Тропа до звезд (СИ) - Лепехин Александр Иннокентьевич

— Mbula! — выкрикнул он, мучительно пытаясь освежить в памяти скудный словарный запас. — Vosoti au, vei au…

— Да ты не хипеши, лоцман, — откликнулась бабуля, не отрываясь от чтения. — Я и на системном волоку.

Акцент в ее речи практически не ощущался. А вот Саймон почувствовал себя дураком, уже который раз за день. Нет, за утро. Нет, вечер же! Кстати, недурно было бы подремать — когда последний раз спал, сутки тому назад, дольше? Сдерживая накатившую от этих мыслей зевоту, он подошел ближе.

— А почему сразу лоцман?

Не ворчать в любимой манере оказалось сложно, но он почти сдержался. Старушка наконец отложила планшет и повернула к нему морщинистое, улыбчивое лицо.

— А кому сюда еще сваливаться с такой кислой рожей? Ну и хлопнуло немножко — я слышу-то неплохо для своих лет. А уж два и два складывать умею.

На самом деле, акустическое сопровождение от перехода было едва слышным. Лоцманы инстинктивно контролировали баланс материи в том месте, куда шагали — и это особенно нервировало ученых, изучавших феномен. Другой вопрос, что при переносе массы, превышавшей определенный предел, свой для каждого лоцмана, подобный контроль осложнялся. Поэтому корабли все же таскали за пределами атмосферы, чтобы не возникало катастрофических перепадов давления.

— А кроме того, тут один из ваших регулярно швартуется. Вы с ним похожи. Родня, что ли?

Саймон вскинулся:

— Подождите… Какой это остров?

— Моала, вестимо, — удивилась бабуля, поправив панамку. — Ты что же, не знал, куда прыгал?

Лоцман обругал себя последними словами. Хорош гусь! А если бы в море плюхнулся? Ну ладно в море, а если в скалу, на атомарном уровне? Хотя инстинкты сработали, как надо — и, по ходу дела, довольно удачно. То-то пляж таким знакомым показался.

— Анджей Фишер, — уточнил горе-путешественник, показывая для убедительности ладонью на себя. — Мой дядя. Не подскажете, где он сейчас?

Старушка окинула его внимательным взглядом, пожевала губами.

— Вообще-то информацию о клиентах разглашать нельзя. Стандарты компании, да и по-человечески нехорошо. Но ты лоцман. И ты похож на своего дядю. А он хороший человек, — и, озвучив это парадоксальное наблюдение, смотрительница причала поколдовала над смартом. — Вот, лови карту. Там стоит метка на яхту. В гости?

— Ага, — обрадовался Саймон, чуть ли не впервые за последнее время. — Спасибо. Честно, очень помогли.

— Привет ему переда… — проворчала бабуля, но лоцман уже шагнул.

И чуть не врезался в широченную, густого шоколадного колера спину. Спина медленно обернулась и проревела:

— Ойя, Сэмми, малыш! Ты ж так угробишься!

«Малыш» сделал шаг назад, потер чуть было не расплющенный нос и честно признался:

— Ага. Что-то я сегодня лажаю.

Иясу Гэбрэ, двухметровый и широкоплечий амхарец, давний и верный любовник дяди Анджея, широко улыбнулся, сверкнув жемчугом зубов, и, сбавив тон, попенял:

— Давно к нам не забредал, паршивец. Молодец, кстати, что без приглашения. Договариваться заранее — что может сильнее испортить удовольствие от встречи? — и он крепко обнял гостя. Ребра протестующе хрустнули.

У Саймона по поводу внезапностей было свое мнение. Но озвучивать его он не стал, а вместо этого, пережив медвежьи ласки, уселся на скамью под фальшбортом.

— Плавает? — кивок на волны показал, о ком идет речь. Иясу вздохнул.

— Уже час как. Сказал, мол, видел тунца, центнера на полтора. Взял свое ружье — и нырнул. А я тут переживай.

Он уселся напротив и вздохнул еще раз. Саймон хотел было протянуть руку и похлопать гиганта по плечу, но вспомнил прикосновение отца — и сам дернулся. Гэбрэ отметил это движение.

— Тяжело было?

— Что именно? — осторожно уточнил лоцман. Амхарец хмыкнул и развел руками.

— И то, и то. Корабль тащить, людей спасать — верю, что непросто. Я в ваших лоцманских делах ни в зуб ногой, но верю. А вот твое шедевральное по краткости интервью только что выложили чуть ли не все стрим-каналы.

