Неизведанными путями - Степан Пичугов

На этом и закончилось общее собрание полка, но долго еще бойцы не могли успокоиться, обсуждая вопросы, которые не вошли в повестку. Равнодушных не было, все понимали, что идет столкновение двух миров, строится новая жизнь, Красная Армия должна быть иной, новой, от силы ее зависит исход борьбы.

Как-то раз Ходов пригласил меня поехать с ним на митинг в деревню Глинки, недалеко от Режа. На митинге комполка собирался выступить с речью, призывающей крестьян вступить в Красную Армию.

Когда мы приехали, народ уже собрался и митинг шел полным ходом.

Предоставили слово Ходову. Он начал издалека: рассказал, что он крестьянин, учился за меру картошки, а вот при Советской власти вышел в люди — командует полком. Призывая вступить в Красную Армию, он заявил:

— Вот у нас в Красной Армии не то, что в старой, царской армии, по мордам не бьют и матерно не ругают. — Но, вспомнив, видимо, о своей всегдашней привычке, поспешил поправиться: — Ох, виноват, ругают.

Собрание захохотало. Кто-то спросил язвительно:

— А может, и по мордам бьют?

— Нет, по мордам не бьют, — поспешно ответил Ходов. — Я социалист-революционер, каша партия стоит за крестьян, землю мы вам дали. Это мы добились! — кричал он, ударяя себя в грудь.

Сначала мужики слушали его спокойно, но потом начали шуметь, слышны были выкрики против продразверстки:

— Землю-то дали, а хлеб забирают весь.

Но объяснить мужикам, зачем нужна продразверстка, Ходов так и не смог, да вряд ли они поняли бы его. К тому времени беднота и батраки из деревни давно ушли на фронт, кулак снова распоясался и потянул недовольного продразверсткой середняка за собой. Ходов пытался еще что-то говорить, но его уже не слушали. Мужики шумели, как пчелиный рой. Комполка юркнул с импровизированной трибуны вниз и направился к лошади. Не солоно хлебавши мы уехали в Реж.

После неудачного митинга в Глинках я, вернувшись в Реж, зашел в ревком, где встретил руководителя режевских большевиков товарища Кривых.

Я рассказал ему о митинге в Глинках и поделился своими опасениями по поводу настроения крестьян. На это Кривых ответил, что вообще в деревнях около Режа, да и в самом Реже весьма неспокойно, а людей надежных осталось очень мало, так как из Режа и его окрестностей все лучшее ушло на фронт.

Во время нашего разговора к нему подошел мальчик лет двенадцати и, протягивая какую-то бумагу, спросил:

— Дядя Митя! А кому это передать?

Кривых что-то тихо ответил ему, а когда мальчик ушел, сказал мне, улыбаясь:

— Это сын моего старого друга Николая Щербакова, который вот уже второй раз уехал на фронт; сначала ездил на подавление дутовского мятежа, а теперь на чехов ушел. Мы с ним вместе германскую мыкали. Он, можно сказать, не только мой друг, но и наставник, идейный большевик. Такие, как он, все на фронте.

БОИ ПОД КРУТИХОЙ. СМЕРТЬ ХОХРЯКОВА

На третий или четвертый день пребывания в Реже поступило распоряжение: послать одну роту на станцию Крутиха в помощь отряду матроса Хохрякова[2]. Послана была 1-я рота. Хохряков вместе с блиндированным поездом и частью своего отряда направил ее с Крутихи на станцию Монетная с задачей занять последнюю. Этой операцией руководил помощник Хохрякова Матвеев. После жаркого встречного боя и занятия станции Матвеев вернулся со своими людьми на Крутиху, оставив на занятой станции 1-ю роту и блиндированный поезд.

В это время в Реже было получено новое распоряжение, согласно которому я тоже, вместе с 4-й ротой своего батальона, отправился в Крутиху в распоряжение Хохрякова. До этого с Хохряковым мне встречаться не приходилось, но я знал, что он член Уральского совдепа (Уральского областного исполнительного комитета) и пользуется среди своих бойцов любовью и непререкаемым авторитетом.

Член Уральского Совета Павел Данилович Хохряков

К моему приезду Хохряков получил от командира 1-й роты нашего полка очень тревожное донесение, из которого трудно было понять, что там делается. Хохряков дал мне паровоз и приказал ехать немедленно на станцию Монетная, чтобы все выяснить на месте.

Начало уже темнеть, когда я выехал из Крутихи. Машинист с трудом вел паровоз, жалуясь все время на темноту. Со мной на паровозе было несколько красноармейцев из 4-й роты и медицинская сестра Катя со своей неизменной санитарной сумкой.

