Снежинск – моя судьба - Борис Емельянов

Вообще, Олег Владимирович выделялся среди известных мне заводских специалистов умением мыслить нетривиально, что помогало ему находить порой очень интересные, неожиданные, решения. Особенно запомнилась его идея гидростатического прессования полусферических оснований из взрывчатых материалов, которая позволяла бы добиваться их предельной равноплотности по всему объёму. К реализации этой задумки он подошел весьма основательно, поэтому ему удалось не только спроектировать, но и изготовить необходимое для этого оборудование. Обжатие разогретой взрывчатки происходило на стальной пуансон (который формировал внутреннюю сферическую поверхность изделия) через эластичную оболочку, сжимавшую взрывчатую массу под давлением воды в смеси с глицерином. На этой технологии он первым в истории завода защитил кандидатскую диссертацию. Позднее был изготовлен более мощный гидростат для объёмного прессования, однако попытки Олега Владимировича предложить опробованный им способ для серийного производства поддержки не получили, т.к. используемая там технология, будучи более производительной, позволяла изготавливать основания без последующей доработки с допустимой разноплотностью.

Несмотря на загруженность плановыми заданиями, я продолжал заниматься теми исследованиями, которые помогали делу. Мне нравилось углубляться в новые для меня технологии и находить пути их совершенствования. Вероятно, эти мои «увлечения» не остались не замеченными: в феврале 1966 года меня назначили старшим инженером-технологом, а спустя три года – старшим инженером и одновременно заместителем начальника цеха.

В стремлении к новому мне помогала и работа в вечернем отделении МИФИ. Несмотря на трудности такого совмещения, я приобретал очень ценный опыт и на лекционном поприще, и на кафедре. В этот период надо было, как и раньше, не только постоянно пополнять свои знания, но и заниматься развитием лабораторно-методической базы. К моим заботам с пониманием относилось и руководство завода, тем более что в числе студентов были и заводчане, в том числе и А. В. Васильев, уже имевший высшее образование (он окончил в 1956 году Казанский химико-технологический институт). Будучи весьма квалифицированным специалистом-химиком, он решил постичь ещё и технологию машиностроения в вечернем отделении МИФИ, после окончании которого Васильева назначили в 1966 году главным технологом завода.

Так получилось, что моё весьма уважительное отношение к А. В. Васильеву было однажды несколько поколеблено. Я заметил, что в его поведении появились нотки неоправданной категоричности в отстаивании своего мнения, но особенно критически я стал относиться к нему после одного случая. Мы говорили о некоторых особенностях прессования брикетов, как я вдруг понял, что Альберт Васильевич полностью отождествляет такие понятия как плотность и удельный вес. Меня это удивило, и я, стараясь быть предельно корректным, пояснил, что эти характеристики имеют различное содержание, поскольку одна из них связана с массой вещества, а другая – с весом. А их одинаковое численное значение объясняется тем, что на Земле величина ускорения свободного падения, от которой зависит удельный вес, практически постоянна. Выслушав меня, Васильев заявил, что я не прав. Спорить с ним оказалось бесполезно, и на следующий день я принёс ему имевшуюся у меня книгу о международной системе единиц СИ. Васильев несколько раз прочитал указанное мною место, затем, после тяжёлой паузы, произнёс: «Я не знал, что ты такой плохой человек!» (это означало, по-видимому, что я, даже если прав, не должен был перечить начальнику). Такая «логика» меня буквально шокировала! Никогда до этого я не подозревал, что бывают люди с таким уровнем притязаний на обладание истиной. Ведь по-настоящему образованный человек всегда скромен, он лучше других понимает, что на самом деле знает далеко не всё…

