Собрание сочинений. Том 1. Второе распятие Христа. Антихрист. Пьесы и рассказы (1901-1917) - Валентин Павлович Свенцицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Камни на дне ручья сухо стучали под его ногами, но он жадно вслушивался не в этот звук, а в другой, который старался различить далеко за собой. Ему казалось, что он уже слышит неровный топот ног. Он всё ускорял и ускорял бег, и чем быстрее бежал, тем яснее чувствовал, что погоня пошла по ручью, что охотники близко, что надо налечь изо всех сил, чтобы успеть скрыться в скалистых горах раньше, чем солдаты выскочат из чащи. И он изгибался как змея между нависших ветвей и как ветер летел по извилистому ручью.
Валаев теперь знал наверное не только то, что зверь пошёл по этой дороге, но и то, что расстояние между ними медленно, но сокращается, что зверь устал и что, если выдержать ещё полчаса такого бега, его можно будет взять живьём. И вздрагивая от этой радостной уверенности, крепко стиснув зубы, не замечая ничего вокруг себя, он всё больше и больше приближался к зверю.
Аркизов уже ясно слышал за собой топот ног. Но скрыться было некуда. Выход по-прежнему оставался один: успеть перебежать лощину.
Теперь он, напротив, старался не слушать глухих звуков погони: каждый удар точно подкашивал его, и ноги ослабевали. Все мысли его были сосредоточены на одном: скоро ли конец ручья? И он напряжённо усиливался мыслью сократить это расстояние, точно помогая своему телу двигаться быстрей.
Недалеко. Кусты стали реже. Ещё два изгиба, потом пересохший водопад, в котором весной так ревёт вода, что слышно за горой, – и поляна, а за ней скалы, в которых его не возьмёт никто. Но топот кажется уже совсем близко, и ноги от этих упорных глухих звуков подкашиваются и слабнут.
Валаев уже чувствовал, как выбивается из сил изнемогающий зверь. Он не знал местности, не знал, что сейчас всё должно решиться окончательно: затравят или уйдёт. Уже ясно слышны впереди короткие сухие удары. Кусты поредели. Вспрыгнули на уступы водопада. Вот среди редких деревьев мелькнула согнутая серая спина. А вот открылась и гладкая равнина.
Почти посреди неё, не разгибаясь, бежит он.
Видно узкую серую спину и тонкие, высоко вскидывающие ноги.
Валаев приложился. Целился долго. И выстрелил.
Узкая спина согнулась, ноги взметнулись в воздухе, и серый ком рухнул на землю.
Валаев, схватив ружьё наперевес, а за ним Креморенко и Мазаев бросились вперёд.
– Жив… Ранен в ногу… – задыхался Валаев. И добежав до серого комка, дрожавшего на земле, замахнулся и ударил прикладом. Что-то хрустнуло, охнуло. Снова поднялся приклад, и снова глухой удар. Креморенко и Мазаев навалились грудью, придавливали к земле. Мазаев почувствовал на руках тёплую кровь, вскочил на ноги и стал, как и Валаев, бить прикладом ружья.
Первый пришёл в себя Креморенко:
– Стойте, братцы… Не уйдёт теперь…
Валаев и Мазаев остановились.
Креморенко нагнулся, заглянул в синевшее лицо Аркизова и сказал:
– Помер…
Валаев, опустив ружьё и бледный как воск, смотрел на убитого.
– Не надо бы, – говорил Креморенко, – живым бы взять можно.
Валаев всё молчал. Грудь его судорожно вдыхала воздух. Чёрные глаза с каким-то ужасом и недоумением смотрели на лежавшего под ногами мёртвого человека. Как будто бы он ожидал увидеть голову затравленного волка или кабана, а вместо этого увидал человеческое лицо, испачканное кровью и землёй, с полузакрытыми глазами и скривившимся ртом, из которого выступила красная пена.
Только теперь Валаев понял, что пред ним несколько минут назад бежал человек. И не мог сдвинуться с места, и всё смотрел с ужасом и недоумением на убитого.
– Надо сигнал подать, – равнодушно сказал Мазаев. И, подняв ружьё, выстрелил в воздух…
Тёмною ночью
Никогда ещё дедушка Еремеич не ловил в свои вентеря такого количества рыбы.
Впрочем, и время было самое рыбное – начало мая.
Волга залила левый берег, потопила луга и леса, врезалась на десятки вёрст ериками – быстрыми, глубокими весенними речками, которые уйдут назад, когда сбудет вода, образуя узкие пересохшие овраги.
По этим ерикам весной заходит в озёра рыба: щука, лини, окуни и особенно сазаны. Сазан мечет икру на мелких местах и входит в ерик, чтобы найти широкие поляны, залитые водой.
Еремеич ещё с утра перегородил вентерями несколько ериков и на закате поехал подымать их. Лодка у него была самодельная, старая, вся в заплатах. Вёсла короткие. Сам он шершавый, обросший беспорядочными седыми волосами. На селе держался Еремеич особняком, жил бедно, перебивался кое-как рыбной ловлей. Ездил за рыбой всегда один, за это так его и прозвали «бобылём»…
Лениво шлёпая вёслами, проехал Еремеич по течению мимо рыбацкого стана, завернул за песчаный бурун и въехал в пенистый ерик.
Вода шла быстро, нагибая мягкие прутья затопленных кустов; молодые, весенние листья даже вечером казались ярко-зелёными; тёплый, душистый воздух смешивался с прохладными струями лесной сырости. Лодку гнало весело по теченью, покачивая из стороны в сторону. Еремеич сложил вёсла и только отталкивался, когда лодку прибивало к затопленному дереву.
В узком проходе, сжатом высокими крутыми берегами, где вода шла особенно быстро, торчали три длинные палки: это стоял первый вентерь.
Еремеич схватился рукой за ближайшую палку. Лодку быстро повернуло на одном месте, борт почти зачерпнул воду, но Еремеич держался крепко. Осторожно перебирая, подвёл лодку к берегу и начал подымать «крылья». Сначала одно крыло с палкой положил в лодку, потом другое. И не успел ещё взяться за третью палку, чтобы вытащить матню, как рыба уже забилась, заплескалась в воде. Он нагнулся, красными, мокрыми руками раскачал третий, самый длинный кол и стал вынимать вентерь. Вот на поверхности показались круглые бока сетки, в неё запуталось несколько мелких, белых рыбёшек «густерок», как презрительно называют их рыбаки, вот плеснулась тёмная спина линя, острая морда щуки уткнулась в разорванную сеть, и наконец Еремеич увидал главную свою добычу – крупных сазанов, как на подбор один к одному. Едва втащил он полную матню в лодку. Руки его ослабли от холодной воды и неожиданной удачи. Он путал сетку, топтал её неуклюжими сапогами и неловко протаскивал через узкое горло матни скользкую, трепетавшую рыбу.
Еремеич бросал её на дно лодки, не считая, но опытный глаз сразу делал нужный ему подсчёт. Сначала выбрал он мелкую «густеру». «Ну, эта себе на уху пойдёт…» Потом щук – «щуки икряные, рубля на два всей-то будет». Потом стал тащить мягких упругих линей… «Тоже рубля на два наберётся…» И наконец принялся за сазанов. Сазаны лежали спокойно, но при малейшем прикосновении резко бились сильными хвостами и выскальзывали из рук. Он