Воевода (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

— Хорошо, — наконец произнес он. — Я помогу вам.

— Премного благодарю, — вполне искренне произнес брат Доминик.

— Я сам туда отправлюсь.

— Что? — несколько опешил его собеседник.

— Святой престол в сомнениях относительно личности и природы этого человека. И я лично проведу эту проверку. Заодно попробую пролить свет на вновь открывшиеся обстоятельства.

[1] В этой версии реальности князь пока еще сидел в Белеве и не был репрессирован за измену.

Глава 8

1555 года, 1 декабря, Тула

Формальное начало зимы было далеко не ее фактическим началом. Во всяком случае, первого декабря уже лежал снег и не первый день. Понятно, что тонким слоем. Однако он был, и он не таял от любого чиха, так как земля уже в достаточной степени остыла. И даже вода по реке стянулась первым хрупким льдом, который днем уже держался, не разрушаясь. Так что еще немного и можно будет использовать ее в качестве ледовой дороги.

Андрей выжил.

Несмотря на изначальное воспаление слепой колотой раны. Рассечение и чистка солевым раствором очень помогли. И плечо потихоньку заживало.

Причем, судя по всему, яд какой-то на кинжале если и имелся, то он либо потерял свое действие в значительной степени, либо преимущественно остался на ткани. Во всяком случае Андрей во время своего лечения, и даже в первые его дни, явных признаков сильного отравления не наблюдал. Что, впрочем, не мешало ему раз за разом проговаривать факт отравленного оружия. Повторение ведь, как известно, мать учения. И если сказать тысячу раз в разных ситуациях, что «ИГИЛ запрещена на территории РФ», то даже тот, кто не знает, что это за блюдо, проникнется моментом.

Понятное дело, что левой рукой он покамест действовать не мог. По банальной причине — из-за полной дисфункции рассеченных мышц плеча. Да, они срастались, но пока еще не восстановили свою функциональность. Но он сам, подцепив руку на подвязку, лазил уже по всей округе. Дел то было великое множество и сами себя они сделают.

Отдельной песней стало то, как на него смотрели окружающие.

— Но кинжал был отравлен! Как же ты выжил? — неподдельно удивился Спиридон.

— Видимо горожане крепко молились за меня, — пожав плечами Андрей и поморщился, так как невольно разволновал рану.

Вот так и отшучивался.

Несмотря на мрачные ожидания Андрея, новых слухах о каком-то чуде или святости не возникло. Во всяком случае он о них пока не слышал. Люди на него смотрели, крестились, но помалкивали.

Как ему сообщил отец Афанасий, по городу ходило две популярные версии произошедшего события. Согласно первой неизвестный убийца ударил воеводу отравленным кинжалом в церкви. Применив какой-то жуткий заморский яд. Однако воевода выкарабкался при помощи своих небесных покровителей. Вторая же твердила о том, что кинжал был освящен у Гроба Господня. И Андрей, будучи восставшим мертвецом, не сдох только из-за поддержки своих патронов из Преисподней.

Как несложно догадаться, вторая версия встречалась нечасто и распространялась только противниками нового воеводы. А их имелось не много с ядром, состоящим из старых сотников, которых Андрей крепко подвинул в рамках борьбы за власть. То есть, враги были ясны. Но что с ними делать воевода не знал. Как и отец Афанасий.

Можно было бы попробовать затыкать им рот. Но Андрей полагал, что это как раз то, что они и ждут. То, к чему они этой болтовней и провоцируют. И явно расставили там ловушку, дабы дискредитировать парня.

Попустительствовать? Это тоже добра не добавит.

Арестовать по иным обвинениям, дабы закрыть или жестко прижать? Вариант. Но они не были простыми болтунами, которым можно и шапку на голове ломиком поправить. С этими начнешь чинить расправу — вой поднимут. Царю пожалуются. И как Государь отреагирует — большой вопрос.