Отъехав от Крутихи не больше десятка километров, мы услышали в стороне какие-то выкрики и стрельбу, но не придали им значения и продолжали ехать дальше. Через некоторое время снова услышали стрельбу и крики в стороне от дороги. На этот раз я приказал машинисту остановить паровоз, чтобы выяснить обстановку. Вскоре к паровозу подбежало несколько человек с винтовками. Это были красноармейцы 1-й роты. Они бессвязно рассказали о том, что белые, разобрав железнодорожный путь, окружили 1-ю роту и блиндированный поезд, и лишь немногим удалось вырваться из их кольца.

Посадив людей в тендер, я приказал машинисту следовать обратно на станцию Крутиха.

Когда я доложил Хохрякову о результатах своей поездки, он решил немедленно двинуть на выручку 1-й роты часть своего отряда и 4-ю роту моего батальона.

Высланная разведка уже на пятом километре от Крутихи наткнулась на блиндированный поезд, который обстрелял ее. Нам стало ясно, что 1-я рота погибла почти целиком, а блиндированный поезд попал в руки белых. Тогда Хохряков дал указание немедленно занять линию обороны в районе станции Крутиха.

Местность от Крутихи в сторону Монетной была малопригодна для обороны: к обеим сторонам железной дороги почти вплотную подступал густой сосновый лес, который сильно ухудшал обзор. Наступающий противник мог подойти незамеченным и также незаметно обойти наши фланги. В двух километрах перед Крутихой линия железной дороги проходила в глубокой выемке. Хохряков дал команду разобрать в этом месте рельсы и столкнуть туда два товарных вагона, загрузив их предварительно разным барахлом, чтобы преградить путь блиндированному поезду белых.

За ночь к нам на Крутиху пришло еще несколько бойцов 1-й роты, выскользнувших из окружения. Позднее мы узнали, что другим бойцам 1-й роты удалось выйти прямо в Реж, но их было немного.

В боях под Монетной мы потеряли много хороших бойцов. Здесь погибли: пулеметчики Ефремов Сергей Гаврилович, Агафонов Константин Иванович, Агафонов Иван Михайлович, Кириллов Михаил Васильевич, Михайлов Петр Степанович и Бахтиков Константин; там же погибли конные разведчики Зубарев Николай Григорьевич, Гардополов Павел Ефимович и другие бойцы, в том числе и команда поезда.

В большинстве своем это были нижне-уфалейские рабочие, добровольцы, рядовые бойцы революции, отдавшие жизни за счастье детей и внуков своих, за светлое будущее Родины.

Готовясь к бою, наша 4-я рота заняла позицию справа от железной дороги, упершись своим правым флангом в болото, которое хорошо обеспечивало нас от возможного обхода противника. Слева от насыпи занял позицию отряд Хохрякова. Так как левее уже никого не было, то фланг этот являлся наиболее уязвимым местом нашей обороны и легко мог подвергнуться обходу белых. Чтобы в какой-то степени обезопасить себя от этого, Хохряков выделил значительный резерв и расположил его за своим левым флангом.

На рассвете 16 августа белые повели наступление на станцию Крутиха, но, встретив с нашей стороны дружный отпор, отошли.

Подтянув резервы, к полудню они вновь пошли в наступление, пытаясь обойти наш левый фланг, но Хохряков выдвинул из своего резерва часть сил и удачно парировал обходное движение белых.

В этом бою приняла участие и наша артиллерия.

В отряде Хохрякова была батарея, которой командовал некий Курцман (его все считали французом). Батарея располагалась вблизи передовых позиций и своей меткой стрельбой помогла ликвидировать вторую атаку белых.

Ночь прошла сравнительно спокойно. На станции Крутиха штаб отряда Хохрякова и штаб моего батальона размещались вместе в большой комнате пристанционного барака, и я имел возможность наблюдать, как такой большой по тому времени человек, член уральского областного правительства, управлял людьми своего отряда.

В отряде Хохрякова была преимущественно пылкая, но неопытная молодежь. Принцип построения его был мне неясен. Бойцы шли к Хохрякову со всеми, даже самыми мелкими вопросами, и он их принимал и старался сам разрешать всю уйму этих вопросов. Он терпеливо выслушивал каждого, потом утешал или спокойно объяснял, и так продолжалось почти до утра. Спал он урывками, ел на ходу. Я удивлялся, когда он успевал обдумывать основные вопросы предстоящей боевой операции.

Вспоминается такая картина.

— Товарищ Хохряков! — крикнула, вбегая в штаб, запыхавшаяся пулеметчица. — Сенька отобрал у меня запасную ленту, — чуть не плача доложила она.