Горбун - Вероника Кузнецова

Если не знать, какими страшными мыслями он был одержим, можно было вообразить, что он обрадован нашей встрече, немного смущён от её неожиданности и подбирает ускользавшие от волнения слова.

— Почему бы вам не ответить мне по-английски? — спросил Дружинин.

— Потому что я не нахожу утро прекрасным. Извините, я спешу.

— Куда? — осведомился горбун. — Можно вас проводить? Вам нельзя ходить одной.

— Я возвращаюсь домой, — возразила я и хотела обойти переводчика, но он тоже сделал шаг в сторону и вновь оказался на моём пути.

Мне стало нехорошо от его упорного нежелания меня пропустить.

— Из-за меня? — с усмешкой поинтересовался он.

— Нет, не из-за вас. Полицейские не видели, что я ушла, и я боюсь, что возникнет какое-нибудь недоразумение.

— Ну и пусть возникнет, — беспечно сказал Дружинин. — Не надо спать.

Я почувствовала себя ещё хуже. Он откровенно признавался, что был у моего дома, следил за полицейскими и последовал за мной, когда я вышла на улицу. Было бы наивностью надеяться, что он выпустит меня из своих когтей. Ночью сторожа, наверное, расхаживали по саду, отгоняя сон и лишая убийцу возможности проникнуть в дом, а утром решили посидеть на веранде, давая отдых ногам, и незаметно для себя задремали. У отчаявшегося было преступника появилась надежда довести до конца свой план мести, столько раз срывающийся, но в это время пришёл Ларс. Горбун скрежетал зубами, предвидя, что его вновь постигнет неудача, однако в это самое время я вышла из дома, позаботившись о том, чтобы меня никто не заметил.

— Давайте пройдёмся немного, — предложил горбун, беря меня под руку и увлекая прочь от дома.

— Я не пойду, — отказывалась я и даже попробовала освободиться.

— Десять минут роли не сыграют, — убеждал горбун. — Полицейские спали почти всю ночь, пусть поспят ещё.

— Всю ночь?

— Ну да. Сначала решили дежурить посменно и меняться через каждый час, но потом дружно захрапели. Не слышали?

Я покачала головой, не зная, пошутил ли он или сказал правду. Во всяком случае, его слова подтверждали, что ночью он был около дома и не решился влезть внутрь, боясь, что может разбудить их сам или, что я проснусь и закричу. Тогда его поймают на месте преступления, и его вина будет доказана.

— Мне надо вернуться, — повторила я, упираясь. — По-моему, пришёл Ларс.

— А может, не пришёл, — проговорил безжалостный горбун.

— Точно пришёл. Кажется, я видела его около дома.

— Точно или кажется? — спросил горбун, останавливаясь.

— Кажется, точно. Надо вернуться и проверить.

— Если он, и вправду, пришёл, а что он пришёл, вы знаете так же хорошо, как и я, то возникает вопрос: зачем он пришёл? Что ему понадобилось?

Я терпеть не могла жёсткое выражение, появляющееся на его лице, когда он говорил о Ларсе. Если уж мне суждено быть убитой, то я бы предпочла, чтобы горбун улыбался той самой мягкой улыбкой, которая так долго меня обманывала.

— Как вам не стыдно! — воскликнула я. — Ведь вчера он потерял жену!

Мне удалось вырвать у него свою руку, но тотчас же она опять оказалась в капкане. Похоже, он отпустил её лишь для того, чтобы удобнее схватить.

— Почему же вы от него убежали? — спросил он. — Уверен, что, если бы не полицейские, вы бы домой не вернулись.

— Отпустите меня, — решительно потребовала я. — Что вам нужно?

Напрасно я дала волю раздражению. Мне почудилось, что в глазах его промелькнуло какое-то чувство, скорее всего это была ответная вспышка раздражения или даже ненависти.

— Мне нужно с вами поговорить, милая барышня. Не так уж часто можно застать вас одну.

Он неторопливо повёл меня прочь, и мне не оставалось ничего другого, как идти за ним. У меня дрожали ноги и очень хотелось закричать, позвать на помощь, но мешали стыд и боязнь, что меня не поймут.

Сама не знаю, как я оказалась в машине. Горбун занял место водителя и проехал несколько улиц и переулков, прежде чем заговорить.

— Наконец-то нам никто не помешает, — сказал он.

Внезапно во мне пробудился протест против моей жалкой роли жертвы. Если уж погибать, то не пресмыкаясь и не умоляя о пощаде, а гордо глядя убийце в глаза.

— В чём? — спросила я, сама удивляясь откуда-то взявшемуся спокойствию.

— Мне надо с вами поговорить.

— Говорите.

Горбун помолчал.

— Вы почти не спали ночью, — сказал он. — Читали?

— Поверните, пожалуйста, к дому, — попросила я.

Дружинин словно и не слышал.

— Надеюсь, вы читали повесть господина Якобсена? Или я напрасно её переводил?

— Можно подумать, что вы переводили её специально для меня.

— Специально для вас, — подтвердил Дружинин, чуть усмехнувшись. — Вы читали её?

Сейчас опять начнутся издевательские предложения обмена его повести на мою.

— Нет, не её.

— Жаль, — с досадой сказал горбун. — Никак мне не удаётся заставить вас учить английский. Даже таким изощрённым способом.

— Зачем мне учить английский? Чтобы поступить на совместное предприятие, которое через год прогорит?

— Вдруг вы захотите поехать в Англию? — спросил горбун.

— Может, мне заодно выучить итальянский, испанский, немецкий и французский? Буду разъезжать по всему миру.

Дружинин не улыбнулся, а наоборот, чуть ли не нахмурился.

— Я говорил только про английский язык и про Англию, — сказал он.

— А жаль. Неплохо было бы съездить на Фату-Хива.

— Вы, и правда, туда хотите или шутите? — заинтересовался горбун.

— Тур Хейердал очень интересно написал об этом острове.

Он засмеялся, как всегда не вовремя и не к месту. А может, это у меня не было повода веселиться.

— Я должен был догадаться, откуда у вас желание посетить Полинезийский архипелаг, — сказал он.

Дальне говорил преимущественно он, причём показал удивительную осведомлённость не только в путешествиях норвежского учёного, но и в путешествиях других наших современников. И память у него была превосходная. Он не отвлёк меня настолько, чтобы я забыла о том, что на машине меня везёт убийца, но всё-таки я слушала с удивительным в моём положении интересом.

— Но мы отвлеклись от темы, — прервал себя Дружинин. — Вы уже пытались читать мой перевод?

— Нет.

— А когда собираетесь попытаться?

Мне была противна игра, которую он с наслаждением вёл.

— Когда для этого появится возможность, — ответила я, имея в виду возврат тетради.

— Ну, раз вы не читали повесть господина Якобсена, значит, вы писали свою, — говорил горбун.

— Нет.

Я чувствовала себя очень неловко, неприятно, мучительно.