Собрание сочинений. Том 1. Второе распятие Христа. Антихрист. Пьесы и рассказы (1901-1917) - Валентин Павлович Свенцицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не дури! Сначала старшую отдают – потом младшую.
Златорунов вздохнул и поник головой.
– Скоро пристань, собирайся, – сказала ему Гликерия Антоновна и стала собирать со стола.
* * *
В селе Крутояр в маленьком доме псаломщика ждали Гликерию Антоновну к вечеру. Все дочери знали, зачем она поехала в город, и только не знали: сейчас она привезёт будущего мужа Лизаньки или приедет одна, а тот после.
Лизанька и следующая по старшинству сестра Настя сидели у окна и разговаривали.
Обе они совершенно не походили на мать.
У Лизаньки были мягкие золотистые волосы, тихие голубые глаза, и когда она улыбалась, лицо казалось совсем детским.
Настя, напротив, была смуглая, с яркими белыми зубами, высокая, полная, смешливая.
– Скоро твоего красавца привезут, – смеялась Настя.
– Очень мне нужен он!
– А что? Разве не надоела маменька?
– Маменька тут же останется.
– Всё с мужем лучше.
– Не хочу я, – грустно сказала Лизанька.
– А ты брось робеть-то.
– Да я не робею – а не хочу…
– Какой он будет? Чёрный, наверное. Я бы чёрного хотела. А ты?
Лизанька улыбнулась:
– Всё равно. Я и не думаю об нём вовсе. Привезут, и ладно.
– А ты думай.
– Не думается.
– Тебя выдадут – за мной очередь. У! Я долго разговаривать не стану: сама найду.
– Где найдёшь-то?
– Я уж всё обдумала.
– Ну! – удивилась Лизанька.
– Ей-богу. Летом отпрошусь в город с о. Василием и найду.
– Где же найдёшь-то?
Настя рукой махнула:
– Где хочешь найду!
– Глупости говоришь. Надо самовар ставить. Скоро маменька.
– Я сейчас, – спохватилась Настя и быстро убежала в кухню.
Лизанька высунулась в окно, посмотрела в даль улицы – не видно ли. Нет, не едут ещё. По улице только что прогнали стадо, и пыль тёмной, тяжёлой полосой колышется в воздухе. В соседнем саду яблони цветут – теперь на закате цветы кажутся тёмно-розовы ми. Скворцы поют. У о. Василия играют на фисгармонии.
Лизанька не думает о женихе, но ей грустно и страшно чего-то сегодня целый день. Она уже давно знает, что её выдадут замуж за псаломщика, которого назначат вместо отца и который должен будет кормить их семью. И она вовсе не противится этому. Раз так надо – как же быть-то? Но почему-то, когда сегодня утром купались и Настя разделась раньше её, бросилась в реку и со смехом стала брызгаться холодной водой, и Лизанька, чтобы не так было холодно, скорей сама сошла в свежую, весеннюю воду, только сверху нагретую солнцем, доплыла до Насти, но вдруг почувствовала, что хочется ей плакать, и, чтобы скрыть слёзы, быстро поплыла к берегу и, дрожа мелкою дрожью, начала одеваться.
– Ты что? – кричала Настя. – Разве холодно?
Но Лизанька не могла выговорить ни слова – притворилась, что не слышит.
И весь день так.
Увидит, как чёрно-стальные скворцы, блестя на солнце, расхаживают по молодой траве, как яблони распускаются, посмотрит на небо, на ярко-белые, пушистые облака – и плакать ей хочется, и на глазах у неё слёзы.
«Какая я глупая, – думает Лизанька, – расстраиваюсь, сама не знаю, из-за чего. Если бы не Настя – целый день ревела бы. Вот опять она бежит из кухни – с ней лучше».
Настя заглядывает ей в глаза и говорит:
– Нюни разводишь? А сейчас Зинка прибегала, на лодке ехать звала – поедем?
– Да я не знаю… Как бы маменька не приехала?..
– Куда же она денется – мимо не проедет!
– Забранится.
– А ты, как я, – как она бранится, уши затыкай!
Но в это время у крыльца послышался стук колёс. Настя высунулась в окно и крикнула:
– Приехали!
Схватила Лизаньку за руку и потащила за собой.
Гликерия Антоновна слезла с телеги. Златорунов поднял узел и пошёл за ней в дом.
В первой светлой комнате, которая была и спальной, и гостиной, и столовой, их уже дожидались Лизанька и Настя. Первая взошла Гликерия Антоновна, за ней жених, согнувшись в дверях, чтобы не задеть головой косяк.
Он остановился с узлом и белесоватыми глазами посмотрел сначала на Настю, потом на Лизаньку.
– Вот невеста, – ткнула пальцем на дочь Гликерия Антоновна, – клади узел-то.
Златорунов положил узел и протянул Лизаньке красную, потную руку. Лизанька подала ему свою, концами холодных пальцев пожала его руку и, быстро повернувшись, убежала из комнаты.
Златорунов бледно улыбнулся ей вслед широкими губами и сказал:
– Не похожа…
– Как не похожа? – подхватила Настя, готовая прыснуть.
– На маменьку не похожа! – улыбнулся он ещё шире.
Настя фыркнула и побежала вслед за сестрой.
Лизанька лежала в своей комнате, уткнувшись в подушку, и плакала, вздрагивая всем телом.
– Лизанька, что ты, голубчик ты мой! – припала к ней Настенька.
– Не хочу я, не хочу я… – глухо, сквозь слёзы, точно отбивалась от кого-то Лизанька.
Вошла Гликерия Антоновна.
– Что она?
– Плачет, – тихо сказала Настя.
– Как кончит, пусть чаем идёт поить.
И, круто повернувшись, Гликерия Антоновна особенно чётко защёлкала каблуками.
Настя обняла Лизаньку, прижалась щекой к её мягким, пушистым волосам и с удивлением почувствовала на глазах своих слёзы: она плакала в первый раз…
Шутка лейтенанта Гейера
Старая Бронка спросила Зосю:
– А ты как же? Разве не больно боишься немецкой банды, что вздумала остаться?
Зося вздохнула и ответила:
– Куда ж идти? Дети маленькие… В дому ничего нет. Пусть будет что будет…
Зося вдова. У неё двое детей – Ян и Маруся. Старшему, Яну, пятый год. Марусе только что исполнилось два.
Зося живёт плохо. Изба её, на самом краю села, самая бедная. Единственное богатство – две большие породистые коровы. Одну зовут Галей, другую – Ганей. Эти коровы достались ей по наследству от мужа. Она продаёт молоко. Кормит молоком детей. И сама ничего, кроме молока и хлеба, не ест.
Когда обозы бежавших из села жителей проходили мимо её избы, она с детьми стояла у ворот: Ян держался за юбку, а Маруся была на руках.
– Идём с нами, Зося, – позвал кто-то.
Она покачала головой.
– А что?
Зося ничего не ответила. Тот же голос крикнул:
– Смотри, съедят твоих коров немцы!
Слова эти произвели самое неожиданное действие.
Она рванулась с места. Равнодушное, безжизненное лицо перекосилось. И, таща за собой непоспевавшего Яна, она бросилась догонять возы, с которых ей послышался голос…
Шум, толкотня, скрип телег, лязг какой-то жестяной посуды и неистовый плач детей совершенно сбили её с толку. Она остановилась.
…Кто же мог сказать это?.. Столько народу! Разве узнаешь?.. И зачем она побежала? Спросить? Да разве сами-то они что-нибудь знают?.. Где это видано, чтобы чужой