Очень полезной для меня оказалась учёба на курсах повышения квалификации ИТР, которым наше министерство уделяло большое внимание. Впервые я побывал на таких занятиях весной 1965 года в Москве по теме, посвящённой механической обработке деталей с применением алмазного и твёрдосплавного инструментов. Эта командировка оформлялась за счёт завода, но, пожалуй, больше была нужна мне как преподавателю отделения МИФИ. Я привёз с курсов немало интересного. Мне удалось где-то прочитать, что использование резцов, оснащённых твёрдым сплавом ВК-2 или ВК-3М, полностью исключает искрение при обработке. Это «открытие» натолкнуло меня на идею применения такого инструмента для обточки деталей из взрывчатых материалов, что позволило бы заметно повысить и скорость резания, и стойкость резцов. По возвращении я рассказал об этом главному технологу, а затем и главному инженеру. К сожалению, они не проявили по этому поводу ни малейшего энтузиазма. Я не отступал, стараясь доказать, что переход от бронзы БрБ2 на новый материал даст значительный эффект, но поддержки так и не получил. Ничего не добившись, долго переживал свою неудачу. И всё-таки оказалось, что через много лет к этой идее вернулись. В 1980-е годы на серийном предприятии в Свердловске-45, а вскоре и на нашем заводе №2, были проведены исследования, подтвердившие возможность применения твёрдосплавных резцов с ВК-2 и ВК-3М для обработки деталей из взрывчатых материалов. Затем специалистами нашего завода и других предприятий МСМ был разработан и соответствующий отраслевой стандарт, введённый в действие в 1989 году. Узнал я об этом гораздо позже из книги «Российский Федеральный ядерный центр ВНИИТФ», вышедшей в 2005 году…

Запомнилась и командировка в октябре 1965 года в Киев – в институт сверхтвёрдых материалов (ИСМ), которым руководил в то время В. Н. Бакуль (обычно этот научно-производственный центр называли просто: институт Бакуля). Институт располагался в многоэтажном комплексе, в котором имелось большое конструкторское бюро и производственная часть с оборудованием для изготовления твёрдосплавного инструмента и синтетических алмазов. Основной моей целью было ознакомление с образцами режущих инструментов, в которых использовались такие алмазы.

Надо сказать, приняли меня почему-то не очень доброжелательно. Исключение составлял выделенный для посвящения меня в курс дела сотрудник, который охотно и с нескрываемой гордостью рассказывал об институте. Показал он мне и оборудование для синтеза алмазов, производство которых обеспечивало в то время потребности всей страны. В заключение он провёл меня в помещение, где было представлено то, что меня больше всего интересовало – области применения синтетических алмазов. Знакомясь с содержимым этого зала, я обратил внимание на довольно большой стенд с образцами самых разнообразных инструментов. Мой мозг сразу же пронзила заманчивая мысль: подобный стенд мог бы быть замечательным экспонатом для нашей кафедры! Я спросил сопровождающего, можно ли купить такой стенд, но получил ответ, что он сделан в одном экземпляре и поэтому не продаётся.

Вскоре после возвращения из Киева я зашёл к директору вечернего института И. П. Тютереву с «отчётом» о командировке. Почти сразу же в кабинете появился и его заместитель В. С. Филонич. Подробно рассказав о киевском НИИ и технологии изготовления алмазного порошка, я поделился своей мечтой и относительно понравившегося мне стенда. К моей радости, оба они сразу же поддержали эту идею и мы стали размышлять, как можно было бы «добыть» это ценное для кафедры наглядное пособие. Поскольку заполучить стенд из самого института было, вероятно, невозможно, я пошутил: «А что если нам обратиться с такой просьбой в ЦК Компартии Украины?». Сначала это было принято как что-то уж совсем невероятное, но потом мы стали всё больше склоняться к этому «сумасшедшему» варианту. В конце концов, мы так и сделали: письмо за подписью Тютерева пошло в ЦК КПУ, хотя мы не особенно верили, что из этой авантюры что-либо получится. Однако месяца через полтора вожделенный стенд прибыл! Мечта моя сбылась, и мы вместе от души порадовались за неожиданный успех. А вскоре директор получил письмо из Института сверхтвердых материалов, в котором в довольно сухих выражениях говорилось, что его обращение в ЦК КПУ было совершенно излишним, так как просьбу по стенду выполнил бы и сам Институт, без подключения столь высокой инстанции.

В эти дни я ещё больше подружился с Валерием Степановичем Филоничем, но примерно через два года он вынужден был уехать в родной для него Ленинград. Причиной послужила неудачная его женитьба на одной из студенток. Собственно говоря, не он женился, а его женили. Особенно почему-то старалась заведующая одной из лабораторий института Тамара Шубина – привлекательная во всех отношениях молодая женщина, которую все, кто был знаком с ней, очень уважали за живость ума и общительность. Помогали ей в задуманном и некоторые другие женщины, которые решили, что такой красивый молодой мужчина, как Филонич, не может далее оставаться холостяком.