Срочно требуется царь - Светлана Багдерина

Девушка послушно разжала руки, но вместо того, чтобы повиснуть на шее у своего спасителя и ждать перемещения в безопасное место, впилась сверлящим взглядом в глаза чудовища и резко выбросила вперед ладони.

— Стой!!!

И могучий зверь, властелин леса, равному по силе которому теперь не было, замер по ее команде, как вкопанный, а потом тихо опустился на четвереньки, растерянно потоптался, отрывисто бормоча что-то неразборчивое и жалобное, улегся на мостовую, прикрыл глаза, и затих.

Не обращая внимания на пододспевших с оружием людей, на выкрики и ахи из окон, Находка опустилась на лед подле огромной мохнатой головы зверя, обняла ее руками, припала лбом к его лбу, и заговорила, зашептала что-то плавно-певучее на своем, октябрьском наречии.

Из всего переливчато журчащего потока ласковых, успокаивающих, обволакивающих, убаюкивающих незнакомых слов Сенька уловила и поняла только одно, повторявшееся почти постоянно.

Гондыр.

— Гондыр?.. — недоверчиво повторила она шепотом.

Но Иван и Кондрат, стоявшие в ней ближе всех, услышали.

— Это он — гондыр? — с каждой секундой понимающий всё меньше и меньше Кондрат нахмурился, и кивнул в сторону неподвижной бурой горы, с которой обнималась октябришна и к которой прильнул, как к родной, Малахай. — Его так звать?

— Нет. То есть, да. В смысле, нет, — доходчиво объяснила царевна. — Короче, когда мы были в стране Октября… как раз на следующий день, когда мы встретили вас в лесу блудней и отправили на поиск Ивана…

Через несколько минут короткая история с размолвкой убыр и гондыра была рассказана, а местами даже показана в лицах.

Гвардейцы переглянулись.

— А у нас он что делает? — выразил всеобщее недоумение Прохор.

— Проснется — спросим, — пожала плечами Серафима.

А, между тем, чердаки, мансарды, балконы, окна и дверные проемы стали постепенно пустеть: видя, что прямая угроза как будто миновала, на старые позиции неспешно и осторожно стали возвращаться зрители.

И не только.

Груда обломков в центре площади зашевелилась, зашушрала и, выпутываясь из обрывков декораций и строительного мусора, на свет белый показался граф.

Он обозрел театр почти военных действий мутными, слегка расфокусированными очами, и взгляд его остановился на неподвижно растянувшемся кабане, прикорнувшем рядом медведе, обнимающей его девушке, и группе ее поддержки[188].

— Свинью… убили?.. — хриплым то ли от продожительного неиспользования, то ли от не менее продолжительного ора голосом каркнул Брендель и тут же закашлялся.

— Убили, — неохотно повернулся к нему Кондрат.

— А… вторую скотину?

— Это не скотина! Это медведь! — не задумавшись ни на мгновение, рявкнул Кондрат.

— Ты на кого голос повысил, смерд!!! В кандалах сгною!!! В тюрьме!!!

— Ваша светлость… — начал было Макар, но граф не дал ему договорить.

— А вы чего раззявились?! Добейте его! Живо! Пока я вас!..

Из тона графа было непонятно, кого конкретно он требовал добить, но не исключено, что медведь временно отошел на втрой план.

— Послушай, ты…светлость… — Кондрат, которого, несмотря на плохо прикрытое желание Бренделя никто не спешил добивать, недобро прищурился, сжал кулаки и двинулся к обломкам. — А ты кто вообще такой, чтобы нами командовать?!

— Кондраш, потерпи, успокойся… — протянул к нему руку Фома, но было поздно.

Его друг разозлился не меньше самого графа, и ни терпеть, ни тем более успокаиваться теперь не собирался.

— Кондрат, постой, я сейчас всё улажу! — припустил за ним и Иванушка, но гвардеец только отмахнулся:

— Кабана я завалил, медведь меня не тронул, а уж с кротом-то как-нибудь справлюсь.

Иванова гвардия, выбравшиеся вновь на площадь зеваки, вынырнувшие из убежищ министры, опасливо вылезающая из укрытий и обломков знать — все, как ручейки в котловину, стевались к помосту, чуя неотвратимо приближающуюся кульминацию событий.

— Что?!.. — взвился Брендель. — Как ты сказал, подонок?! Кто я?.. Крот?!.. Да будь я — нея, если ты у меня на всю жизнь не запомнишь, что твой царь…

— Кошкин хвост ты, а не царь[189]! — Кондрат, набычившись, пер на графа без малейшего представления о том, что будет делать, когда, наконец, дойдет, но с целеустремленностью десятка суперкабанов.

— Ах так?!..

