухой! Другие степени скорости армии просто неизвестны.

Наш комроты капитан Дименков — сухой, как стручок, глаза тусклые, со слезой, и всегда чем-то недоволен, словно его насильно произвели на свет. Жить-то он вынужден, но без удовольствия. Иногда за работой парни поют, особенно здорово получается дуэт Лозовского со Степой Михеенко — добродушным, наивным трактористом из села Яблоневка, Черниговской области. С песней, сами знаете, работа веселее спорится и время быстрее… Но стоит появиться ротному — все умолкают. И непонятно, почему. Михеенко как-то сказал, что у них в Яблоневке есть мужик, — стоит ему зайти в хлев — самое свежее молоко скисает. Любопытный факт, верно?