Саймон застонал и уткнулся лицом в ладони. Иясу хотел еще что-то сказать, но отвлекся. Он посмотрел в сторону, характерным для чтения смарт-данных расфокусированным взглядом, а потом поднялся.

— Ну все, возвращается охотничек. Наверно, добычу тащит…

Действительно, неподалеку от борта сначала показался ярко-оранжевый буй, а затем голова в маске оксигенатора. Маска раздвинулась, и на любопытствующих посмотрели холодные голубые глаза. «Совсем другие, чем у отца», — подумалось Саймону. Обладатель пронзительного взора тем временем подплыл к заднему трапу, перекинул через борт гарпунное ружье и поднялся сам.

— Кран готовь, я его таки взял, — скомандовал он амхарцу, и тот принялся поворачивать за борт стрелу подъемника. А сам Анджей Фишер шагнул вперед и, как был, мокрый и слегка продрогший, обнял племянника.

— Здравствуй, Сэм. Давно к нам не забредал.

Укороченную, а тем более ласкательную форму своего имени Саймон не любил. Но этим двум людям он простил бы, даже если бы они начали и далее ее коверкать, в меру своей фантазии. Именно потому, что не стали бы — а также потому что здесь это ощущалось не самым важным в жизни. Особенно по сравнению с уровнем принятия самого юного лоцмана как личности.

После того, как они втроем затащили на палубу тушу здоровенной рыбины с засевшим в ней гарпуном, Гэбрэ уволок добычу на небольшой камбуз — разделывать, охлаждать и готовить. По части рыбных блюд ему не имелось равных, и сам Анджей вмешиваться в кулинарные таинства даже не рисковал. Вместо этого он влез в шорты, футболку, накинул на плечи слегка линялое пончо и уселся, вытянув голенастые ноги.

— Ну, рассказывай.

— Да что там… — смутился лоцман. — Про транспорт вы, как я понял, уже в курсе.

— В курсе, — согласился Анджей и, порывшись в боковом кармане шорт, вытащил пачку сигарет. Единственная роскошь — помимо личной яхты, естественно, — которую он себе позволял. Стоил настоящий, не облегченный табак бешеных денег. Впрочем, тут его Саймон со своей любовью к односолодовым изыскам вполне себе понимал.

— А еще я в курсе, — продолжал дядя, затягиваясь, — что когда у тебя эдакое выражение лица, то значит, ты опять перессорился со всей родней и пришел ко мне искать утешения. Которого я тебе, естественно, не дам. Потому что только ты сам можешь все для себя разложить по полочкам. А я — ну, помогу. Чем смогу.

Вместо ответа Саймон скинул ему первую попавшуюся ссылку на собственное явление пред светлы очи сборища репортеров. Анджей просмотрел, затем снова затянулся.

— Судя по всему, история там длинная и непростая. Ты отучился откалывать подобные номера лет в четырнадцать, если моя память не спит с другим.

— Я ей посплю, — грозно посулились с камбуза, и старший из присутствующих Фишеров улыбнулся.

— Значит, помню верно. Давай признавайся, что тебя так проняло, что ты окрысился на невинную шуточку моего любезного братца.

Слегка сбиваясь на спорных, по собственному ощущению, моментах, молодой лоцман пересказал события последних суток. Дядя не перебивал. На камбузе стучали ножами и что-то зазывно булькало. Солнце практически село.

— А еще я так и не могу понять, — признался Саймон. Кинув окурок в глубокую пепельницу, Анджей уточнил.

— Не можешь понять что именно?

— Понять… кто я, — смог наконец сформулировать племянник. Он потер переносицу и уставился на волны, ведущие свой гипнотический танец испокон веков. Им не было ровным счетом никакого дела до лоцманов, террористов и поисков смысла жизни.

— Я занимаюсь каким-то подростковым самокопанием, — оторвав взгляд от воды, пожаловался Саймон. — То ощущаю себя частью Семьи, то вскидываюсь на любые попытки примазать к общему делу. То бросаюсь спасать корабль, падающий в колодец, то огрызаюсь на людей, обращающихся ко мне «эй, лоцман». Я не вижу своего места в мире, — признался он, осознав, что же тревожило все это время на самом деле. — Я точно знаю, чего не хочу, но не знаю, чего хочу. Да и с «не хочу» тоже все как-то мутно. А теперь еще эта история…