Его рассвирепевшая светлость рванулась было вперед, чтобы своими руками если не задушить наглеца, то поотрывать у него все пуговицы[190], но вдруг нога графа за что-то зацепилась, и он повалился носом об лед под дружный одобрительный смех густеющей на глазах аудитории.

— Ах, так?!?!?!..

Взбешенный Брендель вскочил на ноги, сыпля проклятиями, которые приличному царю и знать не полагалось, яростно пнул уронившее его монаршье тело препятствие, и из-под расколотой доски на голый булыжник вылетело нечто, напоминающее небольшой ящик.

Из которого на лед с пением вынимаемого из ножен меча выкатилась стальная корона.

— Я вам не царь? — ликующе оскалился граф, метнулся за ней, и подхватил неспешно удаляющийся артефакт дрожащими от нетерпения и возбуждения руками. — Глядите!!! Глядите все!!! Пусть каждая свинья знает, кто теперь в стране хозяин!!! Я!!! Я — царь! А вы — мои слуги! Лакеи! Рабы! И моя воля в этой занюханной дыре — закон!!!..

Торжествующе хохоча, Брендель поднял над своей головою обеими руками царский венец — чтобы все видели — и неспеша, упиваясь долгожданным моментом и пьянея от осознания собственного величия и всемогущества, опустил себе на голову.

И пропал.

Пустая корона, без царя в ней, с тяжелым звоном упала на камни, поплясала несколько кругов, спохватилась, что несолидно, и остановилась.

Толпа ахнула, отшатнулась, и тут же качнулась вперед, чтобы разглядеть своими неверящими уже ничему глазами, видят ли они и в самом деле то, что видят?

Не менее потрясенный Кондрат, а за ним по пятам Иван, Сенька, Макар и вся остальная гвардия кинулись к месту невероятного явления, добежали до бесхозного артефакта, и застыли на месте.

Ибо в середине короны, как в клетке, ползал-тыкался в холодную сталь подслеповатой мордой большой белый крот.

— Так вот какого цвета бывают кроты, пока не запачкаются… — удивленно покачал головой Фома.

— Откуда тут… И где тогда… — слабо начал было Иванушка, и смолк.

Озарение ударило его и остальных свидетелей дива как полмешка кротов.

— Брендель?..

— Это — Брендель?..

— Где — Брендель?..

— Да вон же!..

— КРОТ?!..

— Он превратился?..

— Он действительно превратился?..

— Чудеса-а-а…

— Не может быть!..

— Но почему?!..

— Что случилось?..

— Он же выполнил все условия клятвы!..

— Он же подписывал ее собственноручно!..

— Он же…

— Нет.

— Что?.. — не сразу дошло до Ивана. — Чего нет?

— Я говорю, он не подписывал ее собственноручно, — тихо проговорил Кондрат, не сводя взгляда с беспрестанно и безуспешно пытающегося избавиться от предела своих мечтаний, превратившегося в предел его вселенной, крота.

— То есть как — не подписывал?.. — непонимающе нахмурилась Серафима. — Мы все при этом присутствовали, я, Иван, бароны, их музыканты, знаменосцы… да полстраны там было!.. И… Ты!.. Ты ведь там тоже был, и стоял рядом с ним…

— Да, — сконфуженно втянул голову в плечи гвардеец. — Он ведь тогда с лестницы упал, помните? И сказал мне, что у него рука болит, и что он перо держать не может…

— И он попросил, чтобы вместо него клятву подписал ты?!

— Н-ну да… — виновато втянул голову в плечи Кондрат, и тут же вскинулся и принялся оправдываться:

— Ну, и что тут такого? Я же его имя вписал, как он попросил, не чье-нибудь!..

— Кондрат?.. — легкая рука легла ему на плечо, и солдат обернулся.

— Находка?..

— Кондрат, в магии ведь всё равно, чье имя написано. Важно, чьей рукой. А ты не знал разве?

— Я?.. Да откуда?!..

— Так что же это получается, люди добрые?! — ошеломленно обвел веселым взором вставшую за их спинами нетерпеливым монолитом толпу Макар. — Что граф тут — не пришей кобыле хвост, а четвертым претендентом на корону всё это время наш Кондрат был?!

— Но он же только руку приложил, а заданий-то, как бароны, не выполнял! — протиснулся сквозь передний ряд Коротча.

К нему, пыхтя и работая локтями и коленками, присоединились Воробейник, Комяк, Медьведка и весь почтенный кабинет министров до человека.

— Вот, вопросов он, к примеру, не отгадывал, — попробовал возразить канцлеру Щеглик.

— На три вопроса ответи, второе место! — гордо сообщил всем окружающим Фома[191].

Комяк задумался, вспоминая следующее задание:

— Кабана свинского не…

— А кто же еще его уложил, как не он? — хитро подмигнул Прохор.

— Развлечения… — неуверенно оглядел коллег Воробейник.