Вершина мира. Книга первая - Евгения Прокопович

Остановились возле огромного здания с разряженным шутом у входа, похоже, охранником. Конвоир протянул угрюмому ливрейному стражнику какие-то документы, тот кивнул и нехотя отворил дверь. В здании было прохладно, а рабу в его ветхих лохмотьях, где дырка на дырке, и вовсе стало холодно.

Долго поднимались по боковой лестнице пока, наконец, не добрались до нужного этажа. Конвойный толкнул высокую стеклянную дверь, и они оказались в достаточно теплом коридоре, застеленном узкой ковровой дорожкой. Напротив двери висело огромное зеркало, раб, увидав в нем свое отражение, даже отшатнулся сначала, но потом решил, что грязное пугало, глянувшее на него с той стороны стекла очень даже ничего. Может, молодую хозяйку отвернет от такого приобретения и она его сразу перепродаст.

Конвоир постучался в дверь нужного номера, ему никто не ответил. Он полез в бумаги и сверился с номером на двери, все было верно. Конвоир пожал плечами, снял с приведенного раба казенные цепи, оставив только его ошейник, заставил сесть на пол, пристегнул кандалы к кольцу, торчащему у пола, и ушел. Раб дождался, когда на лестнице стихнут шаги, подергал кольцо — безрезультатно, оно оказалось намертво вмуровано в пол. Бежать невозможно. Раб устало закрыл глаза. Очень хотелось есть, а пить и того больше.

Он сидел и размышлял о хозяевах, которые совсем не заботятся о своем имуществе, вспоминая теперь о прошлом хозяине почти с симпатией и убеждаясь, в очередной раз — все свободные — сволочи.

В глубине коридора звякнул колокольчик, из разъехавшихся дверей вышла невысокая темноволосая девушка, та самая, которая считалась теперь его госпожой. На ее лице сияли больше глаза, не поймешь сразу какого цвета — то ли синие, то ли зеленые. Свежее личико ее не хранило никаких следов ночного празднования, только темные круги под глазами выдавали неприятное состояние похмелья. На какое-то мгновение показалось, что он ее уже где-то видел. Это было даже не воспоминание, лишь его отблеск за давностью почти истертый временем. Раб едва заметно тряхнул головой, прогоняя ненужные мысли. Он настороженно следил за ее легкой неслышной походкой, пытаясь сходу определить ее характер и свои будущие проблемы. Вот она подошла к нему вплотную и рассеяно уставилась на него, как на незваного гостя, в глазах нет ни намека на обычное хозяйское презрение, только настороженный интерес…

Возле номера меня ожидал сюрприз в виде грязного парня, одетого в тряпье, почти рассыпавшееся от грязи и времени. Возраст его я не отважилась определить точно, разрешив себе предположить, что он достаточно молод. Он сидел на полу, привалившись спиной к моим дверям. Я не могла попасть в номер, минуя его, поэтому, присев на корточки и сравнявшись с ним в росте, вполне миролюбиво поинтересовалась:

— Привет. Ты кто?

— Хороша же хозяйка, — горько усмехнулся он, не поднимая головы, и продолжил с явным ехидством, — не знающая свое имущество!

— Вот черт! — выдохнула я, моментально припомнив подробности вчерашней ночи. Я протянула руку с намерением поднять его голову и заглянуть в лицо. Он дернулся, очевидно, опасаясь непредвиденных действий с моей стороны.

— Спокойно, — как можно ласковее проговорила я, — никто не собирается тебя трогать.

— А кто ж тебя знает! — с вызовом откликнулся он.

Я вздохнула и поднялась, пропустив мимо ушей его дерзкий ответ:

— Ну что ж, пошли, собственность. Негоже под дверями разговаривать.

— Как же я пойду? — в усталом голосе слышалась насмешка, — Я же пристегнут, — он продемонстрировал руки в наручниках, пристегнутых к кольцу, вмонтированному в пол. — Чтоб не сбежал.

— А где ключ? — растеряно спросила я.

— Мне точно не оставляли, — нахальничал он, а когда я повернулась, чтобы идти к портье, тихо, но достаточно отчетливо сказал: 'Дура!'

Парень явно нарывался, а у меня в это утро с чувством юмора было туговато. Резко повернувшись, шагнула к нему, он благоразумно отодвинулся.

— Боишься? — поинтересовалась я, с любопытством разглядывая смятение, на миг отразившееся на его лице, протянула руку и выдала легкий подзатыльник, не настолько болезненный, насколько обидный, — Не шали!

Он демонстративно отвернулся к двери, а я только вздохнула, что поддалась на провокацию. Он явно добивался от меня чего-то подобного, скорее всего, чтобы доказать себе — все хозяева изначально сволочи. Не так надо было начинать, ох, не так! Но кому понравится, когда тебя обзывают 'дурой' ни за что, ни про что? Ладно, душевные терзания пока подождут. Нужно раздобыть ключ и если, как справедливо заметил парень, ему ключа не оставляли, значит нужно поинтересоваться у портье.

Направляясь к лифтам, я мысленно подводила итоги первого знакомства. Мы с ним разговариваем на одном языке, а это уже кое-что (а голос его мне понравился, немного простуженный, но это очень быстро исправляется). Значит, сможем понять друг друга и наладить контакт, это достаточно легко, при наличии некоторой сноровки, конечно. А сноровка эта самая и немалая доля изворотливости у меня имеются — сказывается опыт общения с больными. Что ж, дружок, ухмыляясь зеркалу в лифте, подумала я, мы с тобой еще поговорим, я пробьюсь через колья и шипы, которые ты для меня выставляешь, не пройдет и недели, а может и меньше, и ты у меня с руки будешь есть, в переносном, конечно, смысле. Так наше общение даже будет интереснее. Отнеся его к бесконечной череде своих пациентов, я заметно успокоилась, конечно, неприятный осадок от первой попытки еще оставался, но ничего не поделаешь, первый блин, он всегда комом.

…Снова оставшись в одиночестве, он на несколько минут застыл, уперши невидящие глаза на противоположную стену. Простенок между дверями напротив задрапирован темно-бордовым бархатом. Раб пытался собрать разбегающиеся мысли. Он сделал все, как было задумано, и первое знакомство с хозяйкой переросло в стычку.

Сделал все что, мог чтоб настроить ее против себя — нахамил, как сумел, все же не сильно переваливаясь за грани дозволенного, но в его жизни убивали и за меньшее. Когда она грозно придвинулась к нему, он со злым удовлетворением отметил — она такая же, как все, и уже приготовился понести заслуженную кару, подыгрывая ей деланным испугом. Но… но она поломала ему все планы.

В ней все было не так, неправильно — спокойный разговор, жесты, поведение — все не то, к чему он привык. Она сбила его с толку даже своим подзатыльником. Вместо того, что бы взбеситься, начать орать, топать ногами, пинать бесправное существо она просто придвинулась чуть ближе и прошлась кончиками пальцев по взлохмаченной, давно не мытой голове, даже не ударила, нет. Сделано это было не по хозяйски, а будто походя комара прихлопнула. Свела брови у переносицы, скорчив забавную гримасу, не имеющую ничего общего с настоящей злостью, пальчиком погрозила, как в семье хозяев родители грозили не в меру расшалившимся детям. 'Не шали!' — приказала, а в голосе все равно нет злости или жестокости. От этого, почему-то, стало еще обидней и себя жалко до слез, чего с ним давно не случалось, с тех пор как детство закончилось, так и не начавшись.