В мирное время задача воеводы — держать полк и город в своих руках. В тишине и покое. Любыми способами. Если же воевода спровоцировал восстание или серьезные потрясения в городе, то очевидно он не справляется со своей работой. А Тула — важное направление. За него могут и наказать. Реформы реформами, но если он не справится с базовым, простейшим управлением, то о каких реформах можно говорить?

Беда.

Но что с этими персонажами делать? Ведь он сам их притеснял и настроил против себя. Так ТОГДА было проще. А он в далеком 1552–1553 годах даже и не думал о том, что столь быстро станет воеводой. А в 1554–1555 годах что-то изменять было уже поздно.

Самым простым было дать этой убежденной оппозиции денег. Простым, но и глупым. Потому что эти деньги, полученные разово, не примирят их с Андреем, а напротив — обострят ситуацию, так как пойдут на их усиление. И такой сценарий может быть разумным только в одной ситуации — дабы выиграть некоторое время перед атакой. Или усыпить бдительность неприятеля, но опять-таки — перед нападением.

Самым здравым сценарием являлось вовлечение этих людей в бизнес, дабы завязать на себя в плане перспектив материального благополучия. Но с этим дела обстояли очень печально, просто потому, что бизнеса на всех не хватало. Да и доверия между ними и Андреем не было. Поэтому быстро включить их в дело, даже при наличии оного, не имелось никакой возможности. Из-за чего они оставались надежными и верными противниками, готовыми поддержать любой «движ» против Андрея. Кто бы его не затевал…

Другая проблема нарисовалась оттуда, откуда парень ее не ожидал.

Готовясь к отправлению в прошлое, он уделил немало внимания изучению церковного вопроса. Поэтому знал парень и обрядовую часть, и идеологическую просто на зубок. А учитывая, что в XVI веке уровень подготовки их на Руси оставлял желать лучшего[1], то он оказывался едва ли не на наголову лучше многих местных священников. Здесь сказывался и острейший дефицит книг, и отсутствие внятного регулярного образования, и много других нюансов. Поэтому, сливаться с идеологическим ландшафтом он мог без проблем. Выделяясь, разве что, с поправкой на чрезвычайный уровень образования, который не утаить. Однако, оказавшись в положении де факто воскресшего князя, он решил воспользоваться этим удобным моментом для легкой коррекции местного православия. Дурачок. Дабы сместись его в более рациональную, по его мнению, сторону. Особенно в свете того, что он, волей-неволей стал одним из ярких маркеров-поводов для закипевшей церковной реформы.

Больше всего Андрея бесил один нюанс в набирающей популярной реформации католичества. Который, без всякого сомнения, оказывал очень сильное влияние и на Русь с ее местным вариантом православия. Особенно сейчас.

Речь идет о том концепте, согласно которому, спасение можно получить только верой, безотносительно к добрым делам и поступкам. Причем вытекал этот тезис из вполне обычной как для католичества, так и для православия догматики. Понятное дело, что вот так в лоб никто в православии не говорил, как и в католичестве. Но суть от этого не менялась. И слова покаяния для спасения вполне достаточно было подкрепить искренней верой, идущей от сердца. А это, как показала историческая практика, являлось прекрасной лазейкой для мерзавцев и спекулянтов всех сортов. Ведь люди из-за такого посыла воспринимали церковь как классный способ урегулировать свои юридические проблемы с Богом. Дескать, набезобразил, покаялся[2] и дальше пошел безобразить, словно с чистого листа начиная. Поэтому Андрей и старался ввести такие вещи, как «молитва делом». Именно из-за этого он и отказался каяться, когда чувствовал себя плохо, сославшись на лицемерность этого поступка.

Пытался. Старался. Но упустил важный момент — все, вообще ВСЕ его слова по религиозной части строго фиксировались и отправлялись к патриарху Сильвестру. И отец Афанасий не довольствовался обычными оговорками. Он старался очень вдумчиво и основательно разобраться с каждым вопросом. Поэтому не отстал от Андрея с покаянием. И едва ли не клещами вытянул из него долгое и развернутое объяснение.