Потребитель - Майкл Джира
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его сердце растрескивается электричеством, хлещущим сквозь его нервную систему, накачивая его плоть гелием, пока она не раздувается, прижимаясь вплотную к ограничивающим пространство стенам. Затем удары в дверь, отдаваясь эхом, становятся все выше и выше тоном, превращаясь в высокочастотное жужжание, пронзительное и сухое, будто комната — рой взбешенных ос.
Его затягивает обратно в тело вихрем жидких молекул. Он слышит, как в дверь бьют кулаками, будто запертые сумасшедшие.
— Вон! Вон! Вон! Мы хотим, чтобы ты убирался отсюда прямо сейчас! Убирайся вон!
Он слышит, как громила сопит волнами одобрения.
— Я — Я — Я — Я — Я — Я — Я — Я — Я! — выкрикивает юноша свой дерзкий ответ из-за двери, наглухо запертой.
Он слушает, как парочка вновь исчезает на лестнице, невнятно бормоча, выкрикивая угрозы, невнятно бормоча и выкрикивая угрозы, затихая.
Он затыкает своими одеждами щель под дверью. Отдирает ножом плитку с пола, затем еще одну. Коричнево-розовые тучи пыли, населяющей плоть потолка и пола, поднимаются в воздух. Рыхлый порошок вздымается клубами, которые окутывают его, меняя форму в черно-белом, черно-белом мерцании света, повисая, как после взрыва в пустыне. Ослепленный и задыхающийся, он заклинивает плитками дверь под ручкой, чтобы ее нельзя было открыть. Шатаясь, идет к окну и отчаянным усилием умудряется открыть его ровно настолько, чтобы просунуть наружу голову. Там ночь.
Воздух наполнен густым дымом горящих зданий. Город расстилается под окном уменьшенным пейзажем сверкающих углей, далеких взрывов и вертящихся красных огней. Воздух снаружи ненамного пригоднее для дыхания, чем в комнате. Когда юноша делает вдох, дым впивается в ткань его легких, будто когтями.
Он видит тучи вертолетов над городом, прямо под завесой дыма: они шарят прожекторами над огнями и толпами, которые вырываются на улицы, как лава, распространяющаяся всепожирающей волной расплавленного разрушения. Глядя на это из своей амбразуры в куполе кинотеатра, он поднимается на цыпочки, всматриваясь за окраину, похожий на ленточного червя, выглядывающего из глотки тела, в котором он кормится. Он видит гигантскую розовую надувную свинью, проплывающую над адским пламенем, срезанную толпой со своей привязи на перекрестке бульвара Голливуд и Вайн-стрит. Она маячит вдали, покачиваясь неясными очертаниями, вознесенная горячим воздухом, отлетая на запад к морю. Последние пятна заката закипают красным под стеной дыма-потолка, когда голова свиньи поднимается в черное облако, а ее пухлые розовые ноги болтаются в полете, как будто толстый младенец бредет сквозь мелкий водоем. Вертолеты сбрасывают пыхтящие слезоточивым газом бомбы на толпы и гонят их по разрушающемуся пейзажу. Несколько лошадей, сбежавшие из конюшен в холмах, бешено несутся впереди толпы. Реки крови льются с их взмыленных крупов, где их ранило падающими осколками или задело автомобилем. Толпа словно гонится за ними, желая порвать их на кусочки голыми руками в хлещущих приливах вонючей крови. Лошади в бешенстве несутся вперед, как локомотивы, отражающиеся друг в друге до бесконечности, приводимые в движение абсолютным ужасом, и языки их разбрызгивают пену с кровью и клубятся паром в ночи.
Несколько лошадей отделяются и врываются в стеклянные двери кинотеатра. Юноша слышит, как они содрогаются в страхе и смятении под натиском битого стекла и хаоса внизу, затем тяжелые удары копыт на лестнице, удары в его дверь. Он убирает плитки и распахивает дверь. Лошадь, огромная, блестящая стоит во вспышках света и дыму, фыркая тяжело, будто она только что ворвалась в бытие, доставленная с далекой планеты, поглощенной насилием, сюда, в эту сморщенную клетку, вспыхивающую движущимися непостижимыми формами.
Он вонзает свой нож ей в глаза. Лошадь кричит, как ребенок Он загребает охапками ее взмыленную гриву и валит ее, сопротивляющуюся, на пол. Ее нога бьет по воздуху кругами, как если бы она пыталась плыть боком в зыбучем песке. Он перерезает ей горло. Пока она вертится на месте, разбрызгивая кровь в мигающем дыму комнаты, он запирает дверь и подпирает ее плитками.
«Теперь я буду в безопасности», — думает он, вскрывая ей брюхо. Взяв свою соломинку для винта как дыхательную трубку, он заползает в лошажьи внутренности, похожий на подводного ныряльщика, сворачивая свое тело внутри разорванной лошади, ему тепло, он прячется.
1994
Секс-машина
Две обнаженные женщины переплелись на сцене, их головы погребены друг у друга между ног. Каждая шепчет молитву сверкающей жемчужине похоти, сокрытой в глубине утробы другой. Их лица показываются, скрываются, показываются, затем скрываются. С каждым ритмическим толчком черты Лица теряются во влажном блеске плоти, подобно голове богомола, ныряющей, в содрогающееся тело связанной жертвы, пожирая ее внутренности.
В комнате тихо, только отдаленное жужжание городского шоссе доносится из вентиляционной решетки в потолке, сливаясь с ровной мантрой их соития.
Круглая платформа в центре комнаты накрыта дешевым оранжевым велюром. Прожектора по углам комнаты освещают белую плоть женщин. Платформа медленно вращается, освещая их кожу сначала красным, потом желтым, потом розовым, пока они заняты своим делом. Прожектора нагоняют жару в замкнутом пространстве комнаты, и эта жара перемешивается со сладким соком их пота, сообщая атмосфере комнаты плотность подводного мира.
Щелчок выключателя в главном офисе. Тяжелые удары диско сотрясают воздух монотонным уханьем басов. Женские тела едва заметно отзываются на внезапное вторжение перегруженного звука. Скоро их плоть будет двигаться в изысканных вариациях механизированного ритма, подобно паре угрей, сплетающихся в иле океанского дна.
С началом музыки портье открывает двери в кабинки, расположенные по кругу комнаты, в них заходят мужчины и занимают места перед окошками. Те расположены в ряд по стене комнаты, где на сцене свиваются женщины. Если им случится поднять глаза со сцены вверх, оторваться от своего ритуала, окошки покажутся зеркалами. Но если им захочется в них заглянуть, за матовой отражающей поверх ностью они смогут различить темные очертания мужчины в кабинке и флуоресцентный блеск освещения над его головой.
Музыка диско рвется в кабинки сквозь динамики в потолке. Закрытое и тесное, как туалет, пространство, действует подобно резонирующей коробке, усиливая басовые частоты и усугубляя клаустрофобию кабинки. Густой металлический запах семени уплотняет воздух, прорываясь из-под более резкого запаха дезинфектанта. Мужчины втягивают аромат в свои легкие, где он растворяется и всасывается в кровеносную и нервную систему, отравляя их восприятие. Потенциал убийства и извращения, обычно подавляемый, в этом воздухе насыщается и усиливается.
Уверенность в анонимности отворяет дверь еще шире. Если бы одной из женщин случилось войти в кабинку, оказавшись не просто образом, видимым сквозь экран, ее бы точно выпотрошили, сожрали заживо, изувечили. Мужчины не способны к самоконтролю, У них всех есть глубоко подавляемая потребность вкушать кровь. Когда они мастурбируют, под невинными детскими фантазиями, которые они воспроизводят, истинным эротическим стимулом является действительная притягательность возможного насилия.
Мои руки мягки и прохладны. Когда я касаюсь гладких эмалированных стен моей кабинки, я чувствую, как сквозь них проходит в меня тепло женщин. Я вбираю все, что окружает меня. Я чувствую горький привкус светящегося газа флуоресцентной трубки у меня над головой. Я способен определить единственную ноту монотонного гудения света под ритмом глубинной бомбы диско. Грохот музыки бомбардирует мое тело и раздувает меня в стороны, прижимая меня К стенкам кабинки. Я больше не заключен в самом себе. Я пристыкован к стенам, я часть живой клетки. Кабинка — организм. Кабинки по кругу — злобные клетки вокруг раковой опухоли. Женщины разлагаются, высасывая друг друга и гоняя свои едкие соки туда-сюда, разделяя друг с другом Свою болезнь. Я чую их запах, проникающий сквозь стену: сероводород с аммиаком.
На определенном месте музыки женщины встают с платформы и апатично танцуют по всей арене. Вихрь света кружится, кислотный, насыщенный, свет плещется, словно вол-пи прилива в жидком интерьере комнаты. Женщины двигаются сквозь радугу цветов, подобно безвольно дрейфующим телам во вселенной околоплодных вод. Запертое в кабинках, наше возбуждение растет.
Я первый просовываю руки сквозь резиновую дыру в стене туда, в теплое помещение, где обитают женщины.
Ни медля с ответом, множество рук наваливаются на арену вылезая из окружающих стен. Щупальца без тел, они образуют внутреннюю нервную систему подводного существа, которое шарит вокруг в поисках пищи и стимула. Пальцы жестикулируют, корчатся и выкручиваются, пытаясь привлечь внимание танцовщиц. Изнутри женщины видят мерцание зеркал, отражающих разноцветные вспышки света, а под зеркалами — липкие цепкие коконы, бешено раскачивающиеся в ускоренном